Блэквуду не нравилось, когда ему диктовали, что надо делать. Но он не стал спорить, опасаясь, как бы его дело не сорвалось. Когда он парковал машину во дворе, из дому вышел Брудер. Он сделал жест рукой, приглашая Блэквуда войти, и только у камина, стоя совсем рядом с Брудером, Блэквуд увидел, как тот сдал. Он еще больше похудел, и было ясно, что долго стоять он не может и что его терзают боли в костях и сосудах. Бороду он сбрил, обнажив впалые, как провалы, щеки. Он опустился в кресло-качалку у огня — безобразно растопырив колени и локти, и закачался, глядя на тлеющий пепел и струйку дыма, поднимавшуюся от черных прогоревших бревен. Темный шрам у него на виске заметно подрагивал.

— Может быть, подбросить дров? — предложил Блэквуд.

— Да, было бы очень любезно.

После этого Блэквуд разместился в кресле-качалке напротив, и на плетеном ковре их ноги почти соприкоснулись. Яркое мартовское солнце светило прямо в окна, низкий прилив казался отдаленным и мирным, как человек, спавший в соседней комнате.

— Я успел переброситься парой слов с Зиглиндой. Она мне кое-что рассказала… — начал Блэквуд, чтобы проверить, не дрогнет ли лицо Брудера, но на его лице не шевельнулся даже мускул. — Мистер Брудер, как вы? Принести чего-нибудь?

Рука Брудера потянулась к горлу, потрогала коралл. Миг за мигом утекал спокойный весенний день, Брудер неторопливо поглаживал подвеску, а Блэквуд повторял себе, что нужно набраться терпения и ждать своей возможности.

— Я так понял, — заговорил наконец Брудер, — что вы связались с этими дельцами из банка — доктором Фрименом и его шайкой.

— Это миссис Ней сказала?

— Вы, я так думаю, понимаете, что ребята эти неприятные. Они думают только о себе и таких, как они. Вы вот не такой, да и не станете таким никогда.

— А вам не кажется, что вы слишком критически настроены, мистер Брудер?

— Вот вы знаете, что не далее как вчера доктор Фримен прислал телеграмму с расспросами о Пасадене? Пишет — комиссия готова встретиться со мной хоть сейчас.

— Но она же моя! — отрубил Блэквуд.

— Нет, не ваша, мистер Блэквуд, — возразил Брудер и посмотрел на книжную полку, где валялась скомканная телеграмма.

— Я первый сюда приехал!

— Не горячитесь, мистер Блэквуд. Я пока не ответил Фримену…

Брудер вдруг замолчал и этим испугал Блэквуда. Ему что, нездоровится? Непонятно было — то ли Брудер поддался болезни, то ли просто сильно устал.

— Миссис Ней говорит… — начал было Блэквуд.

— Я и так знаю все, что она вам сказала. Мы же друзья, не забывайте. А вообще-то зачем вы приехали ко мне, мистер Блэквуд?

— Вы же сами меня приглашали.

— Верно, приглашал. Но у вас серьезный интерес или вы просто так, меня от дел отрывать?

Блэквуд уверил Брудера в искренности своих намерений, и Брудер сказал:

— Вот поэтому-то я с вами и говорю. Не буду я вести дела с такими людьми.

— С какими?

— Послушайте, мистер Блэквуд! Вы понимаете Пасадену не хуже моего.

Разговор складывался так непривычно, что Блэквуд никак не мог понять, движется он вперед или нет. Но даже в такой ситуации он не оставлял попыток стать хозяином положения.

— Как вы знаете, мистер Брудер, — сказал Блэквуд с глубоким вздохом, — ваше ранчо уже много месяцев как выставлено на рынок. Чем дольше оно не продается, тем менее привлекательным становится. Теперь я знаю историю этого ранчо, знаю обо всем, что здесь происходило, и приехал, чтобы договориться о сходной цене.

— Вы знаете историю ранчо? Все знаете, что здесь происходило?

— Миссис Ней многое мне рассказала. А вы сами дорассказали остальное.

— И вы так уверены, что знаете все?

Блэквуд заколебался, устыдившись собственной самонадеянности.

— Вы, мистер Блэквуд, сказали, что приехали скинуть цену?

— Ну да, сойдемся же мы на том, что устроит обоих.

— Что значит — устроит обоих? Разве у одного из нас власти не больше, чем у другого? Разве не всегда так бывает?

Но Блэквуд гнул свою линию:

— Кто-нибудь, может, скажет, что этот участок так себе. Тут много, что называется, нежелательного. Мертвая апельсиновая роща. Мавзолей, где лежит целая семья. Да и вы тоже…

— Тоже что, мистер Блэквуд?

— …скажем, человек с определенным прошлым. Такое отпугнет более робких.

Блэквуд ожидал, что лицо Брудера нальется яростью, но этого не произошло. Блэквуд продолжил:

— У дома и участка непростое прошлое. Многие потенциальные покупатели отвернутся от него, мистер Брудер.

— Непростое, по-вашему?

— Правду сказать, да. Такой быстрый упадок — меньше чем за поколение — это неприятный сюрприз для возможного инвестора.

— Что вы хотите сказать, мистер Блэквуд?

— Меньше чем двадцать лет назад это было одно из лучших мест Пасадены. А теперь? Оглянитесь вокруг! Все, кто жил здесь, умерли и покоятся в мавзолее.

— А вот и не все. Вы же сейчас говорили с Зиглиндой. Она, по-моему, очень даже живая.

Блэквуд представил себе эту девушку: внешне она очень походила на Линду в описании миссис Ней, а вот отцовской крови в ней почти не чувствовалось. Блэквуд сказал:

— Кроме Зиглинды, в семье больше никого не осталось. Людям не нравится, когда за их владением тянется такая дурная слава.

— Мы оба знаем, что вы правы, мистер Блэквуд.

Уступчивость Брудера поразила Блэквуда настолько, что он ответил раньше, чем понял, что говорит:

— И еще одно, мистер Брудер. Очень странно, что хозяин Пасадены вы, а не мисс Зиглинда. Это еще один, и немаловажный, между прочим, факт не в пользу этого участка.

Брудер молчал; безмолвствовало все, кроме океана. Наконец он заговорил:

— Мистер Блэквуд… Помните, я рассказывал вам о березовом лесе? Не осталось ли чего-нибудь у вас в памяти?

— Конечно помню. Все помню, до последней мелочи. Но кое-чего в этой истории все же не хватает.

— Не хватает?

— Не хватает, да, мистер Брудер.

— Ваша настырность меня удивляет. Я сказал вам правду.

— Правду, но не всю.

На губах Брудера мелькнула тонкая улыбка, и он сказал:

— Я понял. Вы лучше умеете слушать, чем мне показалось.

Блэквуд увидел в гримасе Брудера одобрение.

— Вы никогда не рассказывали мне, почему после леса поехали за Дитером. Вы никогда не рассказывали, почему сначала очутились в «Гнездовье кондора». Ничто не предвещало вашей встречи с Линдой Стемп.

Грудь Брудера медленно поднималась и опускалась, пальцы трогали бритый подбородок. Он коротко застонал, точно от боли.

— И миссис Ней тоже никогда об этом не говорила, — сказал Блэквуд.

— Черри не знает.

— А я думал, она знает все.

— Почти. Очень давно я еще кое-что пообещал. Пообещал держаться правды. Впрочем, это обещание сейчас уже ничего не стоит…

Брудер медленно поднялся и сделал Блэквуду знак следовать за ним. Они прошли в дверной проем, прикрытый простыней на веревке. Брудер отодвинул ее, и они оказались в узкой комнате по обратную сторону камина. Там было маленькое окно, задернутое мешковиной, керосиновая лампа лила тусклый свет, а на койке свернулся, как кошка, крошечный, седой как лунь старик. Он спал, во сне борода его мерно колыхалась, веки у него были толстые, как оконные ставни, а в руке он сжимал луковицу.

— Это кто, Дитер? — спросил Блэквуд.

Брудер кивнул.

— Но ему же лет сто!

— Около того.

— Я и не знал, что он жив.

— А вам кто-нибудь говорил, что он умер?

— И сколько лет он вот так лежит?

— Двадцать или двадцать пять.

— Кто за ним смотрит?

— Больше всего Зиглинда, ну и Пэл тоже.

Брудер опустил простыню и вернулся в кресло-качалку. Блэквуд пошел за ним, но приостановился у окна, чтобы посмотреть, как пеликан замирает над водами океана и стремительно ныряет вглубь, за своей добычей. Пять рядов волн мчались к берегу, по одному из них летела доска для серфинга, а за волнами болтались буйки, поднималась из глубины акула, бесконечно расстилалась синяя гладь океана.