— Скорее, кого-то, тетушка, вернее, не потерял, а ищу. Я, знаете ли, не привык оставаться на ночь один, — ни мало не задумавшись, ответил герцог. — Кстати, мне кажется, вы тоже кого-то пытаетесь найти?

— Не «кого-нибудь», племянник, отнюдь не «кого-нибудь на ночь», — презрительно фыркнула Агнеса. — А самого красивого мужчину в этом зале.

Герцог надулся. Он искренне считал, что красивого мужчину здесь зовут Анри де Лоррен.

— Да уж, нетрудно выбирать, если ты принцесса, — язвительно заметил молодой человек. — Кто откажет Аньес де Релинген?

— То же самое можно сказать и об Анри де Лоррене.

Молодые люди одновременно вздохнули, вспомнив об утренней встрече и с тоской повернулись друг к другу. Предстояло пройти еще два круга.

— Откуда это у вас? — Агнеса неожиданно заметила затейливую брошь на белом шелке.

«Узнала, гадина!» — с досадой подумал герцог. Теперь, после того, что он наговорил тетушке, она скорее всего отошлет девчонку в монастырь, прежде чем дядюшка хоть слово скажет. Так что… надо выкручиваться.

— А… это… нашел, — стараясь быть небрежным, проговорил герцог.

— Нашли? — тон Агнесы был холоден. — Забавно… И где же? Знаете, Гиз, дело в том, что это моя брошь. И я подарила ее одному офицеру… сегодня утром… Как любовный залог.

Герцог молчал, силясь понять, почему он дурак.

— Что ж… Если этот болван умудрился потерять мой подарок, значит, он вовсе им не дорожил. Ему же хуже! — в тоне дамы явственно читалась досада, и Генрих де Гиз даже не подумал о том, что случилось бы с ним, вздумай он действительно потерять подарок принцессы.

«Дурак!» — повторил он про себя, заново разглядывая партнершу. В гневе она была чудо как хороша. Румянец проступил сквозь белила, глаза сверкают, то ли от ярости, то ли от слез. Подбородок вздернут. Золотистый локон выбился из прически и небрежно струится по виску.

«Идиот! Она! Назвала меня самым красивым… А я!..» — герцог решительно вздохнул.

— Это был я, — голос Гиза прозвучал тихо, так тихо, что его едва можно было услышать.

Сказал и остановился. Агнеса сделала еще один шаг и неминуемо упала бы, не подхвати ее герцог. Принцесса вырвала руку. Встала напротив.

— Вы надо мной издеваетесь! — резко произнесла дама, притопнув ногой.

«Правильно, заслужил…» — герцог был в замешательстве. Сказать правду значило… Господи! Да кто простит такое. Не узнал!

За переживаниями молодые люди не заметили, как в зале стало тихо. Вторая пара остановилась буквально в дюйме от шлейфа Агнесы. Столь резкий маневр привел к тому, что следующие танцоры со всего размаху ткнулись в остановившуюся пару. А потом еще одна пара… и еще… Кто-то упал. Кавалер бросился было поднимать красотку, однако усилия его были тщетны до тех пор, пока шевалье не понял, что дама потеряла туфельку. А каким образом вернуть беглянку на место, не нарушая приличий, никто и представить себе не мог. К несчастью вторая туфелька упорно не желала расставаться с ножкой, так что оставалось одно — хромать. Музыканты замолчали. И танцоры из первой пары вдруг поняли, что слышат каждое слово принцессы и герцога. К своему ужасу они оказались просто прижаты к ссорящимся родственникам и могли только молить всех святых, чтобы их не заметили. В конце концов принцы были настолько увлечены разговором, что вполне могли не обратить внимания на полторы сотни гостей вокруг. На то они и принцы.

— Ради Бога, Аньес, у меня и в мыслях не было… — герцог почувствовал, как в носу защипало. Не хватало еще им обоим расплакаться.

— Ну, что вы молчите?! — Агнеса шмыгнула носом. Герцог говорил что-то, но дама считала, что явно недостаточно.

«Ужасно!» — думал Гиз.

— Я… я просто вас не узнал… я случайно… — речь Анри де Лоррена абсолютно не походила на его обычную манеру разговора.

Агнеса перестала страдать и задумалась. На минуту… Рассердиться? Но ведь и она не узнала герцога!

— Хорошо хоть я догадалась что-то вам оставить, Анри! — гордо промолвила принцесса, решив, что последнее слово должно остаться за ней.

Гиз благоразумно решил не напоминать даме, какона опознала утреннего кавалера.

— А ведь я просила дядю мне помочь, — голос Агнесы окреп и она протянула герцогу руку.

— Я тоже, — с готовностью ляпнул молодой человек, радостно подхватывая даму за руку. Ляпнул и прикусил язык. Неизвестно, как Аньес к такому отнесется.

Лицо принцессы озарилось счастливой улыбкой.

— И ничего мне не сказал, старый пройдоха, — с чувством отозвалась дама. — Идемте, Анри! Я все скажу ему! Все, что о нем думаю!

Дама дернула кавалера за руку с явным намерением направиться прямо к епископу. Герцог, окрыленный мыслью о том, что во-первых — он по уши влюблен в свою тетушку, а во-вторых — твердо знает, где проведет эту ночь, абсолютно не препятствовал даме.

Однако этому маневру не суждено было осуществиться. Лодвейк зорко наблюдал за юными родственниками и догадавшись, что они не только узнали друг друга, но и весьма довольны этим, подал знак играть. Музыканты начали павану сначала.

Кавалеры отвесили положенные поклоны, дамы подхватили шлейфы. Танцоры предпочли не думать о том, свидетелями чего стали. В конце концов принцы бранятся, а у них, простых придворных, одни неприятности. Принцы-то помирятся, а они, бедняги, крайними останутся. Так что лучше порадоваться за их высочеств. И вообще поменьше об этом думать.

Однако, «думать поменьше» не получалось.

Головокружительный роман красавца и чудовища привел в волнение и Три епископства, и Лотарингию, и Релинген, и Францию. Поговаривали о возможной помолвке и свадьбе. Предполагаемый союз юного честолюбца с релингенской щукой не на шутку всполошил Екатерину Медичи. Королеве-матери не раз доносили, как часто герцог де Гиз уверял, будто завоюет себе королевство, и ее величество со страхом спрашивала себя, чье королевство будущие супруги собираются завоевывать? Выбор был невелик. Конечно, королева-мать была бы счастлива, если бы алчность двух честолюбцев заставила их замахнуться на Англию или Испанию, но подобные надежды были нелепы. Оставалось одно — не допустить опасного союза и тем самым спасти Францию от хищников.

Как всегда в подобных случаях, Екатерина решила действовать через женщин. По мнению королевы, особа, которая отвратила бы герцога от Агнесы Релинген, должна была быть молодой, красивой и очень знатной, дабы ни в чем не уступать внучке императора. Оглядев две сотни своих фрейлин, Екатерина осталась недовольна. Лишь одна женщина при дворе могла справиться с поручением — собственная дочь королевы, юная Марго, однако ее величество справедливо полагала, что это средство может оказаться слишком сильным и слишком опасным. К сожалению, другого способа спасти наследие сыновей королева-мать не видела, поэтому поручила дочери написать герцогу парочку нежных писем с маловразумительными обещаниями почестей и вполне недвусмысленными обещаниями любовного блаженства. Письма Марго пришлись весьма кстати, и Генрих де Гиз с радостью покинул Агнесу и Мец.

Удостоившись за два месяца шести свиданий с принцессой, юноша пребывал в состоянии постоянного раздражения. Невинные прогулки под луной, чтение стихов, выпрашивание ленточек и платочков Агнесы вовсе не казались юноше достойным занятием для победителя. Молодой человек не мог понять, что означает подобное кривлянье и все чаще думал, что принцесса над ним издевается. В конце концов, государыня могла позволить себе любой каприз, а вдова, за какой-то месяц загнавшая своими ласками супруга в гроб, не имела права строить из себя недотрогу.

А принцесса Релинген? Неожиданно появились слухи о том, что его католическое величество вновь вспомнил о своей невестке. Три епископства, Релинген и открытый путь к Парижу были неплохим приданным для будущей королевы Испании. Однако если герцог де Гиз был доволен поворотом в своей судьбе, сказать то же самое об Агнесе не рискнул бы никто. Да и как можно сравнивать юную красотку и в третий раз овдовевшего короля?