Александр задумался.

— А хочешь, король заставит Гиза на тебе жениться? — вдохновенно предложил паж.

Фрейлина замотала головой.

— Он мне с Марго изменять будет…

— Тоже верно, — согласился Александр. — Тогда давай просто сорвем ему свадьбу.

— Но как?! — Жийона всплеснула руками. — Хотя… я вспомнила! Гиз все время говорит, что когда станет мужем мадам Маргариты, то как зять короля добьется от его величества должности наместника королевства вместо герцога Анжуйского…

«Ничего себе аппетит!» — промелькнуло в голове шевалье де Бретея. «Этого мадам Екатерина ему точно не простит!» Однако вслух сказал иное.

— Но, Жийона, кто же в это поверит?!

— Я могу достать их письма! — с жаром принялась настаивать фрейлина. — Мадам Маргарита писала Гизу обо всем, что выведывала у короля, а Гиз клялся сделать ее почти королевой. Как ты думаешь, ведь мадам Екатерине это не понравится?

— Ей не понравится, если мы сунемся в это дело, — живо возразил Александр, вовремя вспомнив предупреждение королевы-матери о тайне. — Знаешь, ее величество очень дорожит союзом с Лорренами. Она скорее сожжет эти письма, а нас с тобой в Бастилию отправит, лишь бы только с Гизами не ссориться. А король — король герцога терпеть не может. Вот ему письма и отдадим.

Жийона де Ториньи поежилась.

— Я короля боюсь, — доверчиво сообщила девушка. — Может, ты сам с ним переговоришь? Он тебя любит…

— Ну, хорошо, — великодушно согласился паж. — Давай письма.

Фрейлина просияла, чмокнула Александра в щеку и мгновенно скрылась за портьерой. Александр пожал плечами.

— Вот, — Жийона протянула юноше толстый пакет. — Здесь все письма Гиза и даже черновики писем Марго. Как ты думаешь, Александр, — смущенно вопросила фрейлина, когда паж деловито просмотрел бумаги, — Гиз тебя точно убьет?

— Наверное, — вздохнул Александр, с тоской осознав, что жизнь не так ужасна, как кажется. — Да ты не бойся — я тебя не выдам.

— Я не об этом, — еще больше смутилась фрейлина, и юный шевалье в очередной раз не поверил своим глазам. Чтобы Жийона де Ториньи, любимая фрейлина Марго умела краснеть? — Ты спас мне жизнь, а сам… — Жийона не знала, куда деваться от смущения. — Я же должна тебя отблагодарить… как женщина…

Александр молчал, не зная, смеяться ему или плакать. Жийона нервно крутила перстень с печаткой, не смея поднять глаз. Вот ведь дура, — с неожиданным умилением подумал паж. Как будто ему делать нечего!

— Ты мне, конечно, нравишься, Жийона, — с непривычной мягкостью произнес шевалье, — но ты мне ничего не должна. Я спас тебе жизнь, ты помогла мне наказать Гиза — мы квиты. Представляешь, какое лицо будет у его светлости, когда я скажу ему, что это явыкрал письма? Да он меня до гроба не забудет!

Александр рассмеялся, но почти сразу же оборвал смех, боясь расплакаться. Поручение было выполнено. Гиз будет наказан. Вот только жить ему оставалось всего ничего…

Герцог Анжуйский был прав. Мадам Екатерина была права. Влюбленная Марго беззастенчиво выбалтывала Гизу государственные секреты, нимало не заботясь о последствиях своей откровенности. Планы военных компаний против протестантов, намерения короля Карла касательно Гизов, переговоры с Испанией и мятежными Нидерландами, взаимные клятвы любовников возвысить друг друга превыше всех во Франции занимали в письмах даже больше места, чем обычная для Марго любовная белиберда. Королева-мать вздыхала, но сердиться на дочь не могла. Однако излишняя откровенность короля не на шутку разгневала Екатерину, и ее величество не поленилась зачитать сыну избранные места из писем Маргариты и Гиза.

Последствия прозрения короля оказались столь грандиозными, что даже Екатерина испугалась. Перво-наперво разъяренный Карл схватил хлыст, дабы проучить болтливую сестру тем способом, каким привык усмирять течных сук. Королева-мать с трудом вырвала обезумившую от боли Марго из рук сына, а потом еще целый час приводила рыдавшую дочь в пристойный вид. Однако второе деяние коронованного безумца заставило Екатерину и вовсе схватиться за голову. Нет, согласие Карла выдать любимую сестричку замуж за принца Беарнского несказанно порадовало королеву, но когда его величество объявил, что накажет герцога де Гиза за излишнюю самоуверенность и наказанием станет смерть, медичиянка ужаснулась. Вся политика старой королевы заключалась в балансировании между двумя враждебными лагерями, и Екатерина ни за что не согласилась бы слишком усилить или ослабить один из лагерей. Война же с Лорренами и вовсе не входила в планы итальянки. Воспоминания о полководческом таланте покойного Франсуа де Гиза, размышления о проповедческом неистовстве кардинала Лотарингского, мысли о многочисленных дядьях, кузенах и прочих родственниках Генриха де Гиза, а также о тех армиях, которыми эти родственники командовали, больше, чем мольбы дочери убеждали королеву-мать спасти жизнь юного герцога.

После некоторых раздумий Екатерина нашла способ избежать ненужных осложнений. В переданном через графа де Лош приказе герцогу де Гизу было предписано срочно жениться на Екатерине Клевской, дочери герцога де Невера, вдове принца Порсиан и двоюродной сестре принца Беарнского.

Имя будущей жены герцога было выбрано Екатериной весьма хитро. Хотя предложенное Гизу супружество и не было мезальянсом, оно не приносило младшему Лоррену ни славы, ни выгоды. Дочь мелкого немецкого князя и вдова протестантского принца Екатерина де Клев могла похвастаться лишь миловидным лицом, да тесным знакомством с постелью Генриха, однако не на шутку перепуганный гневом короля Гиз безропотно подчинился приказу королевы-матери и свершил брак с такой скоростью, которую даже мелкопоместные дворянчики сочли бы для себя унизительной.

Увидев, с какой робостью Генрих де Гиз просит у короля разрешение представить ко двору молодую жену, шевалье Александр почувствовал себя отмщенным. Даже то обстоятельство, что герцог довольно легко отделался от неприятностей, не расстраивало пажа. Гиз познал страх, склонился перед чужой волей — о большем мальчишка не смел даже мечтать.

Его величество Карл IX был так доволен поражением лотарингского родственника, что даже позволил себе проявить к поверженному великодушие. Богатые подарки молодоженам, придворные балы и представления, праздничные охоты и карусель — молодой король не скупился на выражение радости. Заботами его величества придворным целую неделю предстояло выделывать всевозможные па, а музыкантам — надрываться от желания им угодить. Если бы не бдительность Екатерины король мог бы подарить новобрачному какое-нибудь доходное аббатство или же полк, но даже вмешательство королевы-матери не способно было удержать ее сына от бесконечных подтруниваний над герцогом, многозначительных намеков, двусмысленных похвал мадам де Гиз и длинных рассуждений о браке сестрички Марго.

В общем, если не считать новобрачного, герцогский брак удовлетворил всех. Екатерину де Клев, которая, наконец, смогла избавиться от траурных одежд. Марго, полагавшую, будто она отстояла возлюбленного. Королеву-мать, избежавшую междоусобицы. Короля, одержавшего победу над Лорреном. Герцога Анжуйского, проучившего сестру за измену. Шевалье Александра, отплатившего Гизу за жестокую обиду. И, конечно, придворных, никогда не отказывавшихся попировать за чужой счет.

Даже граф де Лош и де Бар был доволен скоропалительным браком двоюродного брата. Жорж-Мишель давно понял, что его лотарингский кузен невыносим, однако теперь Анри хотя бы не строил из себя принца крови. В глубине души шевалье никогда не считал себя ниже родственника, пусть и принадлежал к самой младшей ветви дома Лорренов. Все-таки по матери он был Валуа, а по жене — независимым государем, что бы там ни думали об этом император Максимилиан, король Карл и герцог Гиз. Так что торжества, устроенные королем в честь свадьбы лотарингского родича, доставляли шевалье искреннюю радость. Жорж-Мишель не пропускал ни одной вольты, гальярды или бержеретты, ни одного бранля [11]. Счастье шевалье было тем полнее, что рядом находилась жена, и в ближайшие три-четыре месяца никакие заботы супругам де Лош не грозили. Конечно, за свадьбой Генриха должна была последовать свадьба мадам Маргариты, и именно граф де Лош, как родной племянник Жанны д'Альбре, должен был вести переговоры о женитьбе беарнского кузена. Однако переговорам должна была предшествовать длительная переписка между августейшими сторонами, а переписке — бесчисленные заседания королевского совета. Для Жоржа-Мишеля подобные приготовления означали блаженное ничегонеделание, проказы, розыгрыши и любовь. Все то, без чего граф не мыслил своей жизни.