— Мисс Тэй! Какой приятный сюрприз!

Джозефина бросила взгляд на противоположную сторону улицы и, к своему удивлению, увидела перед входом в клуб помощника Арчи сержанта Билла Фоллоуфилда. Рядом с ним стояла Селия, и, судя по нетерпеливому выражению ее лица, Билл, чтобы поприветствовать Джозефину, прервал очень важную беседу.

— Для меня это тоже сюрприз, — приветливо улыбнувшись, сказала Джозефина. Она питала к сержанту слабость за его преданность делу и оптимизм, которые, по словам Арчи, не раз выручали их в трудную минуту. — Что же вас привело в эти края? Ищете подарки к Рождеству?

— Если бы так, мисс. Боюсь, что рождественские подарки я буду покупать не раньше чем в канун Рождества.

Билл тактично умолчал о том, что привело его в клуб, а Джозефина не собиралась рассказывать ему, что было известно ей самой.

— Воровство? — Она резко повернулась к Селии, и та в ответ кивнула. — Настолько серьезно?

— Боюсь, что да. Как я уже сказала, не украли ничего существенного, но дело не в этом. Если мы хотим сохранить репутацию клуба, то не можем не думать всерьез о его безопасности. Стоит поползти слухам о воровстве, и с членством в клубе хлопот не оберешься.

— Мы сделаем все возможное, чтобы это прекратить, и то, что вы мне сейчас рассказали, мисс Бэннерман, нам наверняка поможет. — Билл повернулся к Джозефине. — Инспектор Пенроуз даже не упомянул о том, что вы приехали в Лондон, — сказал он с притворным возмущением. — Когда вернусь в Ярд, я с ним поговорю.

Джозефина почувствовала себя виноватой.

— Билл, он и сам не знал этого до вчерашнего вечера. Просто у меня получилось приехать на пару дней раньше, чем я намечала. — Она понадеялась, что Селия не станет уточнять дату ее приезда. — К тому же у меня было много работы.

— Книга или пьеса?

— Книга. — Джозефина знала, что такой ответ сержанта обрадует. Фоллоуфилд с увлечением читал детективную литературу и являлся страстным поклонником ее романов, но к пьесам относился с прохладцей и в глубине души твердо был уверен, что Джозефина попусту растрачивает на них свой талант. — А знаете, Билл, — задумчиво глядя на него, добавила она, — вы, пожалуй, можете мне помочь. — Хотя Фоллоуфилд выглядел моложаво, ему было уже за пятьдесят и он мог бы рассказать ей о работе полиции во времена, которые она сейчас изучала. — Вы знаете что-нибудь о губительницах младенцев из Финчли?

На лице Билла вспыхнуло любопытство.

— Вы имеете в виду Сэч и Уолтерс? Бог мой, это ж было невесть когда! Сто лет не слышал, чтоб кто-нибудь о них вспоминал.

— Это было невесть когда? — встрепенулась Джозефина, боясь поверить своей удаче.

— Ну да, мисс Тэй. Занятно, что вы о них спрашиваете. Я ведь сидел в машине, которая везла Биллингтонов в «Холлоуэй» за день до казни.

— Вы везли палачей в тюрьму? — Она едва сдерживалась, чтобы не кинуться ему на шею.

— Ну да, со своим тогдашним сержантом. На такую работу всегда посылали двоих: вдруг что случится. Это было лет тридцать назад, а то и больше. — Он покачал головой, словно недоумевая, куда ушли прошедшие годы. — Я в полиции тогда еще был новичком, и это являлось одним из моих первых заданий, и уж точно первым таким заданием. Я его никогда не забуду.

Слова сержанта эхом повторили то, что сказала ей Селия, и Джозефина с изумлением подумала: на скольких людях — молодых, впечатлительных, едва приступивших к работе — отразилось преступление тех двух женщин.

— Вы сможете мне об этом рассказать, когда у вас будет время?

— Конечно, мисс. Я с радостью помогу и еще, наверное, свяжу вас с другими людьми, с которыми вам стоит поговорить. Я до сих пор поддерживаю отношения со многими из тех, кто тогда со мной служил.

Селия громко откашлялась.

— Надеюсь, у сержанта найдется время сосредоточиться и на преступлениях, которые еще не раскрыты, — проговорила она раздраженно. — Жалкие кражи, разумеется, не так эффектны, как убиения младенцев, но для тех, чьей собственности угрожает опасность, они намного важнее.

Довольная выданной на прощание колкостью, Селия направилась в клуб с такой решительностью, которая говорила сама за себя: и вам тоже неплохо бы заняться своими служебными обязанностями! Джозефина с Биллом переглянулись.

— Странно, почему у меня такое чувство, будто я снова за школьной партой? — пожал плечами Билл.

— Представьте себе, как я себя чувствую. Ведь она меня когда-то учила.

— Ну да?

— Учила. И еще она была надзирательницей Амелии Сэч в «Холлоуэе». Именно благодаря Селии я и взялась за эту историю. Она присутствовала при казни.

— Боже мой! — воскликнул Билл, глядя вслед мисс Бэннерман с растущим уважением. — Хороший для меня урок: не думай, что те, кто руководит шикарными клубами, не имеют никакого представления о реальной жизни. Присматривать за приговоренными к казни — дело не шуточное. В сравнении с ней наша работа кажется пустячной. — Он улыбнулся Джозефине. — А вы уже были в Клеймор-Хаусе?

— Дом для рожениц Амелии Сэч? Нет, не была. А он все еще существует?

— Да, существует, хотя район этот здорово изменился. У меня сегодня есть кое-какие дела неподалеку от Финчли, так что заглянуть туда не составит никакого труда. Хотите, я покажу вам этот дом, а по дороге можем поговорить?

Джозефина на минуту представила выражение лица Арчи, вдруг узнавшего, что в то время как у них работы невпроворот, она с Биллом отправилась смотреть достопримечательности. Но как можно было упустить такой шанс?

— При одном условии, — сказала Джозефина, — за ленч плачу я.

Из окна гостиной Люси увидела, как полицейский сел в машину и укатил вместе с женщиной, на которую она налетела накануне вечером. Люси тут же подумала: «Скоро они придут за мной». Конечно, очень мило со стороны Марджори брать на себя заботу о ней, но это все без толку — ее махинации всегда проваливались, и к тому же Люси теперь ее жизнь была совершенно безразлична.

Каждый раз, когда она вспоминала о своем ребенке, у нее появлялось чувство, словно в ее незажившей ране кто-то снова ковыряет ножом. Люси едва помнила тот день прощания — погоду, людей, свои слова, которые она сказала, в последний раз взглянув на малышку. Единственное, что действительно убеждало ее в том, что случившееся было явью, — нестерпимая, неутихающая боль. Все тогда уверяли ее: «Это к лучшему». Они скорее всего хотели ей добра, но не знали, что внутри у нее после этой утраты вырастет клубок гнева и ненависти; не знали, что всякий раз, когда на нее накатывают воспоминания, этот клубок будет разрывать ее душу.

— А что вы можете рассказать о Биллингтонах? — спросила Джозефина Фоллоуфилда, когда их машина проезжала по Кентиш-тауну. — Они ведь были братьями?

— Да, Уильям и Джон. Джон — младший в семье, но был еще один брат, тоже в этом же ремесле, однако я никогда его не встречал.

— Настоящий семейный бизнес, а? А теперь этим занимаются члены семьи Пьеррепойнт?

— Верно. Сейчас, когда вы о них упомянули, я вспомнил: Генри Пьеррепойнт был помощником палача во время казни Сэч и Уолтерс. Наверное, то, что такой бизнес становится семейным, вполне естественно. В этом деле, кстати, была большая конкуренция, чего я никогда не мог понять, и если кто-то приводил в профессию своих сыновей, то мог ждать до скончания века, пока они добирались до верхушки лестницы. Всех Биллингтонов выучил их отец. Я его уже не застал, но он явно был чудным типом: поначалу работал цирюльником, но, говорят, так хотел стать палачом, что построил у себя на заднем дворе мини-эшафот, чтобы практиковаться. — Билл покачал головой, изумляясь причудам человеческой натуры. — В те времена, что вас интересуют, это было уже лучше организовано. На самом деле Уильям стал первым палачом, которого обучали повешению.

— Вы хотите сказать, что раньше их допускали к этому делу без всякой подготовки?! — ужаснулась Джозефина.

Билл кивнул:

— Наверное, это было как и в любом другом ремесле: люди учились, наблюдая за процессом.