— Знаменитый англичанин по фамилии Керью? Это тот человек, за которым по пятам ходит несчастье? Расскажите, чье негодование он вызвал в этот раз?

— Ему, увы, случилось рассердить повара нашего уважаемого посла, но это длинная история. Вам не следует бранить его, Джамаль! Поведение Джона бывает невыносимым, но сердце у него доброе. Он много лет служил у моего отца, теперь я принял его к себе, но, если сказать правду, он мне скорее брат, чем слуга.

— Так пусть же и мне будет он братом.

Пол подозвал Керью и обратился к нему:

— Джамаль говорит, что ты — человек, по пятам за которым ходит несчастье. Что мне ответить ему, Джон?

— Скажите ему, что я могу объехать полмира в утлом суденышке, если на то будет воля моего господина. — Керью отвечал астроному смелым взглядом. — И еще скажите, что я выручал вас из беды не меньше, чем сам в нее попадал. И скажите, пусть он лучше за своими…

— Приветствую вас, Джон Керью. Ассалам алейкум.

Астроном приветливо поклонился и приложил правую руку к сердцу.

— И я вас приветствую, Джамаль аль-андалусиец. Алейкум ассалам, — отвечал с таким же поклоном Керью традиционными словами приветствия. И обернулся к Полу: — Из того, что вы мне рассказывали, я заключил, что он старше.

— Сожалею, что разочаровал вас. — На лице Джамаля появилась лукавая усмешка. — Но что касается вас, Джон Керью, вы точно таковы, каким вас описал ваш хозяин.

— Простите, уважаемый Джамаль, отвратительные манеры моего слуги. — Пол бросил многозначительный взгляд в сторону Джона. — Джамаль аль-андалусиец прославленнейший из ученых и мудрых, и разум его действительно глубже, чем полагалось бы его годам. Он настолько умен, что не придает значения словам такого тупицы, как ты.

— Бывают случаи, — Джон обратился к астроному с самой беззаботной улыбкой, — когда мой хозяин выражается ну в точности как его отец.

Джамаль аль-андалусиец переводил взгляд с одного своего собеседника на другого, его глаза, удивительно черные и блестящие, сверкали удовольствием. Он явно наслаждался ситуацией.

— Проходите, господа. Позвольте мне предложить вам угощение.

Хозяин провел их через второй небольшой вестибюль к лестнице, по ступеням которой они поднялись на следующий этаж дома. В комнате, где они оказались, на полу имелось небольшое возвышение с многочисленными подушками, а ее несколько окон, забранных ажурными решетками, выходили на улицу. Над плоскими крышами соседних зданий открывался вид на далекие серые воды Босфора. Тот самый слуга, что ввел их в дом, внес в комнату поднос с кофейником и маленькими чашками.

— Это наш kahveh, ^[30] арабский напиток, который знают в Йемене. Вам любопытно было б его попробовать, Джон Керью. Пол уже хвалил его приятный вкус.

Керью поднес к губам угощение и глотнул ароматной жидкости, которая оставила сильную и сладковатую горечь у него на языке.

— Этот напиток обладает многими любопытными свойствами, — объяснял Джамаль, осушая свою чашку. — И одним из них является то, что он заставляет меня бодрствовать по ночам. Теперь я могу работать допоздна. — Он обернулся к Полу. — Но сегодня вы пришли не в тот час, когда мы можем наблюдать звезды, мой друг.

— Действительно, мы пришли не для этого. Я принес вам подарок, небольшой знак моего уважения к вам. Джон Керью привез его с собой на «Гекторе». — Пол протянул астроному небольшой переплетенный в кожу том. — «De revolutionibus orbium coelestium libri sex». «О вращении небесных сфер». В шести книгах.

— А-а, сочинение вашего Николауса Коперникуса. — Лицо астронома просияло радостью. — Мой великий учитель, Такюддин, да пребудет с ним милость Аллаха, часто рассказывал мне о нем. Как мне благодарить вас, дорогой друг? Для меня это большая ценность, ибо много моих книг и инструментов погубили эти невежды. Почти все пропало.

— Мне не следует принимать вашей благодарности, вы столь многому научили меня, что это я у вас в неоплатном долгу, — отвечал Пол.

— Дорогая вещь эти книги, — вставил Керью. — Но секретарь Пиндар богат, годы, проведенные в Венеции, сделали его богаче нашего посла. — И он хитро взглянул на Пола. — Он может позволить себе делать такие подарки.

— Какая прекрасная вещь. — Джамаль бережно держал в руках книгу, пальцы его любовно гладили переплет. Затем осторожно раскрыл ее и бросил взгляд на первую страницу. — О, она написана на латыни.

— Я велел переплести и перевести ее для вас в Лондоне, знал, что вам приятнее иметь оригинал. У нас в посольстве есть свой переводчик, один еврей из Испании, — продолжал Пол. — Он сделал для вас перевод.

— Мендоза? Да, я знаю его, — кивнул всезнающий Джамаль. — Он умеет трудиться. А идеи Коперникуса все еще оспариваются в вашей стране?

— Церковники не любят его, это верно. Уже много лет как он ушел в иной мир, и только сейчас его научные догадки начинают находить поддержку. Некоторые называют их «гелиоцентрической системой мироздания», другие — просто ересью.

— Вы, европейцы, — Джамаль снисходительно улыбнулся, — любите упорствовать в своих воззрениях.

— Когда я был еще мальчишкой, — вставил Керью, — меня учили, что луна сделана из сыра. Но я уже тогда гроша ломаного не дал бы за это.

— Мы не любим таких споров. — Джамаль задумчиво переворачивал страницы книги. — В Коране сказано просто: «Он создал солнце с сияющими лучами и луну; установил фазы их так, чтобы люди могли вести счет годам и знали их; Он сделал понятными свои знамения тем, кто умеет понимать». — С закрытыми глазами он повторял нараспев суры. — «В том, что ночь сменяет день, и в том, что́ Аллах создал в небесах и на земле, есть подлинные знамения для тех, кто умеет их читать». — Джамаль отложил том в сторону. — И означает это вот что: движение звезд и планет должно быть рассмотрено вдумчиво, чтобы раскрыть настоящую природу Вселенной.

— Это не совсем то, что говорили ulema, ^[31] когда разрушили вашу обсерваторию.

— Это так. Но тот печальный случай произошел давно. — Астроном не сумел подавить вздох. — Я верю, что наши труды угодны Аллаху.

И как будто торопясь поскорей закончить беседу, он встал.

— Вы хотели осмотреть мою обсерваторию? Она не роскошна теперь, но у меня есть несколько новых инструментов, на которые вам будет интересно взглянуть, Пол.

Астроном пригласил их пройти за занавес, отделявший правую половину комнаты от той, где они сидели, и подвел к еще одной узкой лестнице. Поднявшись по ней, мужчины оказались в маленьком восьмиугольном зале с окнами, выходящими на восемь сторон. Каждое окно имело свою створку, которую можно было открывать и закрывать по отдельности.

— Видите, когда на небе встает луна, я могу сразу отыскать ее, — объяснял Джамаль. — Башня эта не очень высока, конечно, но вид из нее открывается удивительный. И не только на небеса.

Высунувшись из окна, Пол мог разглядеть простиравшиеся перед ним крыши домов вокруг Галаты, гонт на них приобрел от старости серый цвет и теперь грустно поблескивал в лучах солнца. Откуда-то донесся ветром далекий крик водовоза, по грязной аллее внизу шли бок о бок две фигуры. Они принадлежали женщинам в черных одеждах с лицами так плотно укрытыми, что разглядеть можно было только щелочки глаз.

Англичанин отвернулся от окна и, как это неизменно бывало с ним здесь, внутренне поразился суровой красоте этой комнаты. Под каждым из окон имелись простые беленые ниши, в которых Джамаль держал свои инструменты. Пол подошел и взял в руки один из них.

— Это называется астролябия, — сказал он Керью и указал на медный, испещренный сеткой линий диск с укрепленными на нем несколькими другими дисками, на каждый из которых были тщательно нанесены арабские цифры.

Джамаль приблизился к нему и, забрав инструмент из его рук, принялся объяснять:

— Этот прибор мы, астрономы, используем в разных целях. Но главное его предназначение — производить счисления с помощью небесных светил. — Зажав диск между двумя пальцами, он поднес его к глазу. — С его помощью вы можете узнать время по положению звезд и положение звезд по времени.