— Ошибаешься. Это очень важно. — Лоб Аннетты внезапно покрылся потом. — Как ты не видишь, они ведь охотятся за тобой! За нами.

Селия непонимающе уставилась на нее.

— Что ты имеешь в виду, говоря «за нами»?

— Я имею в виду, что они могли догадаться о твоей связи с тем сахарным корабликом.

— Что за чепуха. Если б они догадались об этом, то, наверное, кто-нибудь спросил бы меня о нем.

— Именно поэтому и не спрашивают. — Глаза Аннетты, расширившиеся от ужаса, казались еще огромней из-за темных кругов вокруг них. — Здесь так не делается. Они следят. Следят и выжидают.

— Чего?

— Пока мы с тобой не сделаем какой-либо ошибки.

— Это мне безразлично! — В голосе Селии звенело волнение. — Я не хочу упустить единственный шанс. Другого не представится. Разве ты не понимаешь? — Слезы брызнули из глаз измученной девушки. — Англичане здесь, они каждый день приходят сюда. Нас разделяет только одна дверь!

— Нет! — Аннетта почти кричала. — Ты не должна этого делать!

— Почему не должна?

— Не должна, и все. Я прошу тебя, не думай об этом. Иначе нас обеих убьют. Ничто не должно наводить их на мысль о том, что тебе известно об англичанах, работающих во дворце.

Девушки долго молчали. Чувство страха обуяло и Селию.

— Что с тобой, Аннетта? Ты заболела? — внезапно охрипшим голосом спросила она.

— Да, я нехорошо себя чувствую. Та женщина, помнишь, ведьма еврейка, напустила на меня какую-то порчу.

Теперь ее голос был едва слышен, девушка с трудом повернулась на бок и закрыла глаза.

— Не будь глупой, ты же знаешь, что так не бывает. — Селия потрепала подругу по плечу. — Просто она напугала тебя, вот и все. Но если ты будешь об этом все время думать, ты и вправду можешь заболеть, Аннетта.

— А разве ты не видишь? — В уголках рта показались пузырьки слюны. — Я действительно больна.

Это походило на правду. Кожа Аннетты стала желтоватой, со странным жирным блеском. Еще прежде больной вид подруги напоминал Селии о чем-то, и вдруг она вспомнила, о чем именно.

— Я однажды уже видела тебя в таком состоянии, помнишь? Это было в утро того дня, когда нашли Хассан-агу, ты тогда еще разрыдалась из-за этого. Я не могла понять, в чем дело. Ты вовсе не больна, Аннетта, ты смертельно напугана чем-то.

— Нет!

— Чего ты так боишься?

— Не скажу.

— Прошу, скажи. — Селия почти умоляла. — Пожалуйста.

— Не могу. Иначе ты возненавидишь меня!

— Не глупи ты, ради бога. У нас не так много времени. Они явятся за мной в любую минуту.

— Мне так жаль. Это все моя вина. — Теперь Аннетта захлебывалась в слезах. — И та еврейка, это у нее злой глаз. Ты ничего не понимаешь. — Рыдания превратились в настоящую истерику. — Меня накажут!

— Ты права в одном — я действительно ничего не понимаю. — Селия снова тряхнула подругу за плечо, в этот раз сильнее. — За что тебя накажут? Что они узнали? За тобой никто и не следит. Это с меня они глаз не спускают.

— Накажут за то, что я пряталась там!

Пару голубей, примостившихся в дворике у самых дверей в комнату, внезапно что-то вспугнуло, их крылья зашумели в воздухе.

— Не понимаю! Где?

— Я была там, когда Хассан-агу отравили. — Шепот Аннетты был едва слышен. — Меня никто не увидел. Они подумали, что это кошка пробежала. Они-то меня не заметили, — нервно добавила она, — но меня видел он.

Голова Селии шла кругом. Так вот почему Аннетта так расстроилась, когда узнала, что Хассан-агу нашли живым. Это, по крайней мере, хоть что-то объясняет. Но что она могла там делать? Это не тело Аннетты занемогло, это ее разум нездоров. Страх перед Хассан-агой так велик, что подруга теряет здравый смысл.

— Выходит, что Хассан-ага знает, что ты была там? Ты уверена в этом?

— Да. Я думала, что он умер. А потом… потом оказалось, что нет. Он не умер. О Селия, — девушка зарыдала еще горше, — они нашли его, и он, если выживет, обязательно решит, что я замешана в этом деле. Они же знают, что мы с тобой вместе попали сюда во дворец.

— А это здесь при чем? — Селия была безмерно озадачена.

— Я все время хочу тебе рассказать. Тот сахарный кораблик, из-за которого умирает Хассан-ага, это вовсе не простой кораблик. Это копия судна твоего отца, балда. На нем так и было написано — «Селия».

Стамбул, нынешние дни

День начинался хмурым и холодным рассветом, но Элизабет проснулась, охваченная чувством радости бытия, сама удивленная тем, как крепко она спала; тело ее будто пело от счастья, что оно такое теплое, розовое, мягкое. Половинка таблетки снотворного лежала нетронутой на ночном столике. Девушка слегка поерзала в постели, потом вытянула шею в попытке разглядеть небо за окном. И сразу увидела, что-то в нем изменилось за ночь. Затем, все еще сонная, она дотянулась рукой до мобильного телефона, взглянула на экран. Пока все как обычно — от Мариуса никаких сообщений. Одно небольшое послание от Эвы, которое пришло еще накануне: «Спи хорошо, дорогая, завтра поболтаем. Целую».

Мариус не звонит, значит, он не вспоминает о ней, не умоляет передумать и вернуться к нему; но нынешним утром по каким-то таинственным причинам то чувство опустошенности, с которым она просыпалась каждое утро по приезде в Стамбул, оставило ее.

Неожиданно девушка вспомнила, что в эту ночь ей привиделся не Мариус, а тот незнакомый турок, которого она встретила накануне в Мальтийском павильоне. Мысль о нем до сих пор владела ее разумом, эротическим шепотом щекотала кончики нервов.

К завтраку она спустилась последней. Остальные постояльцы пансиона — пожилая американка в тюрбане, профессор из Франции, кинорежиссер — уже выходили из-за стола, когда она появилась в столовой. Девушка налила себе кофе, взяла булочку, положила в розетку немного варенья из лепестков роз и принялась есть. Потом поднялась в гостиную и уселась за стол под одной из пальм. Из древнего граммофона неслись звуки русских военных маршей. Элизабет достала из сумки ручку и бумагу и начала новое письмо подруге.

Элизабет деловито слизнула капельку варенья с пальца и перевернула страницу. О чем бы еще написать Эве? О том утре, которое она провела в пустынных лабиринтах заброшенного гарема? О «других любопытных матерьях» из дневника Томаса Даллема? Или, еще лучше, о незнакомце из Мальтийского павильона? На мгновение ее рука задержалась в полете по страницам письма.