После того, что случилось у нас дома в ту пятницу, события стали разворачиваться стремительно и лавинообразно, нагромождаясь друг на друга. Разумеется, жизнь моя от этого легче не стала. Более того, я вынужден согласиться с тем, что ситуация, в которой я находился, с каждым днем становилась все более напряженной и сложной.

Для начала нас обоих, меня и Альбу, отвезли на «скорой» в Бадалону, в больницу Кан-Рути.

В приемном покое я быетро пришел в себя. Судя по всему, сознание я потерял при виде лужи крови на полу. Осмотрев и обработав мои ссадины, врачи отпустили меня домой. Я отказывался уезжать из больницы до тех пор, пока мне не скажут, в каком состоянии находится Альба и что с нею будет дальше. Отец не стал меня слушать, почти силой вывел на улицу и усадил вмашину. Нам нужно было ехать в полицейский комиссариат в Масноу подавать заявление. Врать в полиции мне, конечно, пришлось, но совсем немного. Отвечая на вопросы офицера, принимавшего заявление, я умолчал лишь о том, что видел в саду Мирту буквально за мгновение до того, как все случилось. В остальном же мои объяснения были недалеки от истины. Кто-то разбил стекло в гостиной, затем упал и погас торшер, а еще через пару секунд меня в темноте сильно ударили. Я упал и ненадолго потерял сознание. Хуже пришлось Альбе. Преступник сильно рассек ей щеку, и еще неизвестно, чем для девушки обернется подобная рана.

Я был уверен, что это прекрасное лицо больше никогда не будет таким, как прежде.

Когда меня спросили, что я думаю о причинах столь жестокого поведения грабителя по отношению к Альбе, я предположил, что преступник, вероятно, подумал, что именно женщина может знать, где в доме хранятся драгоценности, деньги и другие ценные вещи. Увидев же, что ситуация вышла из-под контроля и что девушка может даже умереть от потери крови, негодяй или же все они вместе — сколько их было, я не видел — сочли за лучшее покинуть место преступления как можно скорее.

Такова была моя версия случившегося. Оставалось ждать, когда Альба придет в себя и будет в состоянии дать показания. Если же полицейские, обследовав место преступления, выяснят, что единственной нападавшей была девушка не более пятидесяти килограммов весом, то повторных допросов нам явно будет не избежать. Даже спустя три дня после случившегося мне все еще не разрешали увидеться с Альбой и поговорить с нею. Ее родители ни видеть, ни слышать меня не хотели. Узнав о том, что я выбрался из этой передряги практически невредимым, они возложили на меня часть вины за случившееся. С их точки зрения, я был виноват в том, что не смог защитить Альбу. Разумеется, они раз и навсегда запретили ей встречаться со мной. Когда я звонил, Альбе даже не передавали трубку.

Все новости я узнавал от отца. С ним, к счастью, родители Альбы разговаривать не отказывались, он звонил им каждый день, чтобы поинтересоваться, как она себя чувствует и быстро ли идет процесс выздоровления.

Я же, как и раньше в тяжелые для меня времена, заперся в своей комнате, будто в склепе, и практически не выходил оттуда. Вот только даже в самые трудные дни в прошлом мне никогда не было так плохо.

Лишь днем во вторник я наконец-то смог дозвониться до Альбы. Во время большого перерыва между занятиями в институте я по привычке поднялся на кладбищенский холм, прихватив с собой «Вампира» Полидори, чтобы полистать книгу на скамеечке под кипарисами.

Прежде чем возвращаться обратно на занятия, я без особой надежды на успех в очередной раз набрал номер Альбы.

— Алло, это ты?

Ее голос звучал слабо и тихо, как будто издалека:

— Конечно я, кто же еще. Успокойся, я не умерла.

— Успокоишься тут. Я тебе десять сообщений отправил, а звонил, наверное, раз двадцать, не меньше… Знаешь, говорить с туго перебинтованным лицом практически невозможно. Еще хуже становится, если пытаешься улыбнуться. Швы расходятся. Впрочем, причин для веселья у меня здесь, прямо скажем, не много.

Я никогда не слышал, чтобы ее голос звучал так горько и вместе с тем безразлично. Я вновь почувствовал себя страшно виноватым перед нею. В конце концов, она ведь действительно пострадала только из-за меня, выражаясь иначе — из-за своей любви ко мне.

— Твои родители запретили мне даже подходить к вашему дому. Но мне все равно очень хотелось бы повидаться с тобой.

На эти слова она не ответила. Я почувствовал, как прямо сейчас рвется последняя ниточка, связывавшая меня с этой жизнью. Мне стало невыносимо грустно, но буквально в считанные секунды печаль и уныние уступили место ненависти по отношению к тем, кто убил мою последнюю надежду на счастье в этом мире.

Я поспешил поделиться с Альбой своими планами:

— В полиции я сказал, что это, скорее всего, было ограбление. Но поверь, я не собираюсь оставлять все как есть. Может быть, ты больше никогда не захочешь меня видеть, но я все же прошу тебя о помощи. Мне нужно разыскать Мирту. Ты знаешь, где она живет?

— Нет, не знаю, — сухо ответила Альба.

Я вдруг представил себе девушку — двойника Алексии рядом с Альбой. Брюнетка и блондинка, обе в балетных пачках. Это была моя единственная зацепка.

— Тогда скажи хотя бы, где находится ваша балетная студия?

— Чаще всего мы занимались в помещении театра в Сант-Кугате.

Прежде чем отключить телефон, я посчитал необходимым задать Альбе последний вопрос:

— Я прекрасно понимаю, что у тебя нет ни малейшего желания говорить на эти темы, но обратиться мне больше не к кому. Расскажи мне, пожалуйста, про Мирту. Какой у нее характер? Как она обычно к тебе относилась? Ругались ли вы с нею, не вела ли она себя агрессивно по отношению к тебе?

— Да что ты! Ничего подобного никогда не было. Она ведь человек совсем мирный, мухи не обидит. Все, кто знал и ее, и Алексию, всегда говорили, что именно Мирта — хорошая сестра, а злая и плохая — сам понимаешь кто.

Эти слова Альбы просто поразили меня. Я хотел спросить ее о чем-то еще, но она опередила меня. Я услышал короткое бесстрастное «пока», и Альба отключилась. Больше на мои звонки она не отвечала.

Подумав, я решил не ходить на послеобеденные занятия и стал спускаться с холма по направлению к железнодорожной станции. Отец сказал, что вернется домой около восьми. К этому времени я также непременно должен был оказаться дома. Опоздай я хотя бы на несколько минут — и меня тотчас же отправили бы в Бостон, прямо как почтовую посылку, не спрашивая, хочу я того или нет.

Часы на экране телефона показывали двенадцать минут четвертого.

По моим прикидкам, до Сант-Кугата я должен был добраться меньше чем за час, даже с учетом пересадки с одной электрички на другую в центре Барселоны. Я полагал, что войти в муниципальный театр, в котором проходят занятия балетной школы, будет нетрудно. Кто и на каком основании выдаст мне там адрес Мирты — этот вопрос пока что не имел сколько-нибудь внятного ответа. Но я решил, что подумаю над ним уже по дороге, чтобы не терять времени. Мне в любом случае нужно было начинать действовать, чтобы хоть как-то приблизиться к разгадке главной тайны.

Сидя в электричке, я почти всю дорогу разглядывал мрачное ноябрьское море, обрушивавшее на берег тяжелые серые волны.

Перед самым въездом в привокзальный тоннель электричка проехала мимо того самого полуразрушенного завода, где я, как мне тогда казалось, видел призрак Алексии. Вспомнив то утро, я испытал прилив странного чувства; смеси растерянности, смятения и едва сдерживаемого гнева.