— Пожалуйста, — умоляла она с таким взглядом, который бы ослабил бы всю его решительность еще несколько дней назад, но все это было давно в прошлом.

— Всего несколько слов и я уйду. Навсегда, если ты пожелаешь.

Как они могли поговорить, если он не мог произнести ни слова? Она протянула ему чашу.

— Выпей это и тогда у нас сможет получиться разговор.

Желая сорвать всю свою злость на нее, он схватил чашу и осушил все содержимое, даже не разобрав его вкуса.

— Проваливай в Тартар и разлагайся там, — заорал он, благодарный тому, что хоть в этот раз она может почувствовать ненависть в его голосе. А потом нечто произошло. Боль и огонь разлились по телу, как будто нечто зажгло его бессмертные органы. Задыхаясь, он посмотрел на нее.

— Что ты сделала со мной на этот раз?

В ее взгляде он не нашел ни милосердия, ни угрызений совести.

— То, что должна была.

В один миг он был в тихой темноте владений Аида, а в другой, Ашерон оказался на просторах Дидимоса, недалеко от дворца. Или от того, что от него осталось. Сбитый с толку, он огляделся, пытаясь понять, что случилось с ним и с землей. Но прежде чем Ашерон смог выяснить это, пронизывающая боль запульсировала в нем с такой силой, что он упал на колени. Ашерон закричал, яростно желая, чтобы все это прекратилось. Неожиданно, Артемида появилась перед ним. Взяв его на руки, она прижала Ашерона к себе, пока волны разбивались о них.

— Мне пришлось тебя вернуть.

Он оттолкнул ее от себя и посмотрел на тлеющие останки Дидимоса.

— Что ты наделала?

— Я к этому не причастна. Это все твоя мать. Она уничтожила все и всех, кто хоть раз к тебе приближался. Она направлялась на Олимп, чтобы убить нас. Именно поэтому мне пришлось тебя вернуть. Она бы убила нас всех, не сделай я этого.

Ашерон уставился на нее тяжелым взглядом, уверенный, что сейчас у него были красные глаза.

— Ты думаешь, что меня это хоть как-то волнует?

Он собрался уходить от нее, но прирос к земле от боли, разрывающей его живот. Агония заставила его сложиться пополам и сражаться за каждый вдох. Артемида подошла медленно к нему. Она стояла над ним и смотрела сверху вниз.

— Это я, кто все здесь контролирует, Ашерон. Я привязала тебя к себе своей кровью. Я тобой владею.

Эти три слова разожгли огонь его ярости. Он почувствовал, как уже знакомое тепло разлилось по нему, а его человеческое обличие уступило место его божественной форме. Встав, превозмогая боль, Ашерон вытянул вперед руку и схватил ее.

— Ты серьезно недооценила мои силы и возможности, сука.

Артемида хваталась за его руку, пытаясь ослабить его яростную хватку.

— Убьешь меня и станешь самым ужасным монстром, которого можно только представить. Тебе нужна моя кровь, чтобы поддерживать себя в здравом уме. Без этого, ты превратишься в безмозглого убийцу, жаждущего только разрушать все то, с чем соприкоснешься…прямо как твоя мамочка.

Ашерон зарычал от отчаяния. Стерва позаботилась обо всем. Даже будучи богом, он все еще оставался рабом.

— Я ненавижу тебя.

— Я знаю.

Он отпихнул ее прочь и повернулся к ней спиной.

— Ашерон, ты, что не расслышал, что тебе придется питаться от меня?

Он проигнорировал ее и переместился на большое расстояние, на холм, где когда-то стоял королевский дворец. Теперь там ничего не было, кроме тлеющих углей и груды камней. Повсюду валялись тела слуг и купцов. Слезы навернулись ему на глаза, когда он побежал по руинам и стал искать Риссу и Апполодоруса. У него все болело, а душа была сломлена. Ашерон воспользовался силами, чтобы передвигать камни и мрамор, пока он не раскопал комнату, которая когда-то была ее. Среди обломков он нашел три дневника, которые она так педантично вела. Они были слегка затронуты огнем, но благодаря какому-то чуду, вообщем — то были неповреждены. Он открыл первый дневник и уставился на ее детский почерк, которым она описывала день его рождения и ту радость, которую испытала, обретя сразу двух братьев, да еще близнецов. Утирая слезы, он закрыл его и поднес к сердцу, когда услышал ее голос в этих словах. Его дорогой сестры больше не было и это произошло лишь по его вине. Изнывая от такой правды, Ашерон увидел один из серебряных гребешков для волос, которые он подарил ей…Он потянулся за ним и поднес к губам.

— Я так сожалею, что не уберег тебя, Рисса. Мне очень жаль.

Пока Ашерон сидел там, его вдруг как обухом ударило по голове, насколько все было жалким, что от такой трепещущей жизни, такой прекрасной души, остались лишь эти примитивные вещи. Три дневника и сломанный гребень для волос. Это все, что осталось от его драгоценной сестры. Запрокинув голову назад, он зарыдал от боли.

— Апостолос… пожалуйста, не плачь.

Ашерон почувствовал присутствие своей матери.

— Что же ты наделала, мама?

— Я хотела, чтобы они заплатили за твои страдания.

Имело ли это сейчас хоть какое-то значение? То, что они сделали с ним, не шло ни в какое сравнение с тем, что произошло сегодня.

— И теперь Артемида мной владеет.

Крик его матери отразился в нем самом.

— Но как?

— Она привязала меня к себе своей кровью.

Он мог чувствовать свою собственную злость в голосе мамы.

— Приди ко мне, Апостолос. Освободи меня и я уничтожу эту суку и этих выродков, которые прокляли тебя.

Ашерон покачал головой. Он должен сделать это. Он должен. Они все заслуживают лишь такого исхода, и, тем не менее, он не мог заставить себя уничтожить весь мир. Убить столько невинных людей… Его мама появилась перед ним, как полупрозрачная тень. Ашерон резко втянул воздух, ведь он увидел ее впервые. Она была самой прелестной женщиной, которую он когда-либо встречал. Волосы, белые, словно первый снег, ниспадали из-под короны, усыпанной бриллиантами. Ее бледные серебряные глаза проникали в самую душу, также как и его. Ее черное платье облегало ее тело, а она стояла, протягивая Ашерону руку. Он попытался прикоснуться к ней, но его рука прошла сквозь нее.

— Ты мой сын, Апостолос. Единственный в моей жизни, кого я поистине любила. Я отдам жизнь за тебя. Иди ко мне, дитя. Мне так хочется обнять тебя.

Ашерон дорожил каждым словом, которое она произнесла.

— Я не могу, мама. Это будет значить, что целый мир принесут в жертву. Я не могу быть столь эгоистичным.

— Почему ты защищаешь мир, который повернулся к тебе спиной?

— Потому что я знаю, каково это, когда тебя наказывают за вещи, в которых не было твоей вины. Я знаю, каково это, когда тебя принуждают делать нечто плохое или против твоей воли. Почему я должен обрекать на это кого-то другого?

— Потому что тогда свершится правосудие!

Он обвел взглядом изуродованные тела.

— Нет. Это уже будет жестокостью. Правосудия над людьми свершилось уже более, чем достаточно.

Ее глаза злобно вспыхнули.

— А что насчет Апполона и Артемиды?

Ашерон сжал зубы от малейшего упоминания их имен.

— Они властвуют над солнцем и луной. Я не могу уничтожить их.

— Зато я могу.

И тогда она уничтожит всю землю и тех, кто живет на ней. Именно поэтому он и не мог освободить ее.

— Я не стою конца света, мама.

Ее глаза обожгли Ашерона своей искренностью.

— Для меня стоишь.

В тот момент, он был готов продать свою душу, чтобы только обнять ее.

— Я люблю тебя, мама.

— И даже близко не так, как тебя люблю я, мгиос.

Мгиос. Мой сын. Ашерон ждал всю свою жизнь, чтобы кто-то назвал его так. Но как бы он не хотел быть со своей матерью, Ашерон не позволит случиться концу света из-за своего желания. Неожиданно холодный ветер закружился вокруг него, развевая его одежды и волосы, но, не причиняя никакого вреда. Мир вокруг него стал исчезать, а потом Ашерон обнаружил себя на незнакомой земле. Образ матери появился рядом с ним.

— Это Катотерос. Твой по праву рождения.

Он нахмурился, уставившись на груду обломков.

— Но это же руины.

Она робко взглянула на него.