Ашерон помедлил из-за боли, которая пронзила его при одном только упоминании. Его волосы были на месте, только когда Артемида появлялась у него. И даже, несмотря на то, что всему этому причиной была именно она — ей очень не нравился Ашерон в таком виде. В тот момент, когда она покидала его, волосы становились реального размера.
— У меня нет причин выходить.
— Но я думала, что тебе нравились пьесы и ты очень долго не был на них.
Даже они не могли уменьшить боль внутри него. Предательство. Даже просмотр пьес сделает его еще более угрюмым.
— Я лучше останусь в своей комнате, Рисса.
Она уже было открыла рот, чтобы заговорить, но ее слова скрылись в резком болезненном крике.
— Рисса?
— Это малыш… он уже идет!
Сердце Ашерона громыхало, когда он поднялся на ноги и аккуратно взял ее на руки. Он отнес Риссу в ее комнату и пошел искать служанок, чтобы те уже могли вызвать повитух и их отца.
— Ашерон, — позвала она, когда он собрался уходить, — пожалуйста, не покидай меня. Мне страшно. Я знаю, что только ты можешь уменьшить мою боль. Пожалуйста…
— Отец изобьет меня, если я останусь.
Она закричала от очередной схватки, которая скрутила ее тело. Неспособный покинуть ее в таком состоянии, Ашерон подошел к кровати и снова начал массажировать ее.
— Дыши, Рисса, — сказал он спокойным голосом, надавливая сильнее туда, где она была особенно напряжена.
— Что это такое?
Он вздрогнул от орущего голоса отца. Рисса повернулась и посмотрела на него.
— Отец, пожалуйста, Ашерон может помочь мне справиться с болью.
Он отшвырнул Ашерона в сторону.
— Пошел вон.
Ашерон подчинился, не сказав ни слова. Он прошел мимо Стикса и шеренги сенаторов, которые пришли, чтобы стать свидетелями кульминации союза между его сестрой и Апполоном. Некоторые из них ухмыльнулись ему и шепотом отвесили непристойные шуточки. А парочка даже сделала ему предложение. Ашерон не обратил на них никакого внимания и пошел дальше в свою комнату. Затем он закрыл плотно двери и убедился, что никто не вошел следом за ним. Как бы он хотел помочь своей сестре. Но все, что ему оставалось делать, так это сидеть в своей комнате и слушать ее крики, стоны и рыдания, которые длились часами. Боги, если это и были роды, то было огромным чудом, что женщины выдерживали все происходящее. Для чего все это? И как может мать избегать своего дитя, ради которого вытерпела нечто столь болезненное, за которого так тяжело боролась и страдала так долго, чтобы родить?
Он попытался вспомнить лицо своей матери. Но все, что удалось Ашерону восстановить в своей памяти, так это была ненависть в ее голубых глазах.
— Ты отвратителен.
Каждый раз, когда он подходил к ней совсем близко, его мать отсылала его назад. Но не все матери были такими. Он видел их на базаре и на местах во время спектаклей, матерей, которые держат своих детей с любовью — как та женщина, которую он пихнул в храме. Ее малыш был всем для нее. Ашерон погладил свою щеку тыльной стороной ладони. Закрыв глаза, он представил, что это мамино нежное прикосновение, что женщина так мягко дотрагивается до него. Затем он ухмыльнулся своей собственной глупости. Кому нужна эта нежность? Все, что от него требовалось, так это пройти мимо любого человеческого существа, и он получит все ласки, которые захочет. Но они никогда не будут любящими, и всегда будут иметь условие и плату.
— Это мальчик!
Крик его отца заглушался стенами, а за ним последовал оглушительный рев, который эхом прошелся по дворцу. Ашерон улыбнулся, будучи счастливым за сестру. Она подарила Апполону сына. В отличие от нашей матери, ей отдадут почести за такой труд. Прошли часы, пока он не удостоверился, что абсолютно все покинули Риссу. Ашерон направился к ее двери, но был остановлен стражниками.
— Нам было приказано держать тебя подальше отсюда. Ни при каких обстоятельствах тебе не позволено видеть принцессу.
Как было глупо решить, что он сможет пройти! Не сказав ни слова, Ашерон вернулся в комнату. Ничем себя не заняв, он решил лечь спать.
— Ашерон?
Он вынырнул из сна, когда кто-то позвал его шепотом. Открыв глаза, он обнаружил Риссу, стоящую на коленях перед ним.
— Что ты здесь делаешь?
— Я слышала, как они отправили тебя назад. Поэтому я дождалась того момента, когда сама спокойно могу прийти к тебе.
Она протянула ему маленький сверток, чтобы Ашерон посмотрел на него.
— Познакомься с моим сыном, Апполодорусом.
Улыбка появилась на его губах, когда он увидел крохотного младенца. У него была копна темных волос и глубокие голубые глаза.
— Он красавец.
Рисса ответила ему улыбкой, прежде чем отдать малыша ему в руки.
— Я не могу, Рисса. Я боюсь, что причиню ему боль.
— Ты не навредишь ему, Ашерон.
Рисса показала ему, как поддерживать его головку. Пораженный, Ашерон не мог поверить в то, что внутри него возродилась любовь, и он мог ощущать ее. Рисса улыбнулась.
— Ты ему нравишься. Он был беспокойным всю ночь со мной и с сестрами. Но посмотри, какой он тихий с тобой.
Это было правдой. Малыш тихонечко вздохнул и тут же заснул. Ашерон засмеялся, когда начал изучать крохотные пальчики, которые казались такими ненастоящими.
— Ты в порядке?
— Все болит и очень устала. Но я не могла бы уснуть, пока не увидела тебя. Я люблю тебя, Ашерон.
— Я тоже тебя люблю.
Неохотно, он протянул Апполодоруса ей.
— Лучше иди, пока тебя не поймали. Отец будет невероятно зол на нас двоих.
Кивнув, она взяла ребенка и ушла. Вид малыша все еще был у него перед глазами. Он был воплощением невинности. Было тяжело поверить в то, что Ашерон тоже был таким маленьким, и еще сложнее было поверить в то, что он смог выжить вопреки всей злобе и враждебности, которую испытывали по отношению к нему члены его семьи. Когда он снова попытался заснуть, то подумал о том, каково это, когда женщина будет держать на руках его ребенка с той же любовью и гордостью. Он представил женское лицо полное радости и веселья, только потому что она родила частицу него… Но этого никогда не случится. Лекари его дяди предусмотрели и это. Его член дернулся от воспоминания об их операции. Это к лучшему. Было невыносимо плохо и больно, что весь мир ненавидел его, но еще хуже этого было бы то, если его собственный ребенок будет презирать и отрекаться от него. Конечно, если бы Ашерону все-таки представился случай иметь такого, он никогда бы не дал малышу повода для ненависти к нему. Он бы был с ним и любил его, несмотря ни на что. Засыпай, Ашерон. Просто выкинь все из головы. Закрыв глаза, он издал усталый стон и попытался снова заснуть.
— Что ты делаешь?
Ашерон открыл глаза и увидел Артемиду рядом с собой в его кровати.
— Я пытаюсь поспать.
— А-а… Ты уже слышал о нашем племяннике?
— Да. Рисса только что была здесь с ним.
Она сморщила лицо.
— Разве ты не находишь детей противными и отвратительными?
— Нет. Я думаю, что он прекрасен.
Артемида ухмыльнулась.
— Ага, конечно, а я считаю, что от них постоянно воняет и много шума. Всегда сплошное недовольство, и только требуют и требуют чего-то. Фу-у-у, я не могу представить, что пройду через такое, чтобы получить нечто противное, которое тянется ко мне.
Ашерон закатил глаза, представив всех тех бедных младенцев, которые попадали ей в руки. Очевидно, она отдавала их кому-то, у кого лучше выражен материнский инстинкт.
— Я думаю, греки должны были сначала узнать эту твою сторону, прежде чем нарекать тебя богиней деторождения.
— Это все потому что я помогла своей матери родить Апполона. А это совсем другое дело.
Она подошла и нежно взяла его за фалос.
— И что тут у нас?
— Если ты сама до сих пор этого не знаешь, ни одно из объяснений тебе не поможет.
Она звонко рассмеялась и от этого его член еще больше налился.
— Я надеялась застать тебя все еще бодрствующим.
Ашерон ничего не сказал, когда она опустила голову, чтобы взять его член в рот. Он уставился в потолок, пока она водила по нему языком. Это возможно было бы намного более приятным, если бы ему каждый раз не приходилось быть на чеку и контролировать себя. Ашерон прекрасно знал, что не стоит разряжаться вот так на нее. Артемида любила его вкус, но ненавидела, когда он освобождался где-то еще, а не внутри нее. И только это она допускала. Ашерон дернулся, когда она резко схватила его и чуть не поранила. Она запустила свои пальцы в волосы вокруг его члена. Охая, Ашерону вдруг захотелось вернуться в начало их отношений, в то время, когда все это значило гораздо больше, чем просто сосать у него. Она в последний раз долго облизала его и оторвалась. Он ожидал, что она вернется к губам, но вместо этого, Артемида вонзила свои клыки в него чуть выше бедра, едва ли в двух дюймах от его жезла. Заорав от боли, он заставил себя не оттолкнуть ее и этим не причинить себе еще больше вреда. Боль быстро переросла в волну невероятного наслаждения. Но Артемида все еще не позволяла ему кончить.