— Прости меня, — произнес Адам хриплым, надтреснутым голосом.

— Не надо, Адам, — ответила я. — Тебе не за что извиняться. Ты ведь взял себя в руки, правда?

— С трудом, — прошептал он.

— И все-таки… Обойдемся без извинений, Адам Уолкер.

— Я чуть было не…

— Повторяю — никаких извинений!

Я наклонилась к нему, и он инстинктивно меня обнял.

— Даже если что-то было не так, это не конец света. Забудь! Давай сменим тему разговора.

Он улыбнулся — слабое подобие его обычной ухмылки, — но сейчас и это радовало. Он не просто пережил стресс, а потерял контроль над собой. Я знаю, что это означает для существ, подобных Адаму. Самоконтроль — все. Глава вампиров, король бессмертных, независимо от обстоятельств он устанавливал новые законы: не охотиться, не убивать… Я могла не соглашаться, но это была его земля, а не моя. Последнее слово всегда остается за хозяином.

Как видно из поведения Нико, не все подданные были столь законопослушны. Однако, если сообщество вампиров функционировало примерно так же, как и мой Клан, то Адам — истина в последней инстанции, и сегодня ночью он ясно дал это понять. Нико мог спорить и жаловаться сколько угодно, но точку в разговоре ставит Адам. Я никогда не встречала сообщества или кланы сверхъестественных существ, которые бы управлялись иначе. Годился только авторитарный режим: скопление хищников — не очень благодатная почва для демократии. Даже ведьмы во время шабашей подчиняются своему вождю. Я не имею понятия о том, как становятся королем вампиров, но держу пари, должность — не выборная, а из числа тех, что завоевываются силой. Пожалуй, надо почитать их конституцию. Для общего развития. После того как все это утрясется. Обязательно попрошу…

А сейчас я имею полное право задать вопрос, от которого раскалывается мой мозг:

— Борис Найджи — человек из твоего прошлого?

Адам смутился:

— Борис? Он работает на меня. Отвечает за все поставки. Нам нет необходимости выставлять себя перед публикой.

— Ты знаешь его с войны? По лагерю? Он-то знает, кто ты.

— Я что-то не понимаю, Кейра, — ответил он. — Борис тогда был маленьким мальчиком. Я встретил его только несколько дней назад. Как он мог узнать меня?

Я всмотрелась в его лицо, стараясь понять, правду ли он говорил, и увидела искреннее недоумение.

— Борис и его сестра Грета были заключенными концлагеря Берген Бельсен. Он предупреждал меня о «Дикой Луне» сразу, как только обнаружили оленьи трупы. Когда я остановилась у них в последний раз, чтобы заправиться, Борис передал мне серебряный крест для защиты.

Я говорила прямо, без обиняков — игры закончились.

Короткий, придушенный вопль Андреа заставил меня обернуться и взглянуть на нее. Она смотрела не на меня, а на Нико. Рыжеволосый хранил молчание, на его лице не было никакого выражения. Раны полностью затянулись. Если бы я не видела, как его недавно швырнули о стенку, я бы никогда не подумала…

— Ты знал Бориса Найджи, Нико? — спросила я.

Адам взглянул на меня, затем на него.

Нико лишь пожал плечами и невнятно зарычал.

— Ответь Кейре! — приказал ему Адам.

Андреа перевела взгляд на меня, ее лицо пылало от негодования. Может, она была с этим вампиром в близких отношениях и поэтому смотрела на меня с такой ненавистью?

Нико снова пожал плечами.

— Я не знаю, — тихим голосом ответил он. — Глядя на старика, трудно понять, каким он был в детстве. Я знал много людей, видел много жертв. Вполне возможно. Их было там слишком много…

Его голос не дрогнул, никаких эмоций. Я не могла понять, что он чувствовал. Может, если ежедневно наблюдать смерть и зло с близкого расстояния, рождается способность быстро забывать и бесчувственность?

Адам говорил, что они с Нико были компаньонами, партнерами в течение многих лет. Вероятно, и войну прошли вместе.

— Борис говорит, что он знает Нико? — спросил меня Адам.

— Не уверена, — ответила я, не отрывая взгляда от парочки, сидящей рядом с нами. — Борис все время пытался предупредить меня о ком-то из «Дикой Луны», кого он помнит по лагерю. Того, кто разговаривал с Марти.

— Ты думаешь, он имеет какое-то отношение к смерти Марти?

— Смерти? — воскликнула Андреа.

— Да, смерти от большой кровопотери. На его шее остались следы клыков. Он лежал на столе для бальзамирования, как если бы являлся одним из клиентов бюро.

— Я не убиваю людей, — ответил Нико, глядя мне прямо в глаза. — Мы не убиваем людей! Даже когда пьем их кровь.

Я снова встретилась с ним взглядом. Он не дрогнул, не отвел глаза. Как понять, говорил ли он правду? Нико был могучим вампиром и мог сказать мне в лицо все, что угодно, например, что он — прямой потомок Влада Тепеса, и мне ничего бы не оставалось, кроме как поверить на слово. Хотя, конечно, может, так оно и есть…

Я бросилась к Адаму — хотела сесть поближе, дотронуться до него и заверить, что все в порядке; восстановить связь между нами. Мелкая дрожь пробежала по моей руке, коснувшейся его кисти. Я посмотрела ему в лицо, и он улыбнулся, но в глазах не было ни искры прежнего чувства. Их омрачала глубокая печаль, из аквамариновых они стали почти серыми. Я хотела поговорить, но меня опередила Андреа.

— Твой кузен был предпринимателем? — удивленно спросила она.

— Что ты знаешь об этом? — Адам уставился на нее.

Она быстро взглянула на Нико, потом на Адама.

Я могла поклясться, что выражение ее лица на мгновение стало вызывающим, но затем вновь стало нейтральным, как раньше.

— Я видела его, — сказала она. — Он был здесь, разговаривал с Джоном.

— Когда? — спросила я.

Андреа пожала плечами:

— Неделю, может, две назад. Еще до того, как установили бронированные ворота и большинство наших прибыло сюда. Я не помню точно. Все ночи слились в одну.

Я посмотрела на Адама. Он слегка покачал головой.

— Джон — наш дневной менеджер, он — человек, — пояснил он. — С нами уже больше двадцати лет, ему сейчас около пятидесяти лет.

Я тяжело упала на диван.

— Стало быть, Борис говорил не о нем — слишком молод, к тому же человек.

— Да, Джон слишком молод, — согласился Адам. — Не то что мы.

Он посмотрел на Андреа и Нико. Выражение его лица было мрачным, у рта залегли глубокие складки.

— Я поговорю с Джоном позже. Вероятно, здесь замешан еще кто-то, кто знал Бориса прежде и общался с Марти. Необходимо узнать, кто был в резиденции, когда приезжал твой кузен.

— Допустим, я была. Только зачем мне с ним разговаривать? Какой смысл?

В словах Андреа звучало презрение, будто сама мысль о разговоре с гробовщиком унижала ее достоинство. Приятельницей Марти она явно не была.

Я ответила ей риторическим вопросом:

— По поводу гробов, может быть?

Три пары глаз посмотрели на меня.

Я пожала плечами:

— А что здесь такого?

На самом деле, я так не думала, но, зная кузена, он бы не ограничился незаконным промыслом дичи. Адам улыбнулся и поцеловал мои волосы.

— Мы не покупаем в розницу, моя сладкая. Кроме того, я предпочитаю хорошую кровать с пологом. Гораздо удобнее.

Нико и Андреа было не смешно. У меня возникло чувство, что я не то ляпнула. Ну, подайте на меня в суд! Откуда мне знать?

— Да, но мой кузен кому-то за что-то здесь платил. И очевидно, был чьим-то обедом, по крайней мере один раз. Вы, ребята, наверное, единственные вампиры в округе… Так что… ау! Поняли, что я сказала? Мне плевать на вашу политику и нет дела то того, кто играет в ваши игры или нарушает неписаные законы. Уж извини Адам! И даже до того, была ли у Бориса Найджи галлюцинация, или он действительно встретился на ранчо с бывшим нацистским преступником. Я хочу знать одно: Марти убили Олбрайты или он попросил кого-то из вампиров высосать его кровь, чтобы воскреснуть на третий день.

Я поднялась, расстроенная разговором. Слушала бы и дальше для разведки местности и ситуации, но теперь, когда все карты выложены на стол, пора начинать действовать. Хватит разговоров!