Волна любви захлестнула Тома. Пусть это было сентиментально, пусть его смущало, зато это было настоящее. «Мой отец, — подумал он. — Если с ним что-нибудь случится, я… я не знаю, что я тогда сделаю». В этот момент ему было наплевать на то, что думают остальные. И он крепко обнял Бэда.
— Ну ладно, — сказал Бэд. — Солнце печет вовсю, не буду больше держать вас на такой жаре. Заходите внутрь, там вас ждет пиво. Охладитесь немного, прежде чем снова приняться за работу. Сегодня как-никак праздник.
Итак, Бэд с Томом уехали на работу, Тимми ушел на целый день в гости к одному из друзей, и Лаура осталась в доме одна. По крайней мере, она думала, что она одна, но когда, взяв газету, она вышла на веранду, вслед за ней вышла и Бетти Ли.
— Я и не слышала, как ты пришла, — сказала Лаура.
— Я знаю. Вы все разговаривали. А потом, когда вы пошли завтракать, я спряталась наверху.
Слово «спряталась» удивило Лауру. Да и тон, каким все это было сказано, был необычным. Отложив газету, она посмотрела на Бетти Ли. Темное лицо старой женщины приобрело какой-то серый оттенок. Было видно, что она плакала.
— В чем дело? Что случилось? — Должно быть, произошло какое-то несчастье, или в большой семье Бетти Ли кто-то умер. — Скажи мне. Сядь и расскажи.
— Не знаю, смогу ли я, мисс Лаура. У меня от этого сердце разрывается. Бетти Ли закрыла лицо руками.
— Что бы тебя ни мучило, расскажи, и тебе станет легче, — мягко сказала Лаура.
Бетти Ли отняла руки от лица и жалобно посмотрела на Лауру мокрыми от слез глазами.
— Я слышала, слышала, что он… он сказал.
Неужели слова о том, что всех черных надо утопить или отправить в космос? Неужели эти слова?
— Ты имеешь в виду…
— Он сказал, что мы ему до смерти надоели, все мы, а значит и я тоже. Я никогда не думала… Мне и в голову не могло прийти, что кто-то в этом доме… Вы моя семья. Были ею. Но теперь — нет. — Бетти Ла заломила руки. — Как я могу остаться здесь после этих слов, мисс Лаура? Я не могу, не могу.
Онеметь, оцепенеть — значит быть не в состоянии произнести ни слова. Не было слов, которые могли бы смягчить горе и разочарование этой старой женщины. Ее мир, маленький светлый мир ее приемной семьи с его рождениями и смертями, с его праздниками, плавным течением дней и лет, разбился вдребезги. Бэд сделал это за какие-то секунды. И Лаура подавленно молчала.
Тогда Бетти Ли встала и положила руку на опущенную голову Лауры.
— Вы думаете, я не понимаю, что вы к этому не имеете никакого отношения? О, я так тревожусь за вас. Вы были моей маленькой девочкой, я держала вас на руках, когда умерла ваша мама, я делала вам локоны, накручивая на палец ваши золотистые волосы. Я учила вашего Тома ходить. Наблюдала, как он растет и, признаюсь, заглядывала пару раз в книжки в его комнате. Я никогда вам об этом не говорила. Думала, что ж, он еще молод, молодые все немного сумасшедшие и идеи у них бредовые, как у наших молодых ребят из «Черной власти», которые ненавидят всех белых. Но мы надеемся, что придет время, они выйдут в большой мир и образумятся. Но когда взрослый мужчина в такой семье, как ваша… О, если бы мисс Сесилия или мисс Лилиан узнали об этом, они бы… я не знаю, что бы они сделали.
Теплая рука все гладила и гладила Лауру по волосам, пока та наконец, не подняла голову и не заговорила.
— Если бы я могла вернуть все назад, сделать так, чтобы эти слова не прозвучали…
— Я знаю.
— Послушай, послушай, Бетти Ли. Он не имел в виду тебя. Он, конечно, сказал ужасную вещь, но люди часто говорят то, чего они на самом деле не думают.
— Он сказал то, что думал.
— Но он не имел в виду тебя. Клянусь! Он знает, какая ты замечательная, он сам так говорит.
— Какая разница, имел он в виду меня или нет? — Лицо Бетти Ли посуровело.
«Она права, — подумала Лаура. — С моей стороны было глупо выдвигать такой аргумент».
— Не знаю что и делать? — проговорила она с вопросительной интонацией, словно надеялась услышать ответ.
— И я не знаю, что вам делать. Вот почему я так за вас тревожусь. Тяжело, когда муж и жена… — Бетти Ли не закончила фразу.
— Но во многих отношениях он хороший человек. Ты же видела… — начала Лаура и разрыдалась.
Бетти Ли обняла ее, приговаривая старые-престарые слова утешения:
— Не плачьте. Ни из-за чего на свете не стоит так плакать. Все будет хорошо, вот увидите.
— Ты ведь не всерьез сказала, что не сможешь у нас остаться, а?
— Всерьез, — после заметного колебания ответила Бетти Ли. — Теперь я буду чувствовать себя в вашем доме неловко. И вы бы так себя чувствовали на моем месте, правда?
Последовала еще одна мучительная пауза.
— Да, — признала наконец Лаура. — И снова пауза. — Не могу представить дом без тебя.
Бетти Ли грустно улыбнулась.
— Я все равно старею. Время бросать работу.
— Ну нет, не настолько ты старая. Давай уж будем честными до конца — ты ведь и не думала бросать работу.
— Ну хорошо, пусть так. Но вы же знаете, что я всегда, в любой момент буду готова прийти вам на помощь.
Лаура кивнула и вытерла глаза:
— А я — тебе.
— Теперь я, пожалуй, пойду. — Бетти Ли нагнулась и поцеловала Лауру в щеку. — Берегите себя, ладно? И если я вам понадоблюсь, дайте мне знать.
— Обязательно, — прошептала Лаура и не подняла головы, когда Бетти Ли направилась к двери.
Она слышала, как старая служанка прошла через кухню, попрощалась с Графом, который скорее всего лежал в своей корзинке, и закрыла заднюю дверь.
Ушла. Эта достойная женщина ушла после того, как в их доме задели ее достоинство.
В мире так мало сострадания. Бетти Ли и ребенок с копной непокорных волос, сидящий у рояля… Почему? Камни, издевательства, пули. Зачем все это, Господи? Лаура сидела, глядя то на ужасный снимок на первой странице газеты, то на удаляющуюся фигуру Бетти Ли, которая неспешно шла по улице к своему дому.
Спустя какое-то время Лаура встала и вышла из дома. Воздух был свежим и влажным. На Фейрвью легкий ветерок шелестел в листве. На улице было тихо. У одного дома садовник подрезал кусты. У другого вращалась поливальная установка, разбрызгивая вокруг бриллиантовые капли. Трудно было поверить, что что-то могло нарушить покой этого места.
Машина замедлила ход, проезжая мимо дома Блейров. Наверное, пройдут годы, прежде чем его перестанут называть домом Блейров, ведь он много лет принадлежал этой семье. Еще одна машина притормозила с тем, чтобы пассажиры успели как следует рассмотреть дом, потом снова набрала скорость и укатила. Любопытствующие.
— Но меня привело сюда не любопытство, — сказала Лаура самой себе. — Я знаю этих людей. По крайней мере, они для меня не просто имя.
Она подошла к железной изгороди. На подъездной дорожке стоял грузовик. Рабочие уже приступили к починке окон. Выбитые стекла лежали на лужайке. Неровные осколки производили впечатление такого же смертоносного оружия, как остро наточенный нож.
— Осторожнее, леди, — предупредил рабочий, когда она направилась по дорожке к дому.
На белой двери переднего входа чернело пятно краски. Что-то там было написано, но надпись постарались затереть, так что ничего нельзя было разобрать кроме одной буквы, похожей на «Н». Наверное, отец семейства, встав пораньше, замазал надпись. Она позвонила.
Подождав какое-то время, позвонила еще раз. Дверь чуть-чуть приоткрылась и в щель высунулась ребячья голова. Изумленные глаза смотрели на Лауру.
— Синтия, — сказала Лаура. Дверь начала закрываться.
— Синтия, — повторила Лаура, — ты меня не узнала?
— Мама сказала не пускать никого кроме рабочих, которые чинят окна.
— Скажи ей, пожалуйста, что это я. Та дама, которая приходила к вам накануне, которая будет заниматься с тобой музыкой. Ты ведь меня помнишь?
Девочка закрыла дверь. «Хочет быть уверенной в том, что я не ворвусь внутрь, — с грустью подумала Лаура, дожидаясь перед закрытой дверью. Спустя пару минут дверь снова открылась.
