Танец заключался в том, что все кружились и менялись партнерами, причем быстрее, чем того требовал ритм. Мелодия становилась громче, когда Сара приближалась к музыкантам, и была еле слышной на другом конце круга. Казалось, даже лагерные костры вспыхивают ей в такт. Когда Сара встретилась с Райсом, он улыбнулся, закружил ее и тут же передал следующему партнеру.

Неожиданно музыка умолкла, и Сара остановилась рядом со своим последним партнером, невысоким, но мускулистым и широкоплечим мужчиной.

— Меня зовут Гейнс, — представился он, взял ее за локоть и вывел из толпы. — А приятели кличут Быком. — Он выпрямился, пытаясь произвести на нее впечатление.

— Сара Тэнтон, — ответила она.

Несмотря на полумрак, она узнала в нем человека, который не хотел останавливаться по воскресеньям, и, хотя они танцевали вместе, обмениваться с ним рукопожатиями ей почему-то не захотелось. Когда музыканты заиграли снова, Гейнс протянул Саре руку, но она шагнула в сторону.

— Мне пора возвращаться к своему фургону.

— Мисс, если вы понадобитесь, все знают, где вас искать. — Гейнс схватил ее за руку и притянул к себе.

В этом танце каждый мог импровизировать. Вскоре Сара и Бык очутились вне круга танцующих.

— Вы едете с Милберном? — Если это и был вопрос, то ждать ответа Бык не стал. — Я видел вас с ним и стариком. — Он придвинулся к ней ближе, стремясь удостовериться, что она его слышит, и Саре пришлось отстраниться. — Этот старик вам отец или кто?

Муж, хотелось сказать Саре, однако ложь ей претила, и она призналась, что Милберн ее нанял. Однако, увидев при свете костра хитрый злобный взгляд Гейнса, тут же пожалела о своей честности.

Когда танец кончился, она шагнула в сторону и замешкалась, потеряв направление.

— Мне нужно вернуться.

— Я провожу вас. — И снова, не дожидаясь согласия, Гейнс взял ее за локоть. — Я путешествую с другом, Германом Кирби, и сыном моего брата Натаном. У мальчишки не осталось никого, кроме меня. — Он медленно вел ее вдоль составленных в круг фургонов и приветствовал шедших навстречу, приподнимая шляпу. — Мы хотим взять землю в Орегоне, — продолжил он. — Каждый из нас застолбит себе участок, но командовать всем буду я, потому что остальные ничего в этом не смыслят.

Сара промолчала, но его это не смутило.

— Вот мой фургон. — Она впервые искренне обрадовалась старому ворчуну и не оглядываясь, чтобы Бык не принял это за поощрение, прошла прямиком к фургону и залезла внутрь.

— Это еще кто? — услышала она хмурый голос Эли.

— О, этого парня зовут Гейнс, — ответил ему Милберн. — С ним трудновато ладить, но я думаю, что все обойдется.

Через несколько минут Сара вышла наружу с корзинкой для рукоделия. Она не собиралась заниматься шитьем до ужина, но ей нужно было как-то объяснить, почему она поспешно забралась в фургон.

— Не нравится мне его физиономия, — сказал Эли, глядя на нее.

Она промолчала, но внутренне возмутилась. Какое право он имеет ее осуждать?

— Бьюсь об заклад, что твоя физиономия ему тоже не по душе, — ответил Милберн.

— Возблагодарим же Господа за то, что он привел нас на этот травянистый луг! — широко раскинув руки, воскликнул преподобный Флинор. — Пока мы будем хранить веру в Него, Он будет уверенно вести нас к новому дому!

То, что в субботу вечером было танцплощадкой, в воскресенье утром стало церковью. Почти все путешественники оставили свои дела, чтобы послушать проповедь и хором пропеть псалмы.

— Похоже, я все услышу и отсюда, — сказал Эли. — Но ты, Сари, можешь идти, если хочешь.

Почувствовав в его тоне пренебрежение, Сара поняла, что он еще больше разозлится, если будет вынужден печь лепешки в одиночку, и предпочла остаться.

Эли оказался прав; они не пропустили ни слова, однако его ядовитые комментарии испортили все впечатление от проповеди.

Например, он заявил, что за луг нужно благодарить не Господа, а Милберна, а когда Сара резонно возразила, что, даже если Пит нашел луг, создал его все равно не он, Эли только фыркнул и велел ей месить тесто.

Флинор так расчувствовался, что у него срывался голос:

— На все воля Божья — от падения листа до рождения ребенка!

— Думаю, ты согласна и с этим, — скептически усмехнувшись, заметил Эли, начиная месить вторую порцию теста.

— Пожалуй.

Зачем я ввязалась в этот спор? — раздраженно подумала Сара. И как прекратить его, пока старик окончательно не вышел из себя? Она работала с ним уже пять дней, но возражать посмела впервые.

— Пожалуй… — задумчиво повторил он и сунул ложку в тесто. — А как насчет смерти?

— Каждая скорбь, — сказал Флинор, словно услышав его слова, — тоже выражение Божьей воли.

Эли фыркнул:

— Если это так, значит, ему нравится причинять людям боль.

Сара посмотрела на старика, шокированная как его словами, так и тем, что он осмелился произнести их вслух. А вдруг это кто-нибудь услышит?

— Я вот что хочу спросить, — произнес Эли, закончив смешивать тесто и передавая миску Саре. — Похоже, дома жизнь у тебя была не сахар. Иначе ты бы не отправилась на Запад. Я прав?

Опасаясь, что на ее лице отразились недоверие и страх, Сара быстро отвернулась и ничего не ответила.

— По-твоему, ты заслужила то, что заставило тебя захотеть начать все сначала? — продолжал допытываться Эли.

— Господь наказывает нас за наши грехи. Если бы мы не грешили, не было бы и скорби! — Казалось, священник обращается именно к Саре, к ней одной.

Она проглотила комок в горле, по-прежнему не в состоянии вымолвить ни слова, и кивнула.

Эли недовольно крякнул.

— Ну, а я считаю, что эту скорбь слишком часто испытывает совсем не тот, кто грешит.

Когда обе миски были завернуты в тряпицы и выставлены на солнце, чтобы тесто подходило, Эли нашел для Сары другую работу у фургона, где мог донимать несчастную вопросами, на которые она не могла ответить.

Когда Эли наконец отправил ее к ручью стирать одежду, она облегченно вздохнула, ибо к тому времени уже была готова броситься наутек. Она с радостью отправилась выполнять задание. Скрывшись за деревьями, Сара опустила сумку наземь и тяжело вздохнула.

Как Эли догадался, что я сбежала? И что еще ему придет в голову? — взволнованно думала девушка.

Хруст ветки заставил ее вздрогнуть и очнуться от тягостных размышлений. Она схватила белье и сделала вид, что занята делом. Через минуту к ней присоединилась Марта Уильямс.

— Я увидела, что ты идешь стирать, и решила, что вдвоем нам будет веселее, — сказала она, вставая у ручья на колени. — Ты сегодня что-то бледная. Нездоровится?

— Да нет… — отозвалась Сара, не поднимая головы.

— Пожалуйста, не волнуйся. Мне можно сказать все. Я видела, что старик заставил тебя работать все утро и даже не пустил на службу.

— Дело не в этом, — возразила Сара, досадуя, что дрожь в ее голосе можно неправильно понять.

Марта смотрела на нее с сочувствием.

— Откуда ты, милая?

— Из Нью-Йорка. — Сара ждала новых вопросов, но оказалось, что для Марты этот вопрос был всего лишь предлогом рассказать о себе.

— А мы из Теннесси, — начала она. — Отправились на Запад, потому что Том боится войны. Он говорит, что с тремя детьми и четвертым на подходе… — Она остановилась и с мечтательной улыбкой похлопала себя по животу. — Том не хочет бросать нас ради того, чтобы служить в армии.

— Никто не станет отправлять на войну молодого отца, — рассеянно ответила Сара. Проблемы Марты ее не трогали: они были слишком далеки от ее собственных.

— На самом деле, — поделилась та, — Том уже давно подумывал о том, чтобы махнуть на Запад. Просто сейчас он может сказать, что заботится о нас и не хочет подвергать опасности.

Женщины закончили стирку и вместе пошли в лагерь. Сара опасалась, что Эли ждет ее возвращения, придумав за это время новые каверзные вопросы, но он только сказал: