Вот было бы здорово, подумала Силия: съездил, помолился какому-то святому, который исцеляет матерей от недуга пьянства, оставил в дар что там положено, вернулся домой — и оказывается, дело сделано: Барт Кеннеди работает за стойкой бара, а мама упаковала чемоданы и ждет свою дочь, излучая оптимизм.
— Увидимся на выходных, — с теплой улыбкой сказал Том.
Она кивнула. Что-то не в духе он сегодня, подумала Силия. Как правило, паузы в разговоре ее не смущали — напротив, молчать ей даже нравилось. Но сегодня ей нужен был собеседник. На самом деле, она скучала по Эмер. Эмер можно сказать что угодно, и она поймет, но не будет припоминать все, что ты ей поведал, при каждом удобном случае. «В конце концов, каждый как хочет, так и поступит», — говорила она. Только посоветовать что-то конкретное — как убедить человека сделать то, что надо, или что лучше — она не могла. Они с Силией эту тему долго и не раз обсуждали. Нужно ли на детей, страдающих ожирением, надевать намордники? Или обследовать курильщиков и вводить для них специальные медицинские карты, чтобы сигареты продавали только тем, у кого здоровые легкие и нет эмфиземы? Тогда удастся многих спасти, верно? — спрашивала Силия. Эмер пожимала плечами. Да, но только на время: ребенок наверстает упущенное, когда снимут намордник; курильщик все равно достанет сигареты или перейдет на окурки. А наркотики почему тогда под запретом? Давайте продавать героин в «Куиннсворте» килограммовыми пачками, и дело в шляпе? Если кто хочет свести счеты с жизнью — пожалуйста, никакой тебе мафии и наркоторговцев, и никому не придется идти на панель или воровать, чтобы раздобыть денег.
Наркотики — другое дело, — возразила Эмер, — это яд, он смертельно опасен. Не продают же в аптеках мышьяк или стрихнин.
А как же алкоголь? Разве он не опасен? Сколько людей с больной печенью, умирающих медленной смертью — разве мало мы их повидали? Эмер заметила, что если это Селию так возмущает, то не надо содержать паб, и уж как минимум следует повесить там плакат с призывом соблюдать умеренность. Тогда они тяпнут вдвоем по бутылочке «Гиннеса» и обсудят другую тему. И все-таки она умеет утешить; неудивительно, что ее муж-красавец и три рослых сына с нетерпением ждут ее с работы. И не сказать, что все у нее в жизни идеально: было всякое, и плохое, и хорошее — как у любого человека. Но как раз поэтому она все понимает.
— Спокойной ночи, — кивнула она, и добавила, — спасибо, что подбросил. — Том все-таки не виноват, что он не такой как Эмер, несправедливо на него обижаться.
— Как сказал бы Мики, везем все лучшее на Запад, — рассмеялся он.
— Не поощряй его, он и так слишком разговорчивый. — Она подошла к порогу, открыла дверь, и мама громко прокричала ей приветствие через весь паб — из чего Силия заключила, что ей предстоят очень нелегкие полтора часа. Она поставила сумку в кухне, повесила куртку, тихо вышла, встала рядом с Бартом Кеннеди, который молча потрепал ее по плечу, и принялась разливать пиво по стаканам.
После того, как паб, наконец, закрылся, мама скандалила еще два часа. Пока Силия методично опустошала пепельницы и вытирала столики, мама сидела на стуле и возмущалась: она не потерпит, чтобы кто-либо хозяйничал в ее собственном пабе; Силия только на порог — и тут же хозяйничать, да как она смеет. Силия тут не главная, и паб вовсе не ее собственность, о чем, она надеется, Силии известно. Она была в конторе мистера Грина, и мистер МакМэхон, очень славный юноша, оформил ей завещание, все честь по чести, и там сказано, что после ее смерти заведение продадут, а деньги поровну поделят между Мари, Харри, Дэном и Силией. Вот тебе. Силия не отвечала. Она вымыла стаканы — сперва под горячей водой, потом под холодной, потом, перевернув их, поставила сушиться на пластиковой решетке, чтобы воздух проникал со всех сторон, не оставляя следов капель.
На столе возле мамы стояла бутылка брэнди. Силия даже не пыталась к ней прикоснуться. Она просто прошла мимо и закрыла дверь. Теперь все готово на завтра. Ей стало немного не по себе при мысли о разговоре, который состоится утром, когда впервые с тех пор, как хоронили отца, на двери «Райанс» появится надпись «закрыто».
— О высокочтимая, — донесся мамин голос, — может, хотя бы пожелаете спокойной ночи?
— Спокойной ночи, мама, — ответила Силия, устало поднимаясь по узким ступенькам в маленькую спальню с белыми стенами и железной кроватью. Она уснула не сразу. Еще успела услышать, как мама, спотыкаясь, поднялась по лестнице и на верхней площадке налетела на шкаф. Она не могла не помнить, что там стоит шкаф: он простоял там уже тридцать восемь лет — с тех пор, как она вышла замуж.
День выдался ясным — чересчур солнечным. Силия проснулась и едва не вскочила. Занавески раздвинуты, у постели мама с чашкой чая.
— Ты, думаю, устала в больнице-то, отдохни вот. И вчера всю посуду перемыла, поздно легла, наверное. — Голос почти не дрожал, и чашка с блюдцем в ее руке не тряслась.
Силия села на постели и протерла глаза.
— Я при тебе мыла посуду, — сказала она.
— Ах да, конечно. — Мама растерялась, она явно этого не помнила. — Само собой, но все равно, спасибо… что ты такая помощница.
Перегаром не пахло, но Силия догадалась, что мама уже, наверное, выпила рюмку водки. Потому так хорошо держится. К тому же привела себя в порядок: аккуратно уложила волосы, надела платье с белым воротником. На глаза все равно глядеть было страшно, но в остальном миссис Райан смотрелась вовсе неплохо.
Ну, теперь пора. Силия поставила ноги на пол и отпила большой глоток чаю.
— Спасибо, мам. Знаешь, я кое-что хотела тебе сказать. Все дожидалась подходящего момента…
— Я там внизу поставила чайничек; сейчас выключу и поднимусь.
Она ушла. Чайник был чистой выдумкой. Силия встала и быстро оделась. Она решила, что джинсы одевать не стоит, и облачилась в юбку и блузку, затянувшись широким белым ремнем. Так она казалась строже, больше походила на медсестру. В кухне мамы не было. Куда она исчезла? На пороге у бокового входа послышалась возня: вооружившись ведром и щеткой, миссис Райан на четвереньках энергично терла ступеньки.
— Я вот вчера заметила: безобразие, надо же отмывать, а то мы в грязи утонем. — Она сопела, взмокнув от усилий. Силия промолчала, вернулась в кухню и налила себе еще чаю. Наконец, мама все-таки вернулась.
— Вот, теперь порядок, — сказала она.
— Хорошо, — ответила Силия.
— Я видела Нэнси Моррис — у этой девчонки с головой беда. Если ей что надо от тебя, говорит: «Здравствуйте, миссис Райан», — а если нет, то ты все равно что пустое место. Я притворилась, что не слышу. Когда она приезжает домой, ее мать просто с ума сходит.
— Охотно верю, — заметила Силия.
— Что ты, — перепугалась миссис Райан, — это не о тебе, я тебе рада. Так рада, что ты приезжаешь, выручаешь меня.
— Спасибо, что сейчас хотя бы так говоришь, — сказала Силия. — Но вчера вечером ты другую песенку пела.
— Что ты, в пятницу вечером не надо меня слушать — такая толпа наседает со всех сторон. Я может, немного была не в духе, но я ведь поблагодарила тебя за то, что ты перемыла посуду? И даже принесла чашку чая в постель! — Она умоляла как малый ребенок.
Силия осторожно отобрала у нее ведро и щетку, закрыла за спиной дверь, и, ласково говоря с ней, подвела к столу, опасаясь, что мама снова куда-то бросится.
— Разумеется, ты принесла мне чаю в постель, и я знаю, что где-то в глубине души ты благодарна мне за то, что я приезжаю, но мама, это не главное, совсем не главное. Ты не помнишь, что было вчера вечером, часов после девяти — вот о чем речь.
— То есть как?
— Когда я приехала, ты уже была невменяема. Кричала на какого-то мужчину, который якобы дал тебе пятерку вместо десятки. Заявила юной Бидди Брейди, что тебе тут не нужна целая толпа ее подружек — к счастью, Барт все уладил. Ты пролила на стойку целую бутылку лайма, и весь вечер она была липкая, потому что ты никому ее вытирать не позволяла. Несколько любителей гольфа попросили картофельных чипсов, а ты не нашла коробку и сообщила им, что тебе лень искать, потому что у чипсов этих запах детской неожиданности. Да, мама, это твои собственные слова.
