Наконец мистер Эдвардс закончил оценку и взглянул на меня.

— Если вам действительно нужны деньги, то я мог бы дать вам за все две тысячи фунтов, — сказал он.

Две тысячи? У меня волосы встали дыбом от ужаса.

— Они сделаны очень искусно, — продолжал он. — Эти цирконы просто превосходны. На первый взгляд они выглядят совсем как бриллианты.

— Они все поддельные? — воскликнула я. — Каждая вещь?

— Нет-нет. Вот это подлинная вещица. — Он поднял в руке маленькую брошь в форме паучка. — За нее можно получить около пяти сотен.

И на том спасибо!

Собрав все безделушки, я, пылая гневом, вышла из лавки.

Пирс должен был приехать через несколько дней, так что сразу я не могла выложить ему все, что о нем думаю. Приходилось сдержать свой гнев до его возвращения.

Две ночи спустя я проснулась под утро от того, что кто-то стучал в окно моей спальни. Я раздвинула шторы и, увидев за окном Фрэнка, поняла, что подсознательно ждала его появления.

— Входи, — сказала я. Закутавшись в шелковый халатик, я включила свет. Как только он закрыл за собой окно, я вытащила из комода свои безделушки и высыпала на кровать.

— Плохие новости? — с сочувствием спросил он.

— Две тысячи фунтов.

Он поцокал языком и стал одно за другим перебирать украшения.

— Если бы они были настоящими, то стоили бы около двух миллионов, — с досадой произнес он.

— Сегодня утром я оценила часы. Они тоже ничего не стоят и представляют интерес только разве для большого любителя цирконов, — с горечью сказала я. — Каков скупердяй! Тебе никогда не догадаться, что я сделала на его день рождения.

— Возможно, догадаюсь. Наверное, ты подарила ему что-нибудь очень ценное, потому что была глубоко тронута его щедростью.

— Тебе, наверное, приходилось сталкиваться с подобными ситуациями?

— Часто. Мне даже вспоминать не хочется, сколько раз такое бывало.

— Я ведь продала свою камарскую жемчужину, чтобы купить ему необыкновенный подарок. За нее заплатили двадцать три тысячи фунтов, и большую часть этой суммы я потратила на него.

Мне показалось, что Фрэнк был готов расплакаться.

— У тебя была жемчужина стоимостью двадцать три тысячи фунтов? — жалобно спросил он.

— Была когда-то.

— И ты продала ее до того, как появился я?

— Боюсь, что это так. Надеюсь, ты не расстроился?

Фрэнк застонал.

— Я купила ему бриллиантовые запонки и такую же булавку для галстука. Бриллианты были настоящие. Недаром он посмотрел на меня таким странным взглядом. Понимаешь, не виноватым, а странным. Ох, пропади он пропадом! — в гневе заорала я, и Фрэнк торопливо зажал мне рукой рот.

— Тише! Кто-нибудь может услышать!

— Ну и что, если услышат? Это мой дом. Я имею право находиться здесь.

— Конечно, имеешь. Извини. Я так привык находиться в местах, где не имею права быть, что забыл, как это бывает.

— Дело не в деньгах, дело в том, что он обманул меня. А я терпеть не могу, когда из меня делают дурочку.

— Этого никто не любит, — с сочувствием отозвался Фрэнк. — Подумай, каково было мне, когда я с риском для жизни взобрался сюда и обнаружил, что твои сапфиры не заслуживают таких усилий?

Он вел себя так забавно, что я, не удержавшись, расхохоталась.

— А ты гораздо красивее, чем на снимках, — сказал он, — особенно когда смеешься. Кажется, я никогда еще не видел тебя на снимке смеющейся.

— Это никому не нужно, — объяснила я. — Меня хотят видеть соблазнительной и чувственной. Вот такой. — Я придала лицу привычное выражение: выпятила губки и взглянула на него из-под полуопущенных век.

— Не проделывай со мной такого, — взмолился он. — Через минуту мне снова придется спускаться вниз, а для этого нужно иметь незатуманенное сознание.

— Я приготовлю тебе кофе, — сказала я и пошла на кухню.

— А нельзя ли мне также принять холодный душ?

Когда мы пили кофе, я спросила:

— Тебе часто не везет?

Он пожал плечами:

— Всякое бывает. Моя жизнь связана с риском, как, впрочем, и твоя.

— Что правда, то правда, — согласилась я, и мне стало жаль себя.

Мы не спеша пили кофе в атмосфере взаимного сочувствия. Потом Фрэнк сказал:

— Конечно, успех в моем деле во многом зависит от физической подготовки. Я занимался легкой атлетикой, и меня чуть не включили в сборную Англии. Теперь это очень пригодилось.

— Тебе никогда не хотелось заниматься чем-нибудь другим?

— Беда в том, что я не очень умен. В Итоне я всегда был в числе отстающих. Мой отец — банкир, и предполагалось, что я пойду по его стопам. Но я был не в ладах с цифрами. А вот в драгоценностях я разбираюсь и могу различить подделку с расстояния пятидесяти шагов. Кстати, ты не спросила, почему я здесь.

— Как ни странно, мне это в голову не пришло.

— У меня было дело в Суррее. Отличный загородный дом под названием «Эслей».

— Но ведь это дом Пирса, он еще называет его «мое загородное гнездышко». Только не говори, что ты проник внутрь. У него там система безопасности по последнему слову техники.

— Да, там много всяких новомодных приспособлений, но все это — сплошная показуха, ничего существенного. Проникнуть внутрь было проще простого.

— Ты не прихватил его золотой перстень-печатку? Могу поклясться, что это не подделка.

— Я побывал там не за драгоценностями. Он хранит в этом доме нечто гораздо более ценное: секретные документы, которые опасно оставлять в офисе. Вот. — Он вытащил из потайного кармана какой-то маленький предмет. — Это микрофильм всех документов, хранящихся в его письменном столе.

— Но зачем они тебе?

— Мне они не нужны, но в них должны содержаться сведения, которые позволят тебе заставить его пожалеть о том, что он так с тобой обошелся.

Он вложил кассету в мою руку.

— Ты добыл это только ради меня? Это очень мило с твоей стороны, Фрэнк, особенно если учесть, что у меня, как оказалось, нечего украсть.

— Все это так, но самые прекрасные вещи не крадут, — сказал он, блеснув глазами. — Их дают добровольно.

Ну что ж, я поняла, чем могу расплатиться с ним за все его старания для меня. К тому же его обтягивающий костюм обрисовывал весьма внушительное утолщение, от которого я уже несколько минут не отводила восхищенного взгляда. Я принялась медленно раскрывать молнию, опуская ее ниже… еще ниже… Его костюм был надет на голое тело.

Я засунула руки в образовавшееся отверстие и, обняв его с обеих сторон, добралась до ягодиц и прижала его к себе. Он вдруг охнул от боли, остановив тем самым мои дальнейшие манипуляции.

— Молния, — объяснил он. — Надеюсь, ты не хочешь сделать меня инвалидом на всю жизнь?

— Извини, — сказала я.

— Послушай, — сказал он, — я самый заурядный, неизбалованный парень. Нельзя ли как-нибудь попроще?

— Ладно, — согласилась я и, взяв его за руку, повела к постели.

Он предпочел раздеться сам. («Если не возражаешь, так я чувствую себя в большей безопасности».) То, что предстало моим глазам, оправдало мои надежды. Фрэнк обладал тренированным телом атлета. Оно было гибкое, поджарое и сильное, как тело пантеры. Мне не терпелось прикоснуться руками к длинным изящным бедрам и аккуратным мускулистым ягодицам. Сбросив с себя халат, я улеглась на живот и, поддерживая руками голову, стала наблюдать за ним.

Он усмехнулся:

— Нравится то, что видишь?

— Очень. И я думаю о том, что со всем этим сделаю.

Он уселся рядом со мной.

— Может, обменяемся мыслями на этот счет?

Он перевернул меня на спину, и его голова немедленно оказалась между моими ногами. Он с явным наслаждением вдохнул мой запах и принялся целовать меня. Его пенис оказался в очень удобном положении, так и напрашиваясь, чтобы я взяла его в рот. Мы ласкали друг друга губами и языками, словно соревнуясь, кто доставит друг другу самое большое наслаждение. Он победил. Я первой достигла оргазма. Он рассмеялся и сказал:

— Позволь показать тебе то, чего, я уверен, ты никогда не делала раньше.