Впрочем, даже если забудет, от этого ничего не изменится. Он взял ее, и, возможно, она даже забеременела. Утром придет горничная и увидит их в одной постели. Естественно, он сошлется на молодость и любовь… повинится в том, что согласился с планом Деборы воспользоваться отсутствием старших… Пусть она тогда попробует поспорить с ним или убежать от него… Они обвенчаются.
С этой мыслью Симон заснул.
Дебора открыла глаза, когда Симон еще спал. У нее болело все тело. Она пошевелилась и тотчас замерла, почувствовав рядом Симона. И все вспомнила… сразу же вспомнила. Отодвинувшись на край кровати, она перебирала в памяти события минувшей ночи. Что с ней было? Почему она позволила такое? Почему с готовностью подчинялась его фантазиям, нарушая все моральные принципы, которые составляли основу ее жизни? Что же ей теперь думать о себе? Неужели это насквозь испорченное существо она сама… Как же ей жить? Ее разум никогда не был особенно стойким и теперь не выдержал пытку ужасными воспоминаниями о прошедшей ночи. Дебора встала и, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, бросилась в ванную комнату. Ей было противно глядеть на себя, пока она с ожесточением терла кожу мочалкой. Но видения не отступали…
Симон как будто заворожил ее. Она вспомнила, как кричала от восторга и как требовала от Симона все новых и новых, самых ужасных извращений, и поняла, что никогда не сможет об этом забыть. Ее грех отныне и навеки пребудет с нею. Этого водой не смоешь. Дебора выронила мочалку и вышла из-под душа. Она не вытерлась и не завернулась в полотенце.
Никто не видел, как она бежала в часовню. Все еще спали. Дебора взяла церемониальный меч, принадлежавший ее деду, и, пока несла его, все время боялась уронить, потому что он был очень тяжелым.
Когда она приблизилась к алтарю, ее мозг переполняли картины ночного разврата. Тошнота прошла, и Дебора ощущала лишь необоримое стремление уйти от того, что ее ждало в будущем. Мысли стали кристально ясными. Позор, который она пережила ночью, останется с ней на всю жизнь. Совершив страшный грех, она поняла, как беззащитна перед грехом… она, которая гордилась своей чистотой и сверху вниз смотрела на слабых детей Божьих. И вот она наказана. Если бы дедушка знал…
Слезы подступили у нее к глазам. Последний, о ком она подумала, когда бросилась на острый меч, был ее дед. Жгучая нестерпимая боль пронзила ее, но, теряя сознание, Дебора успела порадоваться своему спасению, несмотря ни на что… Никогда больше она не позволит позорить себя.
Она вздохнула, уже не чувствуя, как алая кровь потоком хлынула у нее из горла.
Нашел ее Симон. Когда он проснулся и не обнаружил Дебору рядом, инстинктивное чувство опасности, о котором он и не подозревал, привело его в часовню. Страх сжимал ему горло, пока он, не дыша, смотрел на залитое кровью тело Деборы.
Выйдя из часовни, он невидящим взглядом обвел все вокруг. Надо бежать, пока не поздно… Никто не знает, что он все еще здесь. Ведь всего шесть часов… Машина за воротами. Слуги спят в дальней части дома. Они и не узнают, что он остался до утра. Симон пошел наверх, вымыл стаканы, потом сам вымылся, торопливо оделся и уже собирался покинуть дом, как вспомнил о запятнанной простыне.
Не долго думая, он стащил ее и, достав чистую простыню из шкафа, что стоял в коридоре возле спальни, перестелил постель. Грязную простыню он решил унести с собой.
Спустился он по главной лестнице, прошел через сад и проехал миль двадцать, прежде чем его перестала бить дрожь.
О смерти Деборы ему по телефону сообщил ее отец. Самоубийство любимой внучки убило и старого графа. В Марчингтоне из поколения в поколение передавались слухи о безумии, изредка охватывавшем кого-то из членов семьи, и теперешний граф, вспоминая о своей тете, готов был поверить в то, что нет дыма без огня. Строгий, бледный, одетый во все черное, Симон присутствовал на похоронах, однако отказался от приглашения остаться в Марчингтоне. Одна из местных газет посвятила свои страницы происшедшей трагедии, и кое-кто заговорил о семейном проклятии.
Симон в ярости бежал в Америку. Он не считал себя виноватым в случившемся и поэтому легко поверил в сумасшествие Деборы, — иначе она не выбрала бы смерть вместо свадьбы.
Старательно загоняя недавнее прошлое в подсознание, Симон запер его там вместе со всем остальным, о чем не желал вспоминать. В его жизни начиналась новая глава.
Американцам он понравился. Его произношение, его внешность, его истинно английское воспитание… Запасшись рекомендательными письмами и постоянно распространяясь о фамильных владениях, Симон лишь пожимал плечами, когда приходилось уточнять, что похороны съели все его наследство. Американцы видели в нем истинного представителя британской аристократии, а Симон, в свою очередь, был очарован их амбициозностью и энергичностью.
Кто-то из общих знакомых представил его Элизабет Калверт, высокой и достаточно худощавой, чтобы привлечь его физически, женщине, а когда Симон узнал, кто она, то сразу понял: он нашел, что искал.
Они обвенчались сразу после Рождества. Тесть уговаривал его остаться в США и найти себе место в семейной империи, где можно было заняться и юриспруденцией и политикой, но Симон лишь качал головой. Он жаждал вернуться домой и восстановить свой семейный очаг. По крайней мере, так Симон говорил. На самом деле у него не было желания жить под строгим контролем Генри Калверта Шестого. Но об этом он молчал. Богатство жены позволяло восстановить все, что потерял его отец.
Кроме того, у Симона имелись другие причины для возвращения. Деньги не составляли главную цель его жизни. Симон хотел власти. О ней он думал, когда учился в Оксфорде. Но власть имеет множество проявлений.
Первым пробудил в Симоне интерес к политической карьере брат его жены, между делом упомянув, что собирается в Вашингтон на встречу с сенаторами.
Питер Калверт был юристом, и Симон всерьез задумался о своем будущем.
Когда-то его дед и один из дядей представляли в парламенте свой край. У отца не было вкуса к политике, к тому же человек без денег никакой политической карьеры сделать не может. Но с богатством Калвертов…
Еще прежде, чем молодая чета вернулась в Англию, Ричард спланировал свою будущую жизнь.
Элизабет Калверт не очень-то представляла, чего ждет от замужества. Сначала она удивилась, потом пришла в восторг, когда Симон Геррис принялся ухаживать за ней. В двадцать один год Элизабет с ужасом осознавала, что ее мальчишеская фигура не привлекает взгляды мужчин. Братья школьных подруг, учившиеся в Гарварде вместе с ее братьями, не игнорировали Элизабет, но и не интересовались ею. У нее был только один роман, случившийся скорее из-за естественного любопытства, нежели из-за чего-то другого, с совершенно не подходящим ей молодым человеком. Ни он, ни Элизабет не пожелали продолжать отношения и распрощались друг с другом без всяких сожалений.
Вскоре Элизабет поняла, что семья начинает ее стыдиться. Женщины из рода Калвертов рано выходили замуж и рожали детей, повторяя жизненный путь своих матерей и бабок. И еще они занимались благотворительностью. Если же им не удавалось выйти замуж, они жили дома или за границей и другие члены семьи называли их «немного эксцентричными».
Ко времени встречи с Симоном Элизабет еще не вошла ни в одну из этих категорий, пока не вошла! Меньше всего на свете ей хотелось стать старой девой, тетушкой своих племянников, которую будут жалеть кузины и презирать жены братьев.
Однако замужество — дело непростое. Элизабет знала об этом, как знала, что ее богатство сделает ее замужней дамой в любой момент, едва она пожелает, едва позволит себе обратить внимание на молодого человека, не принадлежащего к высшим кругам Бостона. Но для этого Элизабет была слишком гордой.
Нельзя быть такой гордячкой, признавала она, но ничего не могла с собой поделать. Сначала Элизабет совсем не поверила Симону Геррису, но потом нехотя поддалась его чарам. Она же не дура. Отлично понимала, что привлекает его, несколько миллионов долларов… Однако этот человек мог придать ее семье аристократический блеск, которого не было у других первых семейств Бостона. Более того, Симон говорил с тем изысканным английским акцентом, который не так-то просто имитировать, и был достаточно образован и умен, чтобы находить общий язык с ее отцом и братьями… Короче говоря, она могла его уважать.
