Тим впал в ярость, и от этого его монологи все больше напоминали бред сумасшедшего. Симону нелегко было слушать его… Ему совсем не нравилась идея жертвоприношения и льющейся на пол крови, но едва он пробовал остановить Тима, как тот еще больше зверел.
— Хватит, Тим…
Симон попытался высвободиться из рук Тима, в ужасе думая о том, что кто-нибудь может оказаться рядом и услышать его. Физически он был сильнее Тима и легко оттолкнул его в сторону невысокого каменного парапета.
И тут он увидел, как падает камень, а потом, будто в замедленной съемке, как падает Тим и ударяется головой об опору моста.
Прыгая следом, он уже знал, что Тим мертв, но все же вытащил его на берег, разрываемый горем и страхом. Потом кто-то окликнул его, когда он стоял на коленях возле тела Тима.
Подбежал незнакомый студент.
— Он упал… Он упал с моста….
Потом он долго повторял эти слова, пока они не начали жечь его мозг, — полицейским, несчастным родителям Тима, декану… Он так часто повторял их, что сам поверил в собственную невиновность, и его ненависть обратилась против человека, которого он считал причиной смерти Тима и разрушителем его собственных планов на будущее. Во всем он обвинял Рашель, словно в момент смерти сумасшествие Тима перешло к Симону и стало его собственным.
Смерть Тима была признана случайной, но Симон знал, что это неправда. Его убила Рашель, которую следует наказать за это. Но один он ничего не мог. Нужна была помощь. И он вспомнил, как Тим уверял его, будто она подходит для жертвоприношения… Девственница… И у него созрел новый план.
Сначала ему надо было подобрать помощников. Два новичка… Да… Да…
Оба отказались и еще долго отказывались, пока Симон не объяснил им, как ему легко добиться, чтобы их с позором вышвырнули из Оксфорда. В конце концов, разве он много просит? В общем-то, ничего особенного… Похитить девушку и привести ее в его комнату. Это все.
Выхода у них не было… И они согласились. Ричард Хауэлл подумал о работе в банке, которую дядя обещал ему, но только на определенных условиях. Алекс Барнетт вспомнил о жертвах, принесенных его родителями, и надеждах, которые они возлагали на него.
Симон решил, что задуманное им должно произойти в день похорон Тима… Пусть это будет его собственным прощанием с другом.
Рашель слышала о смерти Тима и, не забыв о своем потрясении, внутренним цыганским чутьем решила, что это было неизбежно. Она сама не знала, почему так решила… Это было такое же инстинктивное провидение, как в часовне в Марчингтоне, нечто за пределами логики и здравого смысла.
Потрясение, испытанное ею, когда она почти соприкоснулась со всем тем злом, что скопилось в часовне, и тем злом, что исходило от самого Тима, убило ее нарождавшееся чувство к нему. Однако оно не убило в ней страстного желания, рожденного одновременно с пониманием, что она не та девушка, которую Тим может пригласить в дом и представить родителям в качестве своей невесты, страстного желания как-нибудь найти путь ко всем тем вещам, в которых жизнь до тех пор отказывала ей. Уважение, материальная обеспеченность, статус, образование. Она должна все это иметь… А если повезет, то и больше.
Не удивительно, что о смерти Тима писали центральные газеты. В Оксфорде стали поговаривать о наркотиках и их разрушительном влиянии на студентов.
Похороны были многолюдными. Одетый во все черное, Симон неподвижно стоял в глубине марчингтонской деревенской церкви. Раза два Дебора Уилдинг оборачивалась, чтобы посмотреть на него. Она не сомневалась в том, что он был лучшим другом Тима, но он пугал ее. У нее было странное чувство, будто он виновен в смерти ее брата, но так как доказательств никаких не нашли, то Дебора не осмеливалась поделиться своими мыслями с кем бы то ни было.
Дебора знала, что он нравится ее матери и младшим сестрам, которые едва вышли из подросткового возраста и находили его очень сексуальным. Она же всегда чувствовала себя скованно в его присутствии, потому что Симон напоминал ей об огне, на который слетаются бездумные мошки, чтобы погибнуть в нем. А вот Тим слепо следовал за ним, что бы он ни говорил и ни делал. Он почти боготворил его, и Деборе не раз становилось не по себе от откровенной сексуальности их отношений. Ей очень хотелось с кем-нибудь поговорить об этом, но друзей ее возраста у нее не было, отец был недоступен, мать — слишком наивна. Она вновь искоса посмотрела на Симона и едва не задрожала от исходившего от него холода. Неужели никто, кроме нее, не видит, какое у него злое лицо?
Дебора любила брата, но не была слепа к его порокам. Тим вырос бесхарактерным гедонистом. Все вместе они избаловали его, и теперь золотой юноша лежит мертвый, а она уверена, абсолютно уверена, что юноша в глубине церкви, который называет себя его другом и несет свою печаль как мантию, на самом деле виновен в его смерти.
Рашель не поехала на похороны. Зачем? Она помнила строгое и гордое лицо старого лорда Марчингтона, который вышел из машины, и жалела его, хотя не могла заставить себя пожалеть Тима.
Неожиданное видение зла, поразившее ее в часовне, вернуло ей память о корнях. Рашель казалось, будто она зашла в самую глубину опасного мрака, и узнать его ей помогла цыганская память.
Тим, такой красивый и светлый внешне, весь прогнил внутри. Рашель сама не понимала, откуда это знала, но она знала это так же точно, как знала свое имя и свою историю.
На некоторое время он заворожил ее, ведь зло притягивает, но это не могло продолжаться вечно. Теперь она свободна.
Однако опасность все еще подстерегает. Рашель ощущала ее так явственно, словно могла потрогать рукой. И это удручало. Почему? Тима ведь нет. А она все равно чует беду. По какой-то причине зло не исчезало, не покидало ее, сторожило и пугало еще сильнее, так как Рашель не понимала, с какой стороны его ждать.
Симон тщательно готовился к предстоящему. Желание отомстить жгло его изнутри, исторгало из него чувство вины и чудовищным образом преображало реальность, заменяя то, что произошло на самом деле, на то, во что он хотел поверить.
Еще в детстве появилась у него эта способность обманывать самого себя, и ее корни неразделимо сплелись в одно целое с корнями его страхов. Ему просто не приходило в голову, что таким образом он панически бежит от реальности и от собственной вины, подставляя вместо себя другого человека, якобы ответственного за смерть Тима.
Он потерял ближайшего друга, своего самого верного последователя, который был готов на все и не задавал вопросов. Симон наслаждался своей властью над Тимом. Она поддерживала в нем уверенность в себе, ласкала его душу, а теперь от нее ничего не осталось. И виновата в этом цыганка.
Никогда Симон не разделял веры Тима в возможность вызвать дьявола, но так получилось, что, умирая, Тим вселил в него свою веру, ведь Симон понятия не имел, что это просто-напросто душевная болезнь, взращенная кошмарами его детства. И даже если бы кто-нибудь сказал ему об этом, он рассмеялся бы ему в лицо, такой всепоглощающей была его вера в свои силы и в свое предназначение.
Но на его пути встала Рашель. Она уничтожила один из инструментов, который он собирался использовать, чтобы добиться успеха, и за это должна быть наказана. Он не виноват в падении Тима и в его смерти, это она, цыганская шлюха… И ее надо наказать.
С тех пор, как умер Тим, у него не было ни крошки во рту, ибо еще подростком, когда к нему пришла половая зрелость, он обратил внимание, что пост самым чудесным образом усиливает работу мозга. Бывало, он не ел по нескольку дней кряду, время от времени галлюцинируя и видя во сне кошмары. Симон задрожал, но почти тотчас взял себя в руки, постаравшись сосредоточиться на образе Тима. В его сознании план мести был облачен в одежды священной войны за правду, словно некая потусторонняя сила призвала его стать мстителем за смерть друга.
В голове у него проносились образы один другого ужаснее. Стоило ему закрыть глаза, и он видел молящего о возмездии Тима, который пристально смотрел на него и говорил о могуществе, которое они должны обрести и о котором будут знать только они двое.
