Лайла достаточно знала о мужчинах, чтобы сразу все понять, но она не показала, как довольна произведенным эффектом. В ее таборе почти не было юношей, близких ей по возрасту, ну а те, что были, не могли сравниться красотой с черноволосым и белокожим чужаком, который был гораздо выше ростом и шире в плечах любого цыгана. К тому же он не сумел скрыть, что она ему понравилась.

Проходя мимо него, Лайла весело тряхнула волосами. Ей не хотелось идти замуж за Рейфа. Он пугал ее. И хоть ни за что не призналась бы в этом, она инстинктивно чувствовала его жестокость.

Наоми резко окликнула Лайлу, и та рассердилась. Нечего обращаться с ней, как с ребенком. Она женщина и сама будет выбирать свою дорогу в жизни. Старательно обойдя Рейфа, Лайла исчезла в кибитке.

Дункан увидел, что Наоми идет к нему, и по описанию дяди узнал в ней жену вождя. По-английски она говорила неважно, но Дункан понял, что старый вождь умер и теперь их вождь — Рейф.

Позднее, когда они с дядей Иэном ужинали горячими картофельными оладьями, на которых таяло масло, и пили крепкий чай перед камином в дядином кабинете, Дункан рассказал, какими больными и диковатыми ему показались цыгане.

— Что ж, они такие, какие есть. С чего бы им нам верить, подумай сам. Все их преследуют, никто не понимает. Привычки и обычаи у них с нашей точки зрения нелепые и жестокие. Женщин все еще убивают за измену, ибо они считают узы брака настолько священными, что разорвать их может только смерть. И в то же время они очень гордые, замечательные люди.

Дункан еле удерживался, чтобы не рассказать дяде о поразившей его цыганке, но едва он собрался открыть рот, как вошла домоправительница с новой порцией оладий.

Сэр Иэн жил в достатке, но тихо и просто, и Дункан уже начинал скучать по Эдинбургскому университету. Мать Дункана приходилась сэру Иэну сестрой, но вышла замуж за адвоката, который не принадлежал к клану Макгрегоров.

Сэр Иэн был намного старше сестры.

Его единственный сын погиб в конце войны. Вскоре после этого умерла жена, как говорили, от разбитого сердца. Иэн Макгрегор не пожелал жениться вторично. Вот так Дункан стал его наследником и по доброй воле оставил занятия юриспруденцией, чтобы поработать в имении дяди, поучиться управлять хозяйством, которое должно было когда-нибудь перейти в его руки.

Лайла скучала и не находила себе места. Она ненавидела снег, обрекавший ее на сидение в кибитке и постоянное ощущение Рейфа рядом. Ей хотелось сбежать… Ей хотелось еще раз увидеть Дункана Рэндалла.

Никто не заметил, как она выскользнула рано утром за пределы цыганского табора. Бесшумно и уверенно ступая по нетронутому снегу, как овцы Макгрегоров, она поднималась вверх по тропинке.

Через полчаса Лайла была уже на вершине горы. Она видела множество тропинок, расходившихся во всех направлениях, видела тут и там долины, похожие на ту, в которой теперь стоял ее табор, и, в конце концов, обратила внимание на довольно густой дым вдалеке. И Лайла пошла к нему, хотя понимала, что лучше ей вернуться домой.

Дункан тоже проснулся в этот день рано. Он хотел забросить чабанам еду, пока не идет снег.

Услышав шум мотора, Лайла поняла, что нашла того, кого искала, хотя еще не успела увидеть «лендровер». На фоне голубого неба, с развевающимися, как черное знамя, волосами, она стояла и смотрела на приближающийся серо-синий грузовик. Поначалу, увидев ее, Дункан подумал, что в таборе что-то случилось, но когда остановился и заглянул ей в глаза, то… Ошибки быть не могло. Его словно опалило огнем, и он молча отрыл дверь.

Всю ночь Лайла мечтала о чужаке, и вот он рядом. Она не ошиблась. Он — ее судьба. Рейф ей не нужен. Пусть другая берет его.

Необразованная, невежественная девочка, знавшая только язык чувств, отлично понимала, что соединяет ее и сидящего рядом с ней чужака.

Хотя Лайла все еще была девственницей, она знала об отношениях мужчины и женщины. Мать сказала ей в ответ на отказ стать женой Рейфа, что она сама все поймет, когда наступит ее время. И вот оно наступило. По тому, как отзывалось ее тело на взгляды Дункана, Лайла поняла, что готова отдать себя во власть мужчины. Она коснулась его руки, пробежала пальцами по выпуклым мускулам. Когда он остановил «лендровер», они стали целоваться с такой неистовой жадностью, словно многие годы ждали этого мгновения. Несмотря на их неопытность, не было ничего некрасивого и неловкого в том, как они соединились друг с другом, ведомые силой более могущественной, чем разум и воля.

Лайла кричала от восторга, обвиваясь вокруг Дункана, который чувствовал ее сильные ноги и приходил в неистовство от ее терпкого женского запаха. Ночью, лежа без сна в своей постели, он вновь мечтал о нем.

И Лайла думала о Дункане. Она вспоминала наслаждение, которое они разделили, но как будто больше всего радовалась тому, что, совершив отчаянный шаг, уже никак не могла стать женой Рейфа. Теперь ей не придется склонять перед ним голову и признавать его своим господином.

Лайла знала, что многие считают ее гордой и упрямой. Люди прямо говорили, что отец слишком избаловал ее. Может быть, они и правы. Но она не лошадь, которую можно продать кому угодно. Ужас, отвращение, злоба, которые она испытала, когда Наоми сообщила ей о решении табора, сделали ее бунтовщицей, и она выбрала себе возлюбленного из чужаков, нарушив самый священный из цыганских законов. Но ей было все равно. Никакие законы не могут удержать Лайлу. Она свободна.

Так прошла неделя, и Дункан забыл обо всем на свете, кроме любви к Лайле. Он жил ради их коротких встреч и сторожил каждый миг, когда она могла убежать из табора. Лайла знала, что Рейф следит за ней, но от этого только радостнее были ее свидания с Дунканом.

А потом начал таять снег и Рейф заговорил о том, что пора двигаться дальше. Тут Лайла поняла, какую беду навлекла на свою голову, и открылась Дункану, когда они лежали на сене в одном из сараев его дяди.

— Не уходи, — попросил он. — Останься со мной… Мы поженимся.

Лайла беспокойно заерзала в его объятиях. Выйти замуж за Дункана? А хочет ли она этого? Да, Лайла любит его. Ей сладостно его гладкое крепкое тело, сладостно наслаждение, которое он дает ей. Это так. Но ей не менее сладостно тайком убегать из табора и не менее сладостно возбуждение, даруемое опасностью. Если она останется с ним, табор отвергнет ее… А мать…

У матери были свои проблемы. Шотландская долина всегда была ее любимым местом, и обычно табор проводил тут не меньше двух месяцев, однако вожак теперь Рейф, а ему долина не пришлась по душе. К тому же Рейфу не терпится заполучить Лайлу, и он злится, Наоми отлично это видела, но ведь Лайла упряма, как ребенок, и к тому же своенравна и свободолюбива, как молодая кобылка.

Старая я, сокрушалась Наоми. Она стала мерзнуть на холодном ветру, да и жизнь потеряла для нее привлекательность с тех пор, как умер ее Леон.

Раздражение Рейфа передавалось остальным, и мужчины уже начали поговаривать, что долина перестала им нравиться. Нужен праздник… Свадьба! Но в таборе есть только одна взрослая девушка — Лайла, а она…

Тяжело вздохнув, Наоми достала потрепанные карты Таро, которые всегда были при ней, и привычно разложила их. Едва она взглянула на то, что получилось, ужас завладел ею. Смерть. Наоми дрожащими руками убрала карты.

Она-то знала, что карты Таро никогда не врут, и задрожала всем телом в ожидании грядущего кошмара, который пока еще оставался скрытым от человеческих глаз, но уже бросил свою тень на жизнь табора.

Наконец настало утро, когда Рейф объявил, что они уезжают. Никто не оспорил его решение, даже Лайла… Разве можно идти против воли вождя? Однако, улучив минуту, она сбежала к Дункану.

Правда, на сей раз ей не удалось ускользнуть незаметно.

Рейф сделал все, чтобы держать ее в поле зрения, но при этом не давать о себе знать, а Лайла запаниковала и оттого стала менее осторожной. Она понимала, что стоит табору покинуть долину, как Рейф потребует ее в жены. Но теперь, когда она познала любовь Дункана, мысль о Рейфе была для нее еще отвратительнее прежнего.