Она нервно засмеялась. С пронзительной нежностью он смотрел на ее головку у него на плече. Только настоящий мерзавец мог сознательно ранить такое нежное создание, как Мин. Поэтому Джулиан и колебался. Будь он сам менее чувствительным, он отверг бы сомнения и принял ее любовь независимо от того, богата Мин или бедна.

Пока он все искал слов, чтобы сказать ей что-нибудь, чтобы не ранить ее, она подняла на него свои лучистые глаза и улыбнулась. Эта трогательная улыбка любящей женщины сразила его.

— Ты ведь тоже немножко любишь меня, правда, Джулиан? Думаю, да… хотя не знаю, почему я так думаю.

Лицо Джулиана вспыхнуло, глаза заблестели.

— Господи, какие дивные заключения ты делаешь, милая моя. Ты сама не знаешь, как можешь быть желанна для мужчины.

У нее перехватило дыхание от слов «милая моя». Она прошептала:

— Я не хочу быть желанной ни для кого, кроме тебя.

Он привлек ее к себе, затем вдруг отпустил и отступил на шаг.

— Я очень люблю тебя. Но я не могу просить твоей руки по многим причинам, поэтому не могу сблизиться с тобой. Это — горькая правда.

— Почему? Я понимаю, я вешаюсь тебе на шею. Мне должно быть стыдно. Верно?

— Нет! — чуть не закричал он. — Нет! Тебе следует гордиться своей искренностью и естественностью. Но я не уважал бы себя, если бы воспользовался преимуществами, которые ты можешь дать.

Мин решила еще побороться за свое счастье. И в этой странной, трудной борьбе ее оружием были эти удивительные мгновения из поцелуев и объятий.

— Ну и что в этом плохого, скажи мне? Это потому, что мы… наши семьи… — Она замолчала, затрудняясь объяснить.

Но он понял и сразу отверг это.

— Это ничего общего не имеет с нашим происхождением, Мин. То, что у моей семьи было больше средств и возможностей получить образование, никогда не остановило бы меня. Но есть еще мужская гордость. Когда ты год назад была бедной маленькой Мин Корелли, ты была очень привлекательна для меня. Но я не любил тебя тогда, и я был еще мужем Клодии. Я не любил никого. Но тогда я даже не попросил тебя выйти за меня.

— Ты и не должен был. У тебя не было никаких обязательств по отношению ко мне. Ты только спасал мою репутацию.

— Да, но теперь ты стала наследницей дяди, и все изменилось снова. Я уже не на том уровне, чтобы просить твоей руки.

Она сказала, чувствуя внезапную радость:

— Ты хочешь жениться на мне? Скажи мне правду, Джулиан, пожалуйста.

— Да, — признался он и быстро добавил: — Но не стану этого делать.

— Только потому, что у меня есть деньги, а ты в стесненных обстоятельствах?

— Да. И потому, что ты слишком молода, а я стар и разведен.

— Но это — полная чушь и несправедливо по отношению ко мне. Я и не надеялась, что ты любишь меня. Все это время я даже не думала, что ты так беспокоишься обо мне. А теперь ты не можешь стать моим только из-за проклятых денег и разницы в возрасте? Но ведь ты даже не беден.

— Кое-что у меня осталось, но очень мало, я даже должен продать Шенли, которое, кстати, заложено. Свобода Клодии оказалась очень дорогой.

— Из-за меня, — напомнила она. — Так что я у тебя в долгу.

— Мин, ты очень умная спорщица, и все это так соблазнительно. Но я не могу просить тебя стать моей женой. Что подумают люди, включая твоего дядю? «Он и не думал жениться на нищей, а когда она разбогатела, сразу решился на это». Разве не так все подумают?

— А разве тебя больше волнует, что подумают другие, чем я сама?

— Ты страшно волнуешь меня, Мин, но у меня есть принципы, и я не могу пойти против них, даже если моя жизнь зависит от этого.

Она готова была зарыдать.

— Значит, — сказала она, — я стала наследницей дяди Альберта и поэтому потеряла то единственное, что имело для тебя значение?

Джулиан боролся с собой. Ему хотелось забыть собственную непреклонность и сейчас же попросить ее руки, не сопротивляясь больше всепоглощающему желанию любить ее. «Но как же, — спрашивал он себя, — я смогу со спокойной совестью взять эту девочку с ее богатством?»

Она заметила его колебания и снова покраснела. Она отвернулась от него, подошла к одной из ламп, зажгла ее и стала к Джулиану спиной. Она сказала:

— Я не думаю, что ты действительно хотел на мне жениться. Я была глупой и напрасно унижалась. Пожалуй, правда лучше проститься.

Но теперь уже ему не хотелось уходить от нее. Ему было невыносимо думать о будущем, более одиноком и пустом, чем раньше. Ведь он так хотел Мин! И еще он почувствовал сильную ревность: вдруг она действительно достанется другому? Но он так и не мог выбрать. Он сделал шаг вперед и остановился. Заговорил он с трудом:

— Прежде чем я уйду, Мин, ты должна знать, что ты значишь для меня не меньше, что я всем сердцем хотел бы быть с тобой, но…

— Но тебя больше интересует, что скажут люди, чем мое счастье, — закончила она несколько раздраженно, что огорчило его.

— Нет, — возразил он, — препятствие — моя собственная совесть, Мин.

Она повернулась к нему и долго смотрела на него.

— Я не могу требовать ни от кого переступать через свою совесть. Я пыталась убедить тебя, но, кажется, проиграла.

— Мин, дорогая, постарайся понять…

— Кажется, понимаю, но мне от этого не легче.

Он вдруг почувствовал, что изнемог от борьбы.

— Не могу смириться с мыслью, что я тебя больше не увижу. Так хорошо было прийти сюда и увидеть тебя снова.

— Зачем ты хотел увидеть меня? — перебила она его с горечью в голосе. — Это не принесло нам ничего хорошего.

— Мин, дорогое дитя, разве мы не можем остаться друзьями и встречаться как друзья?

Муки разбитой любви толкали ее на новый злой ответ, но она разглядела в свете лампы его лицо, выражавшее страдание, и ее сердце снова растаяло. Она чувствовала, что любит его и готова все сделать для него, несмотря на свою гордость.

Она подбежала к нему, по-детски непосредственно обняла за шею и прижалась к нему.

— Да, — сказала она чуть слышно, — давай будем друзьями. Не надо прощаться.

— Мин, мы найдем какой-нибудь выход, — ответил он. Вся его решимость таяла при виде слез на ее глазах. Он поцеловал их, поцеловал ее дрожащие губы, щеки, волосы и отпустил ее.

— Теперь мне надо действительно идти, любимая. Спасибо тебе за все миллион раз. Ты сама не знаешь, что сделала для меня. Я даже думал, что ничего подобного твоей любви не существует на свете. Но помоги мне… пусть между нами будет просто дружба. Я никак не приду в себя со времени развода. Я знаю, что во многом был сам виноват. Но пойми и поверь мне. Приезжайте как-нибудь с дядей в мой домик, ко мне и старине Фрисби. Он примет тебя как родную.

Она кивнула, стараясь перестать плакать. Она пыталась понять его. Некоторое утешение для нее было в том, что он отказывается от нее ради ее блага, а не, как она подумала, из страха перед общественным мнением.

Но на сегодня с нее было достаточно. И было бы безумием потерять его, отказавшись от дружбы. И она, видно, нужна ему.

— Доброй ночи, дорогой Джулиан, — сказала она задыхаясь.

Лифт унес его в неизвестность, а с ним, подумала она, ушла и радость. Она медленно вернулась в квартиру, заперла дверь, прошла в гостиную, постояла немного у окна, глядя на ночные огни большого города. Слезы снова покатились по ее щекам. Она почувствовала себя пережившей удар, с которым не надеялась справиться. Она возненавидела эту роскошную квартиру, дорогие платья, деньги доброго дяди Альберта — все, что стояло между ней и Джулианом.

Сквозь слепящие слезы она поискала глазами и нашла томик Йитса и открыла его на часто читанной странице: «Но в бедности своей лишь грезы…». Но я же богата, думала она, и все же так бедна. О, Джулиан, «ступай же осторожно: ты идешь по сотканному из моих мечтаний ковру…».

Она отложила книгу, уткнулась лицом в подушку и зарыдала.

Через несколько дней Мин в дядином «роллс-ройсе» поехала в Стритхэм, вспомнив о годовщине свадьбы Селерсов. Она привезла им кучу подарков. Мин не забывала старых друзей, которые были так добры к ней; она также помнила, как нравилось Молли, когда по их улице проезжал «роллс-ройс».