— Вот вам мой совет, — сказал он, — не позволяйте развиться в вас этой сверхчувствительности, это вас погубит. Вы принимаете все слишком близко к сердцу. Учитесь воспринимать жизнь просто — как я.

Неожиданно она запротестовала:

— Но я не верю, что вы на все смотрите так легко! Вы ведь не циник. Я ненавижу циников и вижу, что вы не такой!

Он засмеялся:

— Спасибо, дорогая, я думал, что такой.

— Нет, я так не думаю и не хочу сама стать циничной.

— Вы чертовски правы, Мин. Но просто я не хочу, чтобы вы страдали. А боюсь, так и будет из-за вашей ранимости. — Вдруг он процитировал: — «Ступай же осторожно: ты идешь по сотканному из моих мечтаний ковру…» Йитс имел в виду вас, когда писал эти строки. Но всегда думайте, к чьим ногам вы кладете ваши мечтания, дорогая.

Она только наполовину поняла его, но в страстном желании быть ему приятной она запомнила имя поэта и дала себе слово по приезде в Лондон достать его стихи и прочесть. Она серьезно посмотрела на него и сказала:

— Звучит хорошо. Вы могли бы прочесть мне еще?

Он поднял брови и погладил Фрисби по голове.

— Смогу ли я вспомнить… Моя оксфордская учеба… Я любил тогда Йитса, а эти стихи у него из лучших.

Мин сидела не сводя с него глаз. Он читал ей наизусть, глядя на далекую реку, и ей казалось, что нет ничего красивее его голоса, читавшего эти изящные строки:

Густой, низкий голос умолк. Мин перевела дыхание. Сердце ее учащенно билось. Она прошептала:

— Это было совершенно великолепно!

Но для Джулиана импульс процитировать любимого поэта и вспомнить студенческую романтику уже прошел. Он засмеялся и сказал:

— Да, Йитс обладает очарованием, как никто. Но все же я снова советую вам выбирать, перед кем расстилать ковер своих мечтаний.

Мин хотела было еще о чем-то спросить, как вдруг они услышали, что кто-то приехал на машине. Джулиан выглянул в окно.

— О! У вас гости! — воскликнула Мин. — Я лучше пойду наверх. Я думаю, мне пора вернуться в постель. Доктор говорил, что мне нельзя еще вставать надолго и… — Она замолчала, посмотрев на Джулиана. Его лицо выражало удивление и беспокойство. Затем она увидела худого длинноволосого юношу, который открывал дверцу машины женщине… высокой, элегантной, в прекрасном сером костюме и красивой шляпке с белыми цветами. Мин немедленно узнала в ней женщину с портрета.

— Ну и чудеса! — сказал Джулиан. — Именно сегодня я удостоился визита моей жены!

Со странным чувством Джулиан, выйдя в холл, наблюдал, как Джексон отпирает парадную дверь, чтобы впустить его жену и, как он мрачно отметил, одного из ее «мальчиков». Какая-то недобрая ирония была в том, что она приехала как раз тогда, когда они говорили с Мин о ней.

Не было времени раздумывать, что она скажет о Мин, но, кажется, опасения последней не лишены оснований.

Клодия вошла. Она двигалась гордо, хотя прибавила в весе за последние два года и была совсем не той стройной, элегантной девушкой на картине французского художника. Она была в отличном макияже. Только в спальне, где он теперь очень редко видел ее, заметно было, что ее лицо подурнело, стало одутловатым, а кожа — сальной. Она подошла к Джулиану и в своей развязной манере бросила ему плащ, который висел у нее на руке, и тут же сняла шляпку.

— Я не ожидал тебя, — сказал он. — Разве ты не могла позвонить и предупредить, чтобы мы приготовили ужин?

Она на него не смотрела, движения ее были нервными.

— Я не особенно беспокоюсь о еде. Всегда можно сходить в ресторан Фишермана. Меня интересуют напитки.

Джулиан нахмурился. В нем поднималось давнее раздражение. Он ненавидел ее пристрастие к алкоголю в любое время суток. Он перевел взгляд на молодого человека с белым миниатюрным пуделем на руках. До чего неприятный субъект! Сам похож на пуделя со своим белым лицом с заостренными чертами и маленькими любопытными глазками. Одет он был слишком изысканно, волосы были слишком длинные и прилизанные, а когда он поравнялся с Джулианом, тот заметил, что от гостя неприятно пахнет бриллиантином.

— Не вноси сюда Мици, не дав ей размять ножки, прошу тебя, Оззи, — сказала Клодия.

Молодой человек посмотрел на Джулиана, моргая длинными ресницами.

— Вы знакомы с Мици? Не правда ли, она божественно очаровательна?

— Не думаю, что мне доставит удовольствие знакомство с кем-то из вашей компании, — ответил Джулиан.

Клодия зевнула и махнула рукой.

— Оззи, это мой муж. Тебе надо вести себя здесь примерно: он прямо набит хорошим воспитанием и строгостью.

Оззи улыбнулся как ангелок:

— Замечательно, дорогая Клодия. Не хочет ли Мици немного выпить?

Джулиан ответил за жену:

— Мици подождет. Мне нужно немного поговорить с женой. Пожалуйста, Клодия.

Она посмотрела на него недовольно:

— Ну, началось! Лекция сразу по приезде. Не зря я нечасто навещаю тебя, Джулиан.

Он постарался подавить раздражение, которое она всегда провоцировала своим ерничанием и ужимками. Он знал что это больше всего происходит оттого, что он не может и не хочет растратить свой капитал на ее дикие причуды. Он сам всегда считал свое поведение с нею разумным, но разум уже не был резоном для Клодии. Но он решительно взял ее под руку и повел в гостиную. Он по-прежнему беспокоился о Мин, одиноко сидящей в библиотеке.

— Ну, Джулиан, — сказала Клодия, — если ты сейчас начнешь говорить, что мне хватит одной порции джина или что тебе не нравятся мои друзья, я просто уеду назад в Лондон.

— Можешь пить джина сколько хочешь, только не надейся, что за мой счет. Но я вовсе не ищу общества твоего нового приятеля. Какого дьявола ты выбрала этого размазню?

— Оззи не размазня, а замечательный пианист Освальд Аллардин, сын одиннадцатого графа Сент-Финнегана.

— Сочувствую этому ирландскому пэру, породившему Оззи, — сказал Джулиан.

— Ты закончил? — Она тряхнула головой, бросив на него испепеляющий взгляд.

— Зачем ты сюда явилась?

Она пожала плечами:

— В квартире было страшно жарко, и я подумала, что у реки вечером будет приятно.

— Поэтому я должен позаботиться об угощении для твоего инфантильного пианиста и его пуделя?

Она рассмеялась, достала пудреницу и напудрила нос.

— Ты так мил. Ты так хорошо меня принимаешь.

— Я предпочел бы тебя без этого Освальда с пуделем.

— Большое спасибо. Мици — моя собачка.

— Смотри, чтобы Фрисби не съел ее.

— Это старое чудовище еще не сдохло?

Джулиан стиснул зубы.

— Собака, дорогая Клодия, — мой старый, верный друг, куда вернее, чем… — Он замолчал.

— Чем твоя жена, хочешь сказать? — спросила она с резким смешком. — Ну, это была бы неправда. Я тебе всегда верна, дорогой. Оззи интересует меня только как прекрасный, завораживающий меня музыкант и как верный раб. Я люблю рабов, мужчины меня не интересуют.

Может быть, здесь есть доля правды, подумал он. Клодию интересует только то, что она может получить от мужчин, которые ее окружают. Может быть, пэр дает своему сыну хорошие деньги, которые тот щедро тратит на Клодию? Она слишком хитра и жадна, чтобы идти на риск развода, пока не будет уверена, что от кого-то можно получить больше, чем от него. Именно ее холодную алчность он больше всего ненавидел в ней. Он бы отнесся с большим пониманием к неверности из-за любви. И снова он подумал о Мин.