И для Мин это был опасный и соблазнительный момент, но она тоже пришла в себя и с обретенной вновь светской уверенностью представила мужчин друг другу. Дядя Альберт быстро организовал выпивку. И вот они уже сидели у открытого окна с бокалами в руках. Джулиан нашел в дяде Мин радушного хозяина и человека, прожившего интересную жизнь, а дядя, как поняла Мин, сразу же почувствовал симпатию к Джулиану. Дядя Альберт был человеком тактичным и не показал Джулиану, что он знает, при каких обстоятельствах они с его племянницей познакомились.

Следующий час был замечательным для Мин, которая могла поговорить с Джулианом так, как не могла год назад. Она видела его удивление и радость, когда за ужином она обсуждала с ним со знанием дела то, о чем он любил поговорить; и он видел результаты ее развития.

Потом дядя Альберт, как всегда тактичный, исчез из комнаты, чего Мин даже не заметила. Она с гордостью показала Джулиану экземпляр редкого издания стихов Розетта, купленный во Флоренции.

— У вас тоже такая была, — напомнила она. — Только та была в красном переплете, а моя в синем.

Она по-детски радовалась, показывая ему свои приобретения, а ему было приятно почувствовать, что при всех хороших манерах и знаниях, которые она приобрела, больше всего она старается быть его ученицей, и с былым очаровательным простодушием, как он с нежностью заметил, и не пытается скрывать, что это он, Джулиан, направил ее развитие.

— Славно, — сказал он, просматривая томик Розетта. — И книги у вас замечательные. Поздравляю вас, Мин.

— О, вы должны посмотреть коллекцию стекла, что я привезла из Венеции. Мы побывали на Большом канале, где его делают, и даже наблюдали за этим. Там я нашла старинные уникальные вещицы.

— Но должно быть, вывоз всего этого из Италии дорого обошелся?

— Да, — сказала она, слегка смутившись, — но дядя, кажется, не придал этому значения.

— Ваш дядя — очень щедрый человек, а вы — счастливое дитя.

— О, я хотела бы, чтобы и вы были счастливы.

— У меня есть сад, — сказал он улыбаясь, — и мне стало очень нравиться что-нибудь выращивать в нем.

— Это что-то новое для вас.

— И мне это, признаться, приятно.

— Но вы ведь не оставите книг и музыки? — спросила она тревожно.

Он рассмеялся:

— Нет, конечно. Что ж, Мин, то, что я говорил вам в Шенли, дало плоды!

Она глубоко вздохнула:

— Когда дядя Альберт нашел меня, самым приятным для меня стала возможность узнавать о прекрасном и приобретать его.

Он с интересом посмотрел на ее лицо, столь привлекательное в наступающих сумерках.

— Кажется, вы поняли, для чего живете, дорогая. Счастливы ли вы теперь? Нашелся ли какой-нибудь славный парень, который хочет жениться на вас?

Она вдруг опустила глаза и молча покачала головой.

— Почему? — спросил он. — Многие должны находить вас удивительно милой.

Тут она подняла голову, и он прочел ответ в ее сияющих глазах и на ее губах, похожих на алый цветок. Она была очень близко, так что он вдыхал аромат ее тонких духов. Он вдруг почувствовал, что она, всегда нравившаяся ему, стала теперь опасно волнующей. И ведь все, что она делала, пока они не виделись, она делала ради него!

Вдруг он встал, почувствовав, как забилось его сердце.

— А где ваш дядя? — спросил он хрипло.

Мин тоже встала. Лицо ее побледнело, а зрачки стали большими и черными.

— Кажется… уже лег. Он устал от жары и дороги.

Запрет был снят. Джулиан осознал себя человеком, совершенно влюбленным в Мин. Он сделал шаг к ней, обнял и поцеловал. Это был долгий и страстный поцелуй, на который Мин ответила в таком же страстном порыве, древнем и новом, как сама жизнь. Она как будто растаяла в его объятиях. Поцелуй этот вознес ее на удивительную высоту. И для него это было благословенное мгновение. Он и не ведал, что поцелуй может принести такое чувство полноты счастья. Он был опьянен этим чувством, пока наконец не поднял голову, гладя ее шелковистые волосы. Прижавшись щекой к ее щеке, он прошептал:

— Боже… какая ты удивительно милая и чудесная, дорогая маленькая Мин.

Ей хотелось сказать, что он — самый замечательный мужчина на свете, что главное ее желание — сделать его более счастливым, излечить от безнадежности и одиночества былой жизни с Клодией. Она хотела положить все к его ногам, ибо любила безоглядно.

Но слова не находились. Она обессилела от переполнявших ее чувств, рожденных этим поцелуем. Она только поняла, что пережила то, ради чего стоило жить, и объяснилось, почему до сих пор никто из других мужчин не интересовал ее. Она стояла не говоря ни слова, крепко держа его в своих объятиях.

Но она не ожидала, что Джулиан после первого ослепления страстью снова вернется на землю, к своей беспощадной рассудительности. Все это несправедливо, думал он, у него нет права отвечать ей взаимностью и поощрять ее слепую и неразумную любовь к нему. Ему нечего предложить ей, кроме разрушенной репутации и разрушенного состояния, а она так богата. Ее дядя сказал сегодня, что состояние Мин может достигнуть четверти миллиона. Поэтому, убеждал себя Джулиан, для него безнадежна любовь к Мин. Можно представить, что подумают люди, и прежде всего ее дядя. Джулиан Беррисфорд не может себе позволить, чтобы думали, будто он женился ради денег.

Так что холодная гордыня расстроила все и для Джулиана, и для Мин.

Он про себя уже отказался от притязаний на ее любовь. Страсть прошла, он медленно отстранился от нее, чувствуя лишь горечь поражения. Он сказал:

— Ты всегда была чудесной, Мин. Всегда, и особенно сейчас. Спасибо тебе, спасибо за все. Ты извинишь меня, если я сейчас пойду?

Она смотрела на него в непонимании и страхе.

— Но почему, Джулиан?

Он был очень бледен, улыбнулся через силу:

— Мне не следовало так целовать тебя. Но ты так привлекательна, что должна простить меня. Сейчас мне… нужно на поезд в Шенли, извини, что я так убегаю.

Мин была сброшена с облаков, и счастье ее разбилось на тысячи осколков.

Значит, этот поцелуй означал просто… мгновенную страсть мужчины к хорошенькой женщине, которая бросилась в его объятия! Он не любит ее. Но конечно, она знала, так было всегда. Она сошла с ума, решив, что теперь все по-другому. Слишком тяжелым было разочарование для юного, любящего сердца Мин, пережившего такую боль. Но делать было нечего. У нее тоже была гордость. Тихим, сдавленным голосом она сказала:

— Конечно… если тебе надо на поезд, Джулиан… я понимаю.

Боль в голосе Мин и в ее глазах не ускользнула от Джулиана, может быть более других чувствительного к страданиям ближнего. То, что Мин полюбила его, было чрезвычайно приятно. Он понимал это еще год назад, и удивительным казалось, что это чувство сохранилось у нее до сих пор, несмотря на то что она стала сказочно богата. А теперь он и сам понимал, что тоже любит ее. Теперь желание защитить девушку превратилось в новое горячее желание — чтобы она никогда не покидала его объятий.

И ему не хотелось стать причиной ее нового несчастья, хватит с нее. Он знал, однако, что при этих новых, сложных обстоятельствах ему никак нельзя на ней жениться. Но он не мог расстаться с ней, как только что грозился. Он стоял и смотрел на нее, продолжая эти танталовы муки.

Мин смотрела на него в замешательстве, не понимая, почему он не уходит. Вдруг она выпалила:

— Джулиан, я так люблю тебя!

Это было сказано так искренне! Хоть Джулиан и убеждал себя, что не может ответить ей, что… Он снова потерял голову.

Он обнял ее и снова стал страстно целовать в губы, и она вновь ответила на его страсть всей своей душой.

Наконец Джулиан поднял голову и тяжело вздохнул.

— Мин, Мин, мы делаем не то. Ты должна отпустить меня, моя дорогая, пока у меня есть силы уйти.

Она прижалась щекой к его плечу, вся дрожа:

— Почему это не то? Почему ты сказал, что тебе не следовало целовать меня? Почему просишь у меня прощения? Я хотела и хочу, чтобы ты любил меня. Наверное, я всегда этого хотела.