— Не спрашивайте меня слишком о многом, — сказал он наконец довольно сухо. — Я не хочу, чтобы вы обо мне беспокоились. У вас начнется скоро новая жизнь, так что вы благополучно забудете о моем существовании.

Она обомлела. Он видел, как побледнело ее лицо, видел испуг в ее глазах. Произошло то, чего она так боялась: она никогда больше не сможет его увидеть!

Она стояла молча, стараясь подавить свои эмоции, искавшие выхода. Ей хотелось крикнуть: «Не надо меня прогонять! Я умру, если не смогу с вами видеться. Я люблю вас больше всего на свете, и больше на земле мне некого любить, кроме вас!»

Но конечно, она не могла этого сказать вслух. Мин услышала усталый голос Джулиана:

— Не унывайте, Мин. Могло быть хуже. Клодия могла отказаться не называть ваше имя.

Мин закусила губу и стиснула руки. Он не понимает. Ведь она лучше бы прошла через эту грязь, но получила возможность видеть его, служить ему. Он спросил:

— Вам понравилась миссис Тренч? Вы поладили с ней?

Ей пришлось ответить на этот вопрос, хотя она хотела говорить совсем о другом.

— Да. Она очень милая и добрая. Спасибо, что вы прислали ее помочь мне.

Он подавил зевок. Боже, как он устал. Спать хотелось страшно.

— Мне нужно прогуляться с Фрисби и ложиться. Знает ли Рози, что завтрак нужен на троих?

Тогда Мин, забыв о своих чувствах, сообщила ему, что нет уже ни Рози, ни кухарки, и объяснила почему. Джулиан побагровел, затем горько рассмеялся:

— Что за милая история! И какие у них христианские чувства! Кухарка — старая дура, Рози — молодая. Но я поговорю с ее родителями утром. Если таковы их отношение ко мне и преданность, пусть ищут себе нового хозяина.

— О Боже, — сказала Мин, — просто ужасно… и все из-за меня.

— Перестаньте обвинять себя, — сказал он строго. — Поймите раз и навсегда, что вы не виноваты, вы просто козел отпущения, бедный маленький козлик.

Она покачала головой и вдруг почувствовала, что слезы навернулись на глаза. Она подошла к двери, прошептав:

— Я лучше пойду лягу.

Сейчас он смотрел не на нее, а на пса, терпеливо ожидавшего обещанной прогулки.

— Ну, доброй ночи, Мин. И еще раз: не обвиняйте себя и не волнуйтесь. Несомненно, в конце концов все образуется.

Она постояла молча, не решаясь взглянуть на него, чтобы не видно было ее слез. Если они не будут встречаться, то что для нее образуется?

— А я вас никогда не должна больше видеть?

Она спросила это внезапно, таким тихим, сдавленным голосом, что он словно впервые понял — для нее небезразлично, исчезнет он из ее жизни или нет. Это взволновало и несколько встревожило его. Он сказал:

— Миссис Тренч говорила с вами о вашем ближайшем будущем?

Незаметно смахивая слезы, она ответила:

— Она нашла мне какое-то жилье в Южном Кенсингтоне, и… и она обещала найти мне работу.

— На нее вы вполне можете положиться. Хорошая женщина. А что до встреч… Думаю, когда это закончится, много позже, я смогу навещать вас, Мин.

Она не была достаточно взрослой ни по годам, ни по опыту и так была напугана перспективой разлуки, что выпалила:

— О, почему же я не могу продолжать видеться с вами в ближайшее время, мистер Беррисфорд?!

Это формальное обращение в сочетании с криком ее души смутило его. Он с удивлением увидел ее заплаканное лицо. Он и не думал, что это дитя может так обожать его. Он знал ее чувствительность и сердечность (полная противоположность холодной, бездушной Клодии), но ему и в голову не приходило, чтобы Мин могла так влюбиться в него за это время.

«Черт побери, — подумал он, — что же теперь делать?» А что было делать? Очень легко, казалось, ответить на этот порыв теплых чувств, которые девушка не могла скрыть, — обнять ее и осушить ее слезы. Но сейчас это слишком опасно. Только что он не пожалел средств, чтобы Клодия согласилась обеспечить Мин честное имя и не пятнать его грязью. И было бы сумасшествием делать сейчас нечто, что перечеркнуло бы все это. Иначе говоря — дать Клодии возможность разделаться с ними.

Он и сам ощутил человеческое побуждение успокоить ее, так наивно выдавшую то, что у нее было на сердце. Но он полностью контролировал свои чувства. Он подошел к ней и по-отечески обнял ее рукой за плечи.

— Послушайте, Мин, я не хотел бы, чтобы у вас были ложные идеи обо мне и всей ситуации. Очень мило с вашей стороны, что вы хотите со мной видеться. И я тоже хочу этого. Вы очаровательная девочка, и, конечно, каждому мужчине должно хотеться видеть вас. Но сейчас не время ни для чувств, ни даже для дружбы между нами. На какое-то время мы должны отойти друг от друга.

Она стояла оцепенев от тоски. Слезы высохли, но ее удивительно голубые глаза выражали неподдельную боль, поразившую его до глубины души. Этим вечером было достаточно всего, чтобы он понял, что Мин Корелли любит его. Любит! Господи, ну и дела. А еще страшнее, что его собственные чувства могут перелиться через край, его исстрадавшееся сердце может ответить ей. Она милая, любящая, добросердечная… Всего этого не было у Клодии, но все это всегда было нужно ему. Образование, манеры она может приобрести со временем. Но она создана для любви, для той любви-покровительства, которая всегда жила в душе Джулиана и которую он мог дать этой девушке и стать счастливым сам. Борясь со своими чувствами, Джулиан пытался анализировать себя. В этот момент он не влюблен ни в Мин, ни в другую женщину. Он слишком долго любил без взаимности и был слишком страшно разочарован в той, на которой женился; он почти боялся слова «любовь». С тяжелым вздохом он нарушил молчание:

— Я понимаю, что в таких обстоятельствах вы чувствуете себя не лучшим образом, дорогая, но я не оставлю вас. Мы будем поддерживать связь через миссис Тренч, и если можно будет, то встретимся.

Она вышла из своего оцепенения печали и отчаяния и вдруг спросила:

— Если… мы… будем еще встречаться, не повредит ли это?..

Он отвернулся, чтобы не смотреть в ее глаза:

— Возможно. Слишком многие будут сплетничать, и у вас могут быть неприятности. Вы не должны быть запутаны в это дело, должны держаться подальше от него, а значит, и от меня.

Она стояла опустив голову, так что он не видел ее взгляда, полного боли, находившей отклик в его сердце. Он все больше чувствовал, что неравнодушен к ней.

— Но не думайте, Мин, что я хочу, чтобы вы исчезли из моей жизни из-за подлости моей жены. Мы сможем иногда встречаться. Идите отдыхать, дорогая. Вы выглядите утомленной, и вы еще не выздоровели как следует.

Она боялась ответить ему, ее душили слезы. Кое-как дошла она до своей комнаты, а там уткнулась лицом в подушку и рыдала, пока не обессилела.

Джулиан был более чем добр к ней. Она вспомнила его низкий, успокаивающий голос и руку, которую он положил на ее плечо. Для нее было почти наслаждением вспоминать его слова: «Дорогое дитя» и «Я вас не оставлю». Да, она для него — ребенок. Но она-то любила его любовью женщины… всей силой своего сердца. И эта любовь рождала решимость отплатить ему за его доброту.

Рыдая в подушку, она спрашивала себя: разве она не помеха для него, приносящая одни неприятности? Разве при всем этом водовороте тревог, вызванных Клодией и нечестностью Джексона, Джулиан не должен смотреть на Мин как на занозу? Но он не из тех, кто может с легким сердцем отделаться от нее, он явно чувствует за нее ответственность. Сказал же он, что будет «держать связь». Но это ведь, внушала она себе, не потому, что он так хочет, но из его сильного чувства долга. Она пролежала до рассвета, уже не плача, все продолжая думать над тем, что она может сделать для него. И прежде чем заснуть, она приняла решение.

Они с миссис Тренч поедут завтра в Лондон, но Мин не станет смотреть комнату, за которую добрая миссис Тренч, конечно, поначалу будет платить сама или договорится с нанимателем. Мин не может позволить Джулиану и другим добрым людям благодетельствовать ей, она должна исчезнуть из его жизни так же вдруг, как и появилась. Но успеть отплатить добром.