— Думаешь, Варнава может попытаться связаться с ними?

— Возможно. Один живет неподалеку от Агриппии, другой — в Аполлонии.

— Ты хочешь, чтобы я нашел этих людей?

— Еще не решил. Про человека, живущего неподалеку от Агриппии, рассказывают, что это старый отшельник, и никто в точности не знает, где его найти. Он то и дело переходит из одной пещеры в другую. Того, который в Аполлонии, найти проще. Он местная знаменитость, известный уличный проповедник.

Лука молчал, ожидая указаний.

Меридий присмотрелся. Коричневое одеяние Луки было разорвано в нескольких местах, а его лицо выглядело ужасно. Красное и опухшее, наверное, он попал в песчаную бурю на открытой местности. Кроме того, он шагал как-то неуклюже и с осторожностью.

— Атиний в свое время прославился умением заставлять людей говорить.

Лука тупо посмотрел на Меридия.

— Центурион Атиний хорошо знает человеческие слабости.

— Да уж, думаю, он хорошо научился этому, участвуя во многих войнах.

— Но женщина куда хуже. Она… — Его голос упал.

— Ты не сказал им ничего лишнего? — нахмурился Меридий.

В ледяных глубинах глаз Луки вспыхнула злоба, но он ответил очень спокойно.

— Они и так знали, что за нападением на их монастырь стоишь ты. А больше мне им было нечего сказать. Ты же мне не сообщил, что мы ищем.

Это было чистой правдой, по крайней мере относительно самых важных сведений. А об этом Меридий и сам знал не слишком много. Ему дали четкие указания, что именно следует сообщить храмовой страже. Только самое необходимое для выполнения их священного долга. И Лука лишь подтвердил, насколько мудрым было такое решение.

— Я разработал новый план. Епископу Афанасию будет предложено послать с тобой лучших своих людей. У тебя есть какие-нибудь возражения?

— Нет, если это действительно опытные люди.

— Хорошо. Я распорядился насчет путешествия в Иерусалим. Отбываю сегодня днем. Афанасий великодушно предоставил для тебя чистую одежду и припасы. Я пришлю их в твою келью. Иди и готовься. Что же касается отшельника и проповедника, я оповещу тебя, когда решу, что с ними делать.

Лука переминался с ноги на ногу, явно желая что-то сказать.

— Что такое?

— Когда все кончится, если решишь вознаградить меня с обычной для тебя щедростью, то я хотел бы получить в собственность Калай, эту женщину-прачку.

Меридий небрежно махнул рукой.

— Поскольку она абсолютно ничего не смыслит в цели наших поисков, можешь делать с ней все, что угодно.

На губах Луки заиграла еле заметная, но устрашающая улыбка.

— Что с твоими ранами, Лука? Ехать верхом сможешь?

— Смогу.

Лука поклонился в пояс, сморщился от боли и неуклюже пошел в сторону массивной двери. Когда он распахнул ее, внутрь подул прохладный ветерок и страницы старинных книг зашевелились.

Меридий глядел, как на поверхности стола ветер закрутил небольшой вихрь из пылинок. Сверкая в лучах солнца, они опустились ему на плечи. Раздраженно отряхнувшись, он посмотрел на заваленные книгами полки. Сплошная ересь. Он принялся снимать их с полок одну за другой и укладывать на стол.

Прежде чем закончится сегодняшний день, все они должны быть сожжены.

Зачерпнув чашкой воды в окаймленном пальмами пруду, Калай посмотрела вверх. Небо было усыпано звездами. Хотя Кир и возражал против стоянки в этом месте, поскольку плохо знал его, они сделали привал. Все смертельно устали. А если не дать отдохнуть лошадям, то эти несчастные твари просто рухнут.

Варнава спал, лежа на песке в пяти шагах от нее, положив голову на мешок с книгами и свернувшись калачиком. Справа от него лежал Заратан, напоминавший груду скомканной одежды. В свете звезд их лица казались призрачно-белыми.

Кир сидел у пруда, держа в руках молельный шнурок. Меч лежал наготове, на расстоянии вытянутой руки. Калай видела следы тяжелой внутренней борьбы в каждой складке его напряженного лица. Он непрестанно завязывал и развязывал узлы на шнурке. За последний час он десяток раз связал весь шнурок в узелки и снова развязал и, похоже, не собирался прекращать свое занятие. Сейчас шнурок лежал у него на колене. Он завязал узел, опустил шнурок на песок, затем его лицо исказила гримаса, он снова поднял шнурок и завязал следующий узел. После этого скомкал шнурок и сжал его в кулаке.

— Собираешься использовать его, чтобы повеситься? — спросила она, подходя к нему.

— А? — переспросил он, словно только что вспомнив о ее существовании.

Она присела рядом и показала на его сжатые кулаки.

— Я о том, как ты выжимаешь остатки жизни из своего молельного шнурка.

Монах слегка ослабил хватку.

— Кир, у тебя не было выбора. Жаль только, что ты не всадил кинжал между ребер этого ничтожного мамзера с ледяным взглядом, прежде чем нас спугнули. На самом деле ты мог, но не стал это делать. И я не понимаю, за что ты себя так казнишь.

Черные кудрявые волосы Кира, пропитанные потом и покрытые грязью, свисали ему на плечи, перепутавшись с бородой и усами.

— Ты и не сможешь понять.

Их лошади безмятежно щипали травку неподалеку, у берега пруда. Исхудавшие создания нуждались в малейшей возможности хоть как-то подкрепить свои силы.

— А ты попытайся объяснить.

Кир завязал еще один узел.

— Я не хочу говорить об этом.

— Когда мужчина так отвечает, значит, он чего-то стыдится.

Его полный отчаяния взгляд словно пронзил ее.

— Уходи.

Сквозь оазис пронесся порыв ветра. Листья пальм зашелестели, рыжие волосы Калай упали ей на глаза. Она придержала их рукой, дожидаясь, пока стихнет ветер.

— Если хочешь знать мое мнение, то ты дурак. У тебя было два варианта выбора. Первый: дать этим сикариям возможность убить твоих братьев и меня. Второй: убить их самому. Ты действительно думаешь, что твой Бог предпочел бы видеть нас мертвыми, а Луку и его парней пьющими и гуляющими со шлюхами?

Морщины в углах его рта стали еще глубже.

— Меня беспокоит лишь то, — начал он, завязывая еще один узел, — что я слишком легко вернулся к прежней жизни, будто не давал обетов и не посвящал свою жизнь служению Господу моему.

— А, понятно.

— Правда? Господь мой предпочел бы, чтобы я вообще избежал такой ситуации. В этом-то и есть моя ошибка.

— Значит, тебе следовало убежать?

— Нет, мне…

Кир тяжело вздохнул.

— Я не знаю, что мне следовало делать. Знаю лишь, что поступил неправильно.

Было очевидно, что на него давит груз отнятых им жизней, пусть даже за счет этого он спас других четырех человек. Для нее это было просто непостижимо.

— Не ты это начал, Кир, а твоя церковь. Ты защищал своих друзей так, как умеешь. И осмелюсь заметить, весьма преуспел в этом.

Скомкав молельный шнурок, Кир посмотрел вперед, на мерцание звездного света, отражающееся на поверхности пруда.

— Ты не слишком-то помогла мне.

— Что ж, помочь мужчине избавиться от чувства вины — дело небыстрое. Мне понадобится время.

— Клянусь, я видел его раньше, — сказал Кир, поглядев на дорогу, по которой они сюда приехали.

— Кого?

— Луку, если его зовут именно так.

Калай нахмурилась.

— А где ты мог его видеть?

— Не знаю. Возможно, в армии.

— Ты служил с ним вместе?

Кир запрокинул голову, вспоминая.

— Я помню всех, кто был в моей центурии, в лицо и по имени. Если я и служил вместе с ним, то за это время его внешность должна была сильно измениться. И имя он наверняка сменил.

— А зачем?

Кир привязал молитвенный шнурок к поясу, видимо решив, что на сегодня хватит.

— Возможно, он был очень молод в те времена, когда я знал его. А может, он стал членом какой-нибудь тайной военной или религиозной организации и смена имени была ему необходима. В таких случаях изменение внешности и имени символичны: они знаменуют расставание со старой жизнью и принятие новых обязанностей и ценностей.