— А Ярий Клавдий Атиний?

— Среди мертвых его нет, — ответил Лука, покачав головой.

— Ты уверен? Он взял себе новое имя, Кир. Брат Кир.

— Я сражался вместе с ним в битве у Мильвийского моста на Тибре. Это был человек крепкого телосложения и высокого роста со свирепым взглядом. С тех пор прошло тринадцать лет, но я бы узнал его сразу, каким бы именем он ни прикрывался, — ответил Лука, расправив плечи. — Как, впрочем, и любой другой солдат, служивший вместе с ним.

Меридий уловил в голосе Луки затаенную злобу.

— Мы наняли тебя, чтобы дать возможность загладить вину за твои прошлые неудачи. Никто и подумать не мог, что у тебя уйдут годы, чтобы обыскать все монастыри Малой Азии, Африки и Палестины в тщетных попытках найти его, — сказал он.

У Луки было такое лицо, будто он хотел сей же момент схватить Меридия за горло и задушить.

— Он не хотел, чтобы его нашли. Очень не хотел. Его внешность изменилась достаточно сильно, но глаза остались теми же. Только так я смог узнать его.

Меридий снова глянул в крипту. Оттуда пахло пергаментом и лампадным маслом.

Варнава, больше известный как Еретик, когда-то учился в Кесарии, столице римской провинции Палестины. Там он познакомился с Евсевием, знаменитым богословом. Библиотека Кесарии насчитывала более тридцати тысяч томов и представляла собой самый настоящий рассадник ереси. [47]Меридий всегда считал, что такое огромное количество книг может лишь смутить ум человеческий.

После нескольких допросов, проведенных совсем недавно, Меридий выяснил, что Варнава помогал Евсевию в его исследованиях и сделал открытие, представляющее собой угрозу самим основам истинной церкви. У него до сих пор стоял в ушах мрачный голос епископа Сильвестра: «Чудовищная вещь. Ни один, кто мог бы дать этой лжи распространиться, не должен остаться в живых».

Или, что еще хуже, — доказать ее истинность, подумал Меридий.

В молельне повеяло легким ветерком, и с пола подняло клубы пепла. Меридий прикрыл лицо рукавом, дожидаясь, пока пепел осядет. Интересно, почему ему не приказали уничтожить и самого епископа Евсевия, подумал он.

Вот Евсевий — самый настоящий еретик. На последнем Вселенском соборе в Никее споры Евсевия с Евстафием, епископом Антиохийским, и Афанасием, епископом Александрийским, по доктринальным вопросам были очень жаркими. В конечном счете старик согласился с решениями собора о доктрине воскрешения Иисуса Христа во плоти, непорочном зачатии, а также со списком разрешенных книг, высказав, однако, серьезные опасения насчет того, что такие решения скорее разобщат, чем объединят церковь. [48]

То были ужасные времена в истории христианства. Всего четырнадцать лет назад закончилась эпоха Великих гонений. Всякий, хоть сколько-нибудь понимавший в жизни, знал, что надо сделать, чтобы обезопасить себя на будущее. Требовалось закрепить традицию, сделать учение четким и точным, неважно, какой ценой. Установление Истины и избавление от еретиков было необходимым с самого начала.

Меридий обвел взглядом сотни книг, лежащих на полках крипты. Он не знал в точности, каких из них советники императора по делам религии боялись больше всего, так что лучше перестраховаться.

— Сожги крипту, — сказал он, поворачиваясь к Луке. — Чтобы не осталось ни одной книги, проверишь. А потом найди Варнаву и остальных и выполни отданный тебе приказ. Если у них с собой какие-нибудь книги, уничтожишь их сразу же, не читая.

— Безусловно, ваше преосвященство. Однако мне придется запросить дополнительные средства и людей на то, чтобы вести преследование.

— Зачем? — резко спросил Меридий.

Все должно быть сделано в строжайшей тайне. Чем больше людей, тем больше ненужных свидетелей.

— Подозреваю, что Атиний сбежал на лодке по реке, — ответил Лука. — Это самый быстрый путь, и он может даже добраться до моря, прежде чем мы настигнем его. Но он не раз успешно дурачил самых разных людей. И мог повести своих спутников сушей. Троих не хватит на то, чтобы проверить все варианты, поэтому мне нужно нанять еще двух сикариев. [49]

— Полагаю, ты хорошо знаешь людей, которых хочешь нанять?

— Да.

Меридий задумался.

— Хорошо, давай, но не смей даже говорить мне, кто они такие. Я не желаю нести ответственность за их души.

— Понимаю.

Юноша, стоявший позади Луки, прокашлялся. Ему едва минуло двадцать, он еще не был опытным убийцей. Среднего роста, с каштановыми волосами и неприметным лицом, чем-то напоминавшим морду лисицы.

— Епископ, вам следует знать еще одну вещь, — сказал он.

— Какую же?

— Прачка, жившая в хижине у реки, тоже исчезла. Мы не нашли ее тела. Возможно, она ушла вместе с монахами.

— Она всего лишь женщина, — отмахнулся Меридий. — Скорее всего, неграмотная. Она не представляет для нас никакого интереса.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», — шептал Кир, завязывая новый узел на шерстяном шнуре и оглядывая поверхность реки.

Берег, где он притаился, сидя на корточках, окаймляли заросли темного камыша и тростника. Здесь можно было укрыть хоть десяток людей.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Ночной воздух был наполнен исходящими от Нила прохладой и свежестью, к ним примешивался еле уловимый запах металла и крови, оставшейся на его одеянии.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Он переложил шнур из занемевшей от напряжения правой руки в левую. Воды реки неспешно катились перед его взором, столь гладкие, что звезды отражались в них с удивительной четкостью.

«Вы где-то рядом, — прошептал он, обращаясь к незримым преследователям. — Я знаю».

Усердие убийц, напавших на монастырь, говорило об их профессионализме. Он хорошо разбирался в таких вещах. Они тщательно спланировали свою атаку, а потом пришли, чтобы все проверить. Солдаты, а не простые наемные убийцы. А если их преследуют солдаты Рима, то за этим стоит император Константин. Что бы он там ни говорил Варнаве, Кир опасался, что знает истинную причину этого нападения. Дело вовсе не в папирусе.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Завязывая узел на шнуре, он увидел перед своим мысленным взором череду образов. Изуродованные лица убитых — людей, которых он любил. Невинных людей, всей виной которых были лишь их искренние поиски Бога. Яркая картина гибели его жены.

Словно все это прорвалось сквозь закрытую дверь глубоко в его сознании.

«Кир!» — кричала она перед смертью.

Этот голос снова зазвучал в его ушах. Он показался ему настолько реальным, что мышцы его тела напряглись. Он был готов вскочить и ринуться в бой.

«Нет, — сказал он себе, стараясь успокоиться. — Она умерла двенадцать лет назад. Умерла».

Он посмотрел на Варнаву и Заратана, спящих на прибрежном песке. Потом на Калай. Постарался не задерживать свой взгляд на ее лице, освещенном звездным светом. Они все в смертельной опасности. Нельзя позволять себе погружаться в мечты.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Завязав очередной узел, он с силой выдохнул и склонил голову.

Даже после того, как они перерезали горло его жене и бросили ее на пол, у нее остались силы на то, чтобы повернуться и посмотреть на него, будто она думала, что одного взгляда на него достаточно, чтобы быть в безопасности. Не умереть.

Такое ощущение, что под его кожей ползают насекомые. Мучительная боль, почти физическая.

«Я виноват… во всем виноват только я».

Чувство вины съедало его заживо. Ужасающей, мучительной вины.

Перед его глазами возник образ человека, которого он убил в монастыре. Он смотрел на него своими темными блестящими глазами.

«Я уже был мертв, — сказал он. — Зачем ты взял нож у Калай и вонзил его в мое сердце?»