— Я подозреваю, что один из его капитанов помогал Чичеро… но я не знаю кто.

Знает ли Алекс? Посмеет ли она спросить его? Она поклялась больше не вовлекать его ни во что противозаконное. Это слишком опасно. И Орелия призналась, что после Рождества у них родится ребенок.

— Ну, мне придется помучиться с этим парнем, — сказал Джон. — Мадемуазель, могу ли я просить у вас разрешения иногда навещать вас?

Симона испытующе посмотрела на него.

— Прежде чем вы ответите, я должен сказать, что помолвлен с очаровательной леди в Бостоне, разделяющей мои взгляды на рабство, но выражающей свое неодобрение работой в церкви. Не осложнит ли вашу жизнь, если я… ах… создам впечатление, что я… ах… преследую вас с целью жениться?

Симона все еще была в нерешительности.

— Это необходимо, месье Отис?

— Это позволило бы нам чаще встречаться, мадемуазель. Я воспользуюсь приглашением на любой прием, где смогу увидеться с вами, но бывают случаи, когда необходимо срочно обменяться информацией. То есть, если вы действительно решили продолжать работу Чичеро.

— Я хочу… помочь, — сказала Симона. Ее голос задрожал при мысли о Чичеро.

— Спасибо. Я восхищаюсь вашей смелостью больше, чем могу выразить словами. Может, вас успокоит, если я скажу, что многие люди на Севере, преданные этому делу, подвергают себя опасности преследования и ареста, предлагая свои дома как станции «подпольной дороги» и провожая беглецов на следующие станции. Некоторые из них сделали тайные комнаты в своих домах и сараях и даже выкопали туннели, чтобы обеспечить беглецам безопасный выход.

— Чичеро рассказывал мне об этой… «подпольной дороге».

— У нас есть друзья и в Новом Орлеане, мадемуазель, но безопаснее не знать их имена. Вы понимаете?

— Конечно. Я объявлю вас своим поклонником, но не таким, о котором я серьезно думаю.

Месье Отис рассмеялся:

— Достаточно справедливо!

И они отправились к конюшням, где грумы тренировали ее арабских скакунов.

Приближались самые жаркие и влажные августовские дни. Элен де Ларж страдала от жары, не облегчаемой ни малейшим дуновением ветерка, и от невыносимой вони летнего города. Большинство ее друзей уехали в загородные поместья.

Никто не пригласил ее, вероятно, потому, что она была в трауре, или все привыкли, что она проводила это время года в Бельфлере. Она с тоской думала об изумительной плантации на восточном берегу озера и о прохладных бризах в те чудесные недели, которые она с мужем проводила у Ариста.

Понадобился еще один только день сокрушающей жары, чтобы Элен убедила себя в том, что Арист собирался пригласить ее на время своего отсутствия в Бельфлере, но просто забыл послать приглашение. В конце концов, не может быть никакого скандала, раз его самого нет на плантации. Это просто любезность друга, которую одобрил бы ее муж. Она будет ждать его возвращения с решением о продаже собственности на Фолс-Ривер, и ему не придется ехать в извергающий пар город, чтобы совещаться с ней.

Элен приказала запаковать сундук. Ранним утром на следующий день она отправилась в экипаже в Бельфлер со своей служанкой и грумом. Это была долгая дорога в изнурительной жаре, и она прибыла в Бельфлер во второй половине дня. Она измучилась, но уже начинала чувствовать облегчение: вместо вони болот, окружающих Новый Орлеан, воздух был насыщен сосновым ароматом. Ее встретили молодой бухгалтер Ариста и экономка. Первый — с очаровательным радушием, вторая — удивленными вскриками, поскольку ее никто не предупредил о визите.

Удобно устроившись в комнате для гостей, выходящей окнами на розовый сад, Элен послала свою служанку за горячей водой для ванны и приказала выгладить легкое платье.

Позже, обедая в одиночестве за длинным столом из палисандрового дерева, со слугой за спиной, предупреждающим каждое ее желание, и дворецким, предлагающим на выбор вина, она представила себя хозяйкой Бельфлера. Почему она так легко сдалась? Арист «больше не думает» о браке с выпускницей монастырской школы. Она подозревала, что ответственна за это Симона Арчер, но не мог же он всерьез рассматривать эту упрямую и эксцентричную женщину как кандидатку в жены?

Вполне вероятно, он понял свою ошибку, но, как все мужчины, не желал признавать ее. Во всяком случае, он дал ей возможность показать, что ему необходима именно зрелая женщина, искушенная в любви так же, как и в управлении его домом.

После обеда Элен вышла на галерею и спустилась в розовый сад. В эти жаркие месяцы там было мало цветов, но с озера дул прохладный предзакатный ветерок. Она вспомнила другие визиты и другие прогулки, и эти воспоминания убедили ее, что счастливые дни вернутся. Без Филиппа, конечно. С Аристом, и одним только Аристом рядом с ней.

Хотя сумерки сгущались, она продолжала прогулку, направившись к берегу озера, серые воды которого отливали оранжевым светом заходящего солнца. Элен так погрузилась в воспоминания о прошлом и мечты о будущем, что испуганно вскрикнула, когда перед нею неожиданно поднялась с земли темная мужская фигура.

— Прошу прощения, мадам, я не хотел пугать вас, — сказал мужчина, и Элен узнала безобразное лицо надсмотрщика Ариста.

— О, это вы, Пикенз.

— Да, мадам. Я не знал, что вы приехали. — Ему явно было неловко. — Я вышел покурить и посмотреть уровень воды в озере.

— Ничего, Пикенз. Все в порядке в отсутствие месье?

— Да, мэм.

Он стоял в нерешительности, как будто ожидая позволения уйти, но Элен наслаждалась фантазией, что она его хозяйка, и хотела продлить этот момент.

— Не вы ли, Пикенз, искали беглых рабов месье?

— Да, — сказал он, и в его хриплом голосе появились едва заметные гневные нотки. — То есть, да, мэм.

— Но безуспешно.

Он ощетинился:

— Я нашел место, где пряталась девчонка, но никто не поверил мне.

Она почувствовала затаенную против Ариста злобу и решила узнать причину. Филипп часто говорил, что Арист слишком доверяет своему надсмотрщику.

— И где же, Пикенз?

— В старом доме Роже. Я знаю, что она была там.

— Месье Бруно не мог не поверить. Я знаю, что он всецело полагается на вас, мистер Пикенз.

Он распрямился, услышав «мистер», и ответил:

— Ха! Я вернулся, но они увели ее.

— Кто увел ее, мистер Пикенз?

Он пожал плечами:

— Один из них. Я думаю, это та лошадница ведь… — прошу прощения, мадам, — леди, которая все время скачет верхом, прятала ее.

Симона! Элен почувствовала легкий победный трепет. Она правильно сделала, что приехала в Бельфлер. Этот человек мог бы дать ей оружие против соперницы.

— Пикенз, — строго сказала она, возвращаясь в своей вымышленной роли хозяйки Бельфлера, — не намекаете же вы, что мадемуазель Арчер противозаконно защищала сбежавшую рабыню?

— Ну, видите ли, мадам…

Его маленькие бегающие хитрые глазки изучали ее. Элен проглотила презрение. Ее горничная назвала бы его «белыми отбросами», но он не дурак. Он, должно быть, размышляет, знает ли она о его недозволенном визите в Беллемонт, так взбесившем Ариста.

Пикенз осторожно спросил:

— Вы знаете ее, мадам де Ларж. Что вы думаете?

Элен не спешила с ответом, наконец сказала дружеским тоном:

— Я не знаю, Пикенз, но она довольно странная, не так ли?

— О да, точно странная. — Он неприятно засмеялся, и они понимающе посмотрели друг на друга.

«Белые отбросы», — подумала Элен, — «очень точная характеристика Пикенза». Но его враждебность к Симоне Арчер могла стать тем оружием, которое она искала. Он хорошо послужил ей и несомненно послужит снова. Элен наградила его сияющей улыбкой.

— Спокойной ночи, Пикенз, — сказала она, и на этот раз упущение слова «мистер» показалось проявлением лестной дружбы.

— Спокойной ночи, мадам.

Солнце садилось в озеро, и темнота наступала быстро. Элен повернулась и увидела последний блеск заката, отразившийся огнем во всех окнах Бельфлера.

«Мой, — подумала она, направляясь к большому дому. — В один прекрасный день он будет моим».