Они пошли назад к плантаторскому дому. Там Отис поблагодарил раба за помощь и сунул золотую монету в его ладонь. Леон пробормотал благодарности и быстро спрятал ее. Монета очень поможет ему в пути. Привели лошадь художника, погрузили все принадлежности, Отис распрощался с хозяином и уехал.

Через несколько дней Леон в полночь поднялся с койки и, следуя инструкциям нового друга, пошел в дубовую рощу, где они нашли первую танагру. Он ждал там, сидя на украденном пальто, с охотничьей сумкой, в которой была еда и смена белья. Его бесценная золотая монета висела в маленьком замшевом мешочке на шее с несколькими другими сэкономленными монетками.

— Леон? — он услышал произнесенное шепотом свое имя до того, как увидел незнакомца, высокого, почти белого, но Леон признал свою кровь. Окторон, говоривший как образованный господин.

— Господин?

— Я пришел, чтобы довести тебя до первой станции. Тебе не надо знать мое имя, — сказал Чичеро. — Бери свою сумку и следуй за мной.

Леон поспешил повиноваться. Они направились в ту сторону, откуда пришел незнакомец, и почти сразу услышали глухой топот идущих шагом лошадей.

Чичеро остановился и прислушался.

— Господи! Меня преследовали! — пробормотал он и снова прислушался. — Собак нет. Они тихо следовали за мной всю дорогу из города, ублюдки.

Кто-то заговорил, возможно под пытками. Этого они все боялись. Это должно было случиться рано или поздно.

— Леон, ты можешь незаметно вернуться в свою хижину?

— Нет, господин.

Чичеро внутренне застонал. Конечно, не с такой неуклюжей походкой, когда преследователи — верхом.

— Тогда мы должны затеряться в болоте. Теперь тихо! Ни звука!

Волосы Чичеро встали дыбом, когда он услышал хриплое дыхание Леона, похожее на тихое причитание. Они повернули и пошли как можно быстрее к болоту, граничившему с полями. Место, куда они направлялись, было пугающим и днем. Его стоячей воды никогда не касался луч солнца. Под черной поверхностью прятались аллигаторы. Ядовитые змеи плавали или лежали на ветвях затонувших деревьев. В черноте ночи это было пристанище ужасов, реальных и вымышленных.

Острые шипы какого-то растения вцепились в их одежду, когда они вошли в мелкую воду. Невозможно было двигаться быстро и беззвучно, мягкая грязь под черной водой издавала всасывающие звуки. Кипарисы вставали из грязи, заслоняя своими листьями свет далеких звезд, лишь иногда поблескивавших на поверхности воды.

Вода становилась глубже, затрудняя шаги. Они спотыкались о невидимые корни кипарисов. Когда лошади неохотно вошли в болото, они услышали плеск, проклятия и свист хлыстов. Единственной надеждой Чичеро было достичь рощи, где деревья росли так близко друг к другу, что лошади не смогли бы пройти между ними, а беглецы спрятались бы от пуль.

Он устал.

— Они следуют за нами по звукам, но у них нет собак, — хрипло прошептал он. — У нас будет больше шансов, если мы разделимся. Оставь меня и найди место, где деревья растут гуще. Спрячься за стволом и опустись в воду. Если ты выберешься отсюда, иди в этот дом. — Он прошептал адрес. — Ты запомнишь?

— Да, господин, — едва слышно произнес Леон. — Спасайтесь.

— Молись, Леон, — Чичеро отодвинулся от него так быстро, как позволила глубокая вода. — Молись за нас обоих.

Когда он оглянулся, Леон уже исчез в темноте.

Чичеро двигался в глубину болота к темным зарослям деревьев, но ему пришлось пересекать пространство, в котором почти не было растительности. Оно было не только более открытым, но и глубоким и широким, достаточно, чтобы вместить крокодилов.

— Помоги мне, Бог, — взмолился он, остановившись в стоячей воде, издающей мускусные запахи животных и гниющих органических веществ.

Он услышал за спиной крик, нырнул под воду и замер, задерживая дыхание, не позволяя вырваться ни единому пузырьку воздуха. Его глаза были закрыты, сердце бешено колотилось от страха. Он слышал, как кони плещут в воде вокруг, и, хотя чувствовал, что умирает без воздуха, отказывался дышать.

Затем наступило зловещее молчание Чичеро больше не мог сдерживать дыхание. Осторожно он поднял лицо над поверхностью воды и втянул в легкие воздух. Его темные глаза чуть не выскочили из орбит. Он смотрел в кольцо ружейных стволов, направленных на него. Лица всех всадников были скрыты черными платками. Над платками сверкали ненавистью глаза.

— Вставай, ты, проклятый аболиционист! — крикнул вожак.

Чичеро, дрожа, поднялся из вонючей болотной воды.

«Так вот как это заканчивается! Белая кожа, блестевшая сквозь грязную воду, выдала меня», — с горечью подумал он.

Было почти утро, когда Роб Робишо подскакал к своей конюшне и криком позвал грума. Он передал измученную грязную лошадь рабу, сонно выбравшемуся из своей хижины и подбежавшему к нему.

— Проследи, чтобы ее вычистили и накормили, — приказал Роб и пошел в дом.

Он поднялся по задней лестнице в спальню, швырнул пустую фляжку из-под виски на комод и сбросил одежду на пол. В большой кровати с пологом Тони не пошевелилась. Наверное, она не спала, ожидая его, пока сон не сморил ее. И к лучшему. Он забрался в постель рядом с ней, и она повернулась.

— Роб, — сонно сказала она. — Это ты?

— А ты ждала кого-то другого? — спросил он усталым шепотом.

Тони не ответила, но он почувствовал, что она просыпается.

— Мы поймали ублюдка на этот раз, — пробормотал он, уже почти заснув.

— Беглеца?

— Нет, любителя ниггеров, вора. Мы вздернули его.

— Господи, Роб! — в отчаянии сказала Тони, теперь совершенно проснувшись. — Что ты сделал?

Она приподнялась на локте.

— Что ты сделал?

Но Роб уже храпел, распространяя вокруг запах виски.

Она затрясла его, пытаясь разбудить, но он пробормотал:

— Поймали его. Поймали ублюдка.

— Кого? Кого?

Он ответил громким пьяным храпом.

Тони упала на подушку. Она сквозь слезы посмотрела на белых гипсовых херувимов на потолке вокруг люстры и снова прошептала:

— О Господи!

Симона и Алекс кружились в вальсе в огромном зале отеля «Сен-Луис» на балу, устроенном одним из самых избранных городских клубов, членами которого была вся семья Арчеров еще с того времени, когда дети были совсем маленькими. Алекс показывал Симоне новые па, и они с наслаждением танцевали друг с другом.

С момента приезда на бал Симона тщетно искала глазами Ариста. Но его внушительной фигуры и прекрасной головы не было видно среди гостей. Она была разочарована, но он говорил, что должен вскоре покинуть город, чтобы проверить урожай в Бельфлере. Память о том дождливом дне в его городском доме была теплой тайной, согревающей ее сердце и путавшей мысли. Куда заведет ее этот невероятный роман?

Симона лениво осмотрела зал. Элен де Ларж не было.

— Мадам де Ларж на удивление осмотрительно соблюдает траур, — заметила она брату.

— Мне кажется, я слышу кошачье мяуканье! — поддразнил Алекс.

— О-о, замолчи! — сказала она и закружилась в руках следующего партнера.

После танца, вернувшись к Алексу, Симона сказала:

— Я надеялась увидеть Тони сегодня. Ты не знаешь, почему ее и Роба нет на балу?

— Я знаю не больше твоего, Симона. — Его взгляд следовал за каштановой головкой Орелии, наклонившейся к Клерио. — Только то, что было в записке Тони.

— Я сержусь на нее за то, что она не сказала, почему она и Роб изменили свои планы. Маман беспокоится, что один из ее бесценных внуков заболел.

Симона увидела месье Отиса в кругу зрителей на краю танцевальной площадки. Многие держали в руках бокалы шампанского или рома. Художник не пил, и по его напряженному взгляду она поняла, что он подойдет к ней, как только закончится танец.

— Проводи меня через зал, когда кончится музыка, Алекс. Я боюсь, что месье Отис собирается пригласить меня на вальс.

— Почему ты избегаешь нашего знаменитого гостя? Он наступает тебе на ноги?