— Я сообщу вашим родным, — сказал Корбин, нервно позвякивая ключами.

— К чему утруждаться? — вздохнула она и наконец повернулась к нему лицом, понимая, что он не заслуживает ее злости.

К тому же ее брат Натан наверняка поможет ей, как только вернется из Филадельфии.

— Ваши родные должны узнать о случившемся. Они вам помогут. Я знаю: все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Он выжидательно смотрел на нее, но Плезанс не собиралась удовлетворять его любопытство. «Ладно, — подумала она, — пусть расскажет родителям. Возможно, они придумают, как меня освободить, не раскрывая всей правды». В душе девушки зашевелилось робкое сомнение, но она решительно его задавила. «В конце концов, я рискнула всем ради Летиции. Они обязаны помочь мне».

— Мисс Данстан?

— Да, сообщите им. Хотя эта новость их не обрадует.

— Конечно, нет. Дела обстоят не лучшим для вас образом. Однако, думаю, вам стоит со мной поговорить. Я сильно сомневаюсь, что мне рассказали всю правду. Да, я видел, как вы ударили Тирлоха, но я не верю, что вы воровка.

— Тогда поговорите со своим другом Тирлохом. Он вас убедит.

Корбин Маттиас вздохнул и покачал головой:

— Ну что ж, как хотите. Надеюсь, ваше пребывание здесь будет недолгим.

— Я тоже на это надеюсь.

Как только он ушел, поднявшись по лестнице, ведущей на второй этаж здания, Плезанс села на узкую койку и оглядела свои апартаменты — маленькую камеру, среднюю из трёх. От двух соседних камер ее отделяли крепкие железные перекладины. По счастью, она была единственной заключенной Корбина и ее никто не мог видеть. В центре располагались небольшой обшарпанный стол и шаткий стул. Над койкой виднелось крошечное щелевое оконце, загороженное толстыми прутьями.

Плезанс осторожно пощупала матрац и недовольно скривилась: солома! В ногах лежало одеяло из грубой домотканой ткани. Какая неудобная постель! Она коснулась пальцами каменной стены, которая оказалась сырой и холодной. Койка была прикована цепями, и ее нельзя было отодвинуть от стены. Подвальный холод приятно освежал после уличной жары, но в сочетании с сыростью мог легко вызвать простуду.

Плезанс достала из внутреннего кармана плаща свою отмычку. Тирлох не стал обыскивать ее после того, как нашел письма, а Корбин был слишком вежлив, чтобы проверять ее карманы. Подойдя к двери камеры, она внимательно изучила замок и удовлетворенно кивнула: шанс есть! Через секунду после того, как отмычка была вставлена в механизм, раздался желанный щелчок. Она быстро открыла дверь и снова закрыла, потом, не спуская глаз с лестницы, попрактиковалась с замком. Когда она вернулась к койке, настроение ее немного улучшилось: если станет совсем невмоготу, она всегда сможет бежать.

— Мисс Данстан?

Плезанс, которая лежала на койке, свернувшись калачиком, медленно села и посмотрела на Корбина. Она не видела его три дня — с тех пор как он привел ее в камеру. Ее родные тоже не приходили. В конце первого дня, не получив от них никаких вестей, она не стала падать духом, сказав себе, что они еще не придумали, как ей помочь. На второй день ее надежда стала слабеть, а в душе закипала обида. Теперь же, вечером третьего дня, она вынуждена была признать: они ее бросили. Когда Корбин принес в камеру еду и поставил поднос на стол, по его лицу она поняла, что не обманулась в своих догадках. Видимо, он боялся сказать ей горькую правду и поэтому избегал встречи с ней, посылая сюда своего пожилого слугу.

— Можете мне сказать, мистер. Маттиас. Не бойтесь, я не буду рыдать и биться в истерике.

Она встала безуспешно разглаживая мятое платье и поправляя волосы.

— Что сказать? — Корбин нервно перекладывал с места на место принесенную посуду.

— Что мои родные решили отдать меня на растерзание волкам.

Она села за стол и устало улыбнулась судье.

— Ну, это еще неизвестно.

Он принялся расхаживать по камере.

— Все прекрасно известно. Вы же ездили к ним и наверняка получили их ответ.

Он остановился и потер рукой подбородок.

— Наверное, они еще не оправились от шока. Они скоро придут к вам, до суда.

«Представляю, что они ему сказали, — грустно подумала Плезанс. — Слава Богу, он не стал это повторять». Слова мирового судьи подтвердили ее самые худшие опасения, и в душе ворочалась мучительная обида. Она ела наваристое рыбное рагу, но почти не чувствовала вкуса, изо всех сил пытаясь не поддаваться отчаянию.

— Если мистер О'Дун будет настаивать на своих обвинениях, то судебное заседание продолжится, — сказала она.

— Он уже выдвинул свои обвинения, теперь от него почти ничего не зависит.

— Разумеется. И когда же суд?

— Через четыре дня. У ваших родных еще есть время прийти вам на помощь. Возможно, им удастся как-то договориться с Тирлохом или со мной и другими мировыми судьями.

— Мировыми судьями? Так я предстану перед судом магистратов? Без присяжных? И никто не будет говорить в мою защиту?

— Нет. На это нужны деньги.

— Значит, никто не хочет платить, — проговорила она, с трудом веря в собственные слова.

Корбин прочистил горло.

— Ваше пребывание в тюрьме оплачивается.

— Понятно. Они даже не пытаются меня освободить, но снизошли до того, чтобы обеспечить мне достойное тюремное заключение. — Она оттолкнула миску — к ее удивлению, полупустую. — Если меня приговорят к повешению, они и пальнем не шевельнут, чтобы меня спасти.

— Мы больше не вешаем воров, мисс Данстан.

— Зато делаете много других малоприятных вещей. К тому же я не просто воровка. Я еще совершила нападение на человека.

— Расскажите мне, что на самом деле произошло. Узнав всю правду, я смогу вам помочь, — почти взмолился Корбин.

В его голосе было столько искреннего сочувствия, что она чуть было не согласилась. Родители бросили ее и, значит, утратили право на ее слепую преданность. Однако от признания ее удерживали две вещи: собственное достоинство и необходимость защитить от скандала брата, Натана. Плезанс взглянула на свой плащ, висевший на спинке койки, и подумала про отмычку. Она будет молчать. А в крайнем случае сбежит.

— Мне нечего вам сказать, — пробормотала Плезанс и уткнулась в кружку с сидром, чтобы не видеть расстроенного лица Корбина. — Когда состоится суд?

— Я уже говорил — через четыре дня.

Плезанс вздохнула. Ожидание будет долгим, особенно, если ее родные над ней не сжалятся. Когда Корбин ушел, она легла на койку и наконец дала волю слезам, которые сдерживала с момента ареста.

Одна, совсем одна!

Умываясь, Плезанс передернулась от холода. Горячая вода, которую ей принес Корбин, быстро остыла в промозглой камере. Она торопливо вытерлась и надела платье, которое пришло в плачевное состояние после недельного заключения. Она поморщилась. Другой одежды ей не дали. На суде она будет являть собой довольно жалкое зрелище.

Ей до сих пор не верилось, что она попала в такой переплет. Родители отказались от нее, чтобы спасти себя и свою драгоценную Летицию. Несколько дней назад обида в душе Плезанс сменилась яростью. Это чувство слабо вспыхивало где-то внутри, пробиваясь сквозь холод, овладевший всем ее существом, и она пыталась ухватиться за него как за спасительную соломинку, которая поможет ей выдержать предстоящее испытание.

Когда пришел Корбин, чтобы отвезти ее в суд, она накинула плащ. Он вывел ее из подвала на заднюю подъездную аллею, где их ждала карета. По пути Плезанс украдкой сунула руку в карман, где лежала ее отмычка. Пальцы сомкнулись на холодном железе, и она почувствовала себя немного увереннее. «Еще не все потеряно!» — сказала она себе, забираясь с помощью Корбина в карету и надеясь, что мысль о возможном побеге не даст ей пасть духом, когда она встретится лицом к лицу со своими жестокими родственниками.

Когда ее подвели к мировым судьям, усталая замерзшая Плезанс изо всех сил старалась держаться прямо. Но при виде огромной толпы, наводнившей зал заседаний, она моментально утратила всю свою уверенность. Теперь она чувствовала лишь тупое оцепенение, которое осталось в ней после недельного пребывания в холодном сыром подвале Корбина Маттиаса.