— Я часто злюсь на свою мать. Я совершенно уверен, что она просто утратила волю к жизни. После рождения Мойры она сильно ослабела, но ее болезнь не была смертельной. Она сложила руки и ушла в мир иной, потому что не хотела жить.

— И у тебя иногда возникает такое чувство, что она тебя бросила? — Плезанс слабо улыбнулась, увидев, как он поморщился и кивнул. — Что ж, ты не одинок в своих мыслях. Это первое, что пришло мне в голову, когда я услышала твою историю. Видимо, она не смогла пережить изнасилования. Ей не хватило сил жить ради любимых людей, и в конце концов она ушла от них навсегда.

— Она должна была бороться за жизнь.

— Да, наверное, она могла бы выжить, если бы приложила к этому усилия. Но она, видимо, уже утратила необходимое для этого душевное здоровье. И тебе не следует так сильно терзаться этим и впадать в мрачное уныние. Ты должен понять ее и жить дальше.

— Ты права. Я в самом деле не понимал ее и обвинял едва ли не в эгоизме. Мне нелегко было растить Мойру без женской поддержки. Когда я сталкивался с жизненными трудностями — в мои-то незрелые годы — и не знал, что делать, я злился на свою мать, бросившую нас с Мойрой на произвол судьбы.

— А потом, разумеется, испытывал страшные угрызения совести. Бедный Тирлох! У тебя и впрямь есть много причин для самобичевания, но твой гнев на маму, которая утратила волю к жизни, потому что была уже душевно нездорова, не относится к их числу.

Заметив дразнящий огонек в ее больших глазах, Тирлох встал, сдернул ее с табуретки и прижал к ковру из медвежьей шкуры. Желание вспыхнуло в нем, как только он дотронулся до ее тела.

— А за это я должен корить себя? — спросил он, едва касаясь ее губ своими губами.

— Конечно, распутник!

— Ну что ж, с этим чувством вины вполне можно жить, — прошептал он и начал медленно, но жадно ее целовать.

Наконец прервав поцелуи, он посмотрел на Плезанс. Она приводила его в полное замешательство! Усердно трудилась и вопреки его ожиданиям умела делать множество хозяйственных дел. Вдобавок оказалась чутким, отзывчивым человеком, и это удивляло еще больше. А как она сдружилась с Мойрой! Тирлох не знал, что и думать. Даже его интерес к ней стал неожиданностью: такие худенькие, робкие, порой слегка жеманные барышни были отнюдь не в его вкусе. В общем, Плезанс Данстан вызывала в нем целый сонм противоречивых чувств, в которых он вряд ли может разобраться… Покачав головой, он начал расстегивать лиф ее платья.

— Может, лучше пойдем в твою комнату? — предложила она, обвив руками шею Тирлоха и даже не пытаясь противиться его обманчиво ленивым раздевающим пальцам.

— Да, надо бы, но я не хочу терять время…

Она опустила руки к его сильным бедрам и принялась расстегивать брюки.

— А ты что, торопишься?

Она сунула руку ему за пояс и начала медленно его ласкать.

Тирлох закрыл глаза и отдался во власть удовольствию. Когда они занимались любовью, она с каждым разом становилась чуть смелее, чуть увереннее в своих силах. Где-то в глубине души у него шевелилась тревога: через год срок ее службы закончится… Он уже знал, что ему будет очень непросто отпустить Плезанс, но старательно заглушал свой внутренний голос, который все-таки прорывался в минуты страсти.

— Да, тороплюсь, — наконец ответил он и начал быстрее стягивать с нее одежду. — Ты делаешь меня таким нетерпеливым, малышка!

Он отбросил в сторону последний предмет ее туалета и стал поспешно раздеваться сам. Плезанс смотрела на, него и чувствовала, как растет ее желание. Тирлох О'Дун был сильным красавцем с мускулистым торсом и крепкими стройными ногами. Когда она видела его обнаженным, ее страсть на мгновение меркла из-за робких сомнений, сможет ли она, хрупкая и маленькая, покорить сердце такого мужчины, а потом вновь вспыхивала с новой силой при первом же его прикосновении.

Когда он вернулся в ее объятия, она быстро обхватила его и руками, и ногами. Их отношения станут предметом громогласного порицания, если кто-то о них случайно узнает. Но как ни странно, это нисколько не беспокоило Плезанс. Она на короткое время получила возможность считать Тирлоха О'Дуна своим мужчиной и желала насладиться этим сполна.

Плезанс во все глаза таращилась на Тирлоха и прикидывала, не дать ли ему парочку хороших затрещин, чтобы привести в чувство. Похоже, он совсем сошел с ума. За те две недели, что прошли со дня рождения Мойры, она чувствовала, как в нем растет напряжение, но и представить себе не могла, что именно он задумал!

— Вчера ночью подморозило, — сказала она и взглянула на Мойру, которая послушно ела подслащенную медом овсянку и внимательно смотрела на брата.

— Да, холодает.

Тирлох неторопливо прихлебывал кофе, обхватив ладонями тяжелую глиняную кружку.

— Ты же сам говорил, что скоро выпадет снег, — добавила Плезанс.

— Да, так оно и есть. Я чувствую, как в воздухе пахнет снегом.

— И ты все равно едешь на охоту, тупоголовый шотландец? — Плезанс легко, но твердо стукнула кулаком по столу. — Когда мы в последний раз говорили про охоту, ты сказал, что это самое неудачное время года для ловли зверя. А сейчас ты вдруг заявляешь, что на рассвете отправишься в лес.

Тирлох кивнул и, отодвинув в сторону свою тарелку, положил локти на стол. Как только он это сказал, Плезанс перестала есть. Может, надо было отложить этот разговор — подождать, пока они позавтракают? Она тяжело работает и не должна вставать из-за стола голодной. А что касается данной темы, Плезанс совершенно права: сейчас не лучшее время для охоты, но он все же собрался ехать в лес… Как же ей это объяснить?

— Да, погода сейчас слишком неустойчива, и отправляться на охоту опасно, — сказал он, — однако в этом году я должен рискнуть.

— Но почему? По-моему, это излишнее безрассудство.

— Возможно, малышка, но в самый охотничий сезон я непозволительно долго валялся в постели, ожидая, когда затянутся раны. В Вустере я договорился с одним человеком, что продам ему определенное количество шкурок, и если мне не удастся их заготовить, мы с ним понесем большие убытки. И вот теперь я попытаюсь наверстать упущенное время.

— И погибнуть?

— Это не входит в мои планы.

Он слабо улыбнулся в ответ на ее гневный взгляд, но уступать не собирался.

— Я прекрасно понимаю, какие опасности подстерегают меня в лесу, и буду начеку. Обещаю, — добавил он, увидев, что она нахмурилась. — Я не стану уезжать далеко от дома и быстро вернусь обратно, если погода испортится.

— Ты вообще не должен никуда уезжать. Это же безумие!

— Я должен возместить потерянное время, и не надо со мной спорить.

— А я буду спорить!

В ближайшие несколько часов Тирлох понял, что Плезанс всерьез решила его остановить. Куда бы он ни пошел — в сарай, во двор, на конюшню — она вскоре оказывалась там же и в большинстве случаев даже не пыталась оправдать свое внезапное появление. Она говорила ему, как это глупо — ехать на охоту, сознательно подвергая себя опасности, а потом уходила. Иногда за спиной у Плезанс маячила Мойра, которая вторила ее словам. Тирлох не знал, что делать — злиться или смеяться. Он был тронут их искренней заботой, но в душе у него росло раздражение: неужели они думают, что заставят его подчиниться их воле?

В конце дня он пошел на конюшню, сказав, что должен еще раз проверить свое седло. Но это был всего лишь предлог. Уверенный, что через несколько минут Плезанс придет за ним, Тирлох спрятался за дверью. Ожидание затянулось. Он уже подумал, что на этот раз она отказалась от преследования, но тут послышалось тихое шуршание юбок по утрамбованной земле. Ага, вот она, голубушка!

Плезанс шагнула за порог, подбоченилась и хмуро огляделась по сторонам. Тирлох сказал, что идет на конюшню, чтобы перед ужином в последний раз осмотреть лошадь и седло. И где же он? Всю дорогу от дома она репетировала свою речь, но, как назло, не застала слушателя на месте. Впрочем, может быть, он разгадал ее уловку и спрятался? Конечно, ему надоели суровые нотации, которые лились на его голову непрекращающимся потоком с самого завтрака…