— А я хочу Шотландца.

— Но он живет в далекой глуши, или ты забыла?

— Нет, не забыла. Я наверняка уговорю его остаться здесь, отказавшись от своего захолустного землевладения.

— Но…

— Довольно! — рявкнула Сара. — Твои возражения всем надоели, Плезанс. Вопрос решен. Ты дашь мистеру О'Дуну отставку.

Плезанс поняла бесполезность дальнейшего спора: по лицам родителям было видно, что они приняли твердое решение. Все, что она сейчас скажет, будет воспринято как дерзость или злонамеренность в отношении Л етиции. И то и другое ее родители считали большим грехом. Если она сильно заартачится, они просто-напросто запрут ее на чердаке в наказание за наглое поведение, а этого она жутко боялась. В глубине души Плезанс ругала себя за слабохарактерность и укоренившуюся привычку во всем потакать матери и отцу, однако переделать себя она не могла и в очередной раз покорилась их воле. Итак, ей придется потерять единственного мужчину, который проявил к ней искренний интерес.

Возможно, это был также ее единственный шанс выйти замуж… и стать счастливой. Но об этом она старалась не думать.

Плезанс сидела на жесткой мраморной скамье в ухоженном мамином садике, напоенном густым ароматом роз, и смотрела на приближавшегося Тирлоха О'Дуна. На нем была та же нарядная одежда, в которой он ходил последние две недели. Он всегда выглядел опрятно, однако у него, наверное, не было денег, чтобы купить себе хотя бы еще один костюм.

Она крутила в руках кружевной носовой платочек и вымученно улыбалась в ответ на его приветливую улыбку. По спине ее струился пот, и она знала, что причина этого вовсе нежаркий июльский вечер. С тех пор как отец с матерью приказали ей отклонить ухаживания Тирлоха О'Дуна, прошло четыре часа, и все это время она провела в мучительных раздумьях, пытаясь найти способ угодить и родным, и самой себе. Но похоже, это было невозможно.

Высокий стройный брюнет Тирлох О'Дун был мужчиной весьма привлекательным. Под обтягивающими черными брюками и чулками угадывались мускулистые и прямые ноги. Черный сюртук и серебристо-черный жилет плотно облегали широкие плечи и плоский живот, а белые кружевные манжеты и воротник красиво подчеркивали бронзовый загар. Но когда он остановился перед ней, поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал костяшки пальцев, Плезанс захотелось разреветься или убежать. Заглянув в его дымчато-серые глаза, она поняла, как трудно ей будет отказаться от такого жениха, не говоря уж о том, чтобы отправить его в объятия Летиции.

— Пожалуйста, сядьте, мистер О'Дун, — сказала она и указала на место рядом с собой.

— Мистер О'Дун? — пробормотал он, принимая ее приглашение. — . Вчера вечером вы называли меня Тирлохом.

— Это была опрометчивая бесцеремонность. Едва ли мне прилично обращаться к вам так неподобающе фамильярно.

— Я надеялся, что скоро вы будете обращаться ко мне куда более фамильярно. — Он взял ее маленькую руку и нахмурился, почувствовав, как она напряглась. — Возможно, вам кажется, что я слишком тороплюсь? Но я не умею ухаживать за благородными девушками. У меня мало опыта в этом деле.

— Вы весьма обаятельны и любезны. Я нисколько не жалуюсь.

Плезанс мысленно поморщилась, уловив в своем тоне мамины нотки высокомерного презрения, но она не знала другого способа произнести те слова, которые требовал и от нее родители.

— Нет? Тогда откуда вдруг это странная холодность?

Тирлох попытался заглянуть в ее зеленовато-голубые глаза, но она отвернулась, опустив длинные темные ресницы. «Случилось что-то серьезное», — подсказывал ему инстинкт бывалого охотника. Где та робкая, но ласковая Плезанс, к которой его потянуло с момента их первой встречи? Сейчас она была встревоженной; скованной, даже скрытной. И откуда взялся этот раздражающе надменный тон? Она изменилась, и явно не в лучшую для него сторону. У него появилось пугающее предчувствие, что она собирается ему отказать. Но почему, черт возьми? Он внутренне подобрался.

— Не поймите меня превратно, мистер О'Дун. — Плезанс вздохнула и покрутила в пальцах свой носовой платочек. — Вы очень галантный кавалер, и мне очень не хотелось бы вас обижать.

— Чем слаще и вежливее становятся ваши речи, тем меньше мне это нравится.

Тирлох встал и принялся расхаживать перед ней взад-вперед. Плезанс мысленно выругалась. Этот человек слишком проницателен. Она надеялась, что ее холодная сдержанность отпугнет его и он сам прекратит свои ухаживания. Но вместо этого он быстро разгадал ее намерения. Уклончивые намеки и тонкие отговорки не пройдут. Значит, придется лгать — не может же она сказать этому человеку, что по воле родителей отдает его Петиции.

Он не должен знать, какая она слабохарактерная. В конце концов, это просто глупо — выполнить нелепый приказ, только чтобы угодить отцу и матери. Должна быть та грань, за которой заканчивается преданность семье и начинается рабское подчинение. Она боялась, что ее привычка во всем соглашаться с вечно недовольными родителями постепенно превращает ее в полную идиотку.

Тирлох остановился и посмотрел на Плезанс. Она слегка поежилась под его взглядом, а потом вдруг разозлилась. Это все он виноват! Если бы она его не встретила, если бы он не задел ее чувства — так, как не задевал никакой другой мужчина, — все было бы прекрасно и она не попала бы в столь дурацкое положение. Слабый внутренний голос шептал ей, что ее рассуждения решительно несправедливы и даже смешны, однако это не смягчило ее гнева. Если бы он вел себя как все остальные мужчины до него и добивался расположения красотки Летиции, она бы сейчас не чувствовала себя такой растерянной и несчастной.

— Некоторых из нас, мистер О'Дун, научили учтивому обращению с другими людьми.

Плезанс заметила, как сузились его глаза, а на высоких скулах проступил легкий румянец. Впрочем, она и без того знала, что взяла слишком резкий и холодный тон.

— После нашей вчерашней встречи что-то произошло. Когда вчера я принес вам букет цветов и мы сидели на этом самом месте и разговаривали, вы все время улыбались, называли меня Тирлохом и даже позволили мне вас поцеловать. Причем не один раз.

— Это было крайне неблагоразумно с моей стороны. Я совершенно не думала том, как вы можете истолковать мое поведение, и даже не рассматривала его с точки зрения приличий. Если я заставила вас поверить, что мое молчаливое согласие означает нечто большее, чем просто кокетство, искренне прошу вас меня извинить.

Его гневный румянец стал еще ярче.

— Выдаете мне отставку, прогоняете, точно надоедливого ребенка. — Он схватил ее за руку и рывком поставил на ноги. — Значит, все это время вы меня дурачили?

— Вовсе нет! Просто теперь я сочла нужным закончить наши отношения — я имею на это право. Ни мне, ни вам не стоит напрасно тратить время. Вы несколько недель кряду искусно и усердно ухаживали за мной, но не вызвали во мне чувств, достаточно глубоких для продолжения отношений.

— Не вызвал глубоких чувств?

В тот момент, когда эти слова слетели с ее уст, Плезанс поняла, что совершила большую ошибку. Судя по всему, он истолковал их как вызов и теперь решил доказать, что она не права.

— Отпустите меня, мистер О'Дун, — пробормотала девушка, вырываясь из его крепких объятий. — Вы ничего не докажете, если перестанете вести себя по-джентльменски.

— В данный момент я не чувствую себя джентльменом. Да и вы никогда не считали меня таковым, не правда ли? Вот в чем все дело. Вы такая же чванливая особа, как и все остальные члены вашей семейки.

— Вы ошибаетесь.

— Едва ли. Ох, милая барышня, а я-то думал, что вы всегда говорите правду.

— Так и есть, — заспорила Плезанс, но не услышала убедительности в собственном голосе.

Она не умела лгать, и легкая ухмылка, искривившая красивые губы Тирлоха, служила лишним тому подтверждением.

— Отпустите же меня, иначе я позову отца или моего брата Лоуренса, — пригрозила она, тут же смекнув, что ни тучному Томасу, ни его долговязому щеголю-сынку не справиться с Тирлохом.