— Ты в самом деле виноват? — спросила Мойра.

— Это не совсем так.

— И все же я была права: родные и впрямь от нее отвернулись.

— Да. Они, даже глазом не моргнув, бросили ее на съедение волкам.

Мойра вдруг выскочила за дверь дома, а через минуту возвратилась с одеялами и едой, которые собиралась использовать на привале под открытым небом.

— Эта стычка с Плезанс вовсе не означает, что я отправлю ее назад, в Вустер, — сказал он.

— Я знаю.

— И все же ты передумала спать во дворе?

— Да. Знаешь, что меня раздражало в Плезанс? То, что она как будто все обо мне знает и видит меня насквозь. Мне это жутко не нравилось. Жутко! Откуда она может знать, что я чувствую? Теперь я понимаю откуда. Она на собственной шкуре испытала, что значит быть отверженной. И жить среди людей, которые смотрят на тебя с презрением, как бы ты ни старалась им угодить.

Мойра отнесла свои вещи к себе в комнату. Тирлох бросил последний долгий взгляд на дверь Плезанс и вышел во двор, чтобы закончить ремонт изгороди вокруг пастбища.

Он не так себя повел с Плезанс и сказал ей совсем не те слова. Теперь придется сильно постараться, чтобы ее успокоить. Черт возьми, возможно, после его дурацкой выходки Плезанс еще много месяцев будет с ним холодна, как студеный зимний день.

Злость Плезанс немного поостыла, обида уже не была такой жгучей, и она осторожно выглянула из-за двери.

Убедившись, что он ушел, она вернулась к своей работе, мысленно поклявшись, что подобное больше не повторится. Как бы сильно ей ни хотелось оказаться в его объятиях, она будет неукоснительно блюсти свою невинность и ни за что не станет игрушкой Тирлоха О'Дуна!

Через пару минут появилась Мойра и принялась молча работать рядом. Плезанс постаралась скрыть удивление. Похоже, после ее скандала с Тирлохом девочка стала относиться к ней лучше. Плезанс была очень рада. Если бы только этот маленький успех мог облегчить боль, сжимавшую ее сердце!

Тирлох встал позади Плезанс и провел своей большой ладонью по ее спине, оставив руку на талии. Ее нож на мгновение замер, а потом она стала дальше резать морковку для рагу, которое готовила на обед. Мысль воткнуть лезвие в Тирлоха была мимолетной, но приятной. Прошло ровно двенадцать дней после их последней ссоры. Первые три дня Плезанс отдыхала: он ни разу до нее не дотронулся и даже почти не разговаривал с ней. А потом опять начал ее соблазнять — все время касался и даже иногда целовал украдкой — то в затылок, то в щечку, то в ложбинку за ушком… Это доводило ее до бешенства. Он всегда выбирал момент, когда она, как сейчас, была занята, и не могла увернуться от его ласк. Один раз, потеряв терпение, она попыталась сопротивляться, но он тут же сбежал. Трус!

— А ты, оказывается, хорошо готовишь, Плезанс. Где ты этому научилась? — спросил он, поцеловав ее в затылок.

— Дома на кухне. Меня часто посылали туда помогать кухарке.

Она напряглась, когда его рука скользнула вниз и принялась легко ласкать ее бедро.

— Ты рискуешь остаться без пальцев, Тирлох О'Дун.

Она резко развернулась, собираясь дать ему отпор, но он прижал ее к столу, легко забрал из ее руки кухонный нож и, бросив его на стол, сгрёб ее в объятия.

— Что же ты так извиваешься, малышка Плезанс?

Она упорно пыталась вырваться, хотя и знала, что это бесполезно.

— Не хочу иметь дело с таким типом, как ты.

— Этот тип завтра утром уезжает.

Это неожиданное заявление так ошеломило ее, что она замерла и уставилась на Тирлоха:

— Ты уезжаешь? Куда?

— На охоту. Я скоро вернусь — примерно через неделю.

— Зачем тебе охотиться? У тебя достаточно земли под посадки.

— Сажать уже поздно — сезон закончен. К тому же я люблю охоту. Редко когда человек занимается любимым делом и получает от этого прибыль. Мне не хотелось бы уезжать слишком часто далеко от дома, но скоро придется: в окрестных лесах становится все меньше дичи. Однако пока я еще могу бродить по своим холмам — знаешь, какое это удовольствие? — Он крепче прижал ее к себе. — Пожалуй, большее удовольствие я мог бы получить только в одном случае.

Убаюканная его речью и большими руками, поглаживающими ее спину, Плезанс не сразу догадалась о его намерениях. А когда наконец догадалась, было уже поздно: он накрыл ее губы своими и сопротивление стало невозможно. Она закинула руки ему на шею и услышала собственный тихий стон — реакцию на дразнящий поцелуй. Его ладони скользили по ее бедрам, отчего ее бросало в дрожь.

Она откинула голову назад, подставляя шею его горячим влажным губам, и закрыла глаза от наслаждения. Его рука двинулась вверх и обхватила ее грудь. Жаркие волны желания прокатились по всему ее телу, но эти ощущения были такими новыми и сильными, что Плезанс вдруг отчетливо поняла, как далеко зашли их ласки. Она возмущенно вскрикнула и вырвалась из ослабевших рук удивленного Тирлоха. Не в силах объяснить свои чувства словами и отчасти опасаясь вновь очутиться в его объятиях, она обдала его осуждающим взглядом и выбежала из кухни.

Юркнув к себе в комнату, она в изнеможении привалилась спиной к неотесанной дощатой двери и сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Как она могла так много позволить Тирлоху! Еще чуть-чуть, и он затащил бы ее в постель. Наверное, хорошо, что утром он уезжает. Ей нужно время, чтобы укрепить свой боевой дух.

Она услышала, как хлопнула входная дверь, и осторожно выскользнула из своей комнаты. Слава Богу, ушел! Облегченно вздохнув, Плезанс принялась дальше готовить рагу из оленины. «Конечно, мой побег был трусостью, — мысленно рассуждала она, — но кто знает, что было бы, если бы я осталась? Этот мужчина сводит меня с ума одним своим поцелуем! Надо было отойти от него на приличное расстояние, чтобы хоть чуть-чуть отрезветь». Подвешивая чугунный сотейник над кухонным очагом, Плезанс решила, что маленькая трусость иногда бывает вполне простительна.

Прибравшись на кухне, она огляделась в поисках новой работы. На данный момент в доме больше делать было нечего, значит, придется идти на пастбище. За завтраком Тирлох попросил ее присмотреть за скотиной, и она, к несчастью для себя, согласилась. Но он собирался весь день расчищать земельный участок под пашню, и она просто не могла отказаться. Он занимался коровами и лошадьми после завтрака, и сейчас настала ее очередь. Она боялась этой работы, потому что не была с ней знакома.

«Хватит дрожать, Плезанс, — одернула она себя, выходя из дома, — это всего лишь тупые животные!»

Ее напускная храбрость быстро улетучилась, когда она открыла дверь конюшни, взяла палку, с помощью которой, как она видела, Тирлох гонял скотину, и вошла на огороженное пастбище. Отсюда ей было видно, как Мойра и Тирлох убирают с поля многочисленные камни и строят из них низкий заборчик. Тирлох был без рубашки, его смуглая кожа казалась теплой и манящей. Вот он нагнулся, поднял большой булыжник, отнес его к растущей каменной стене и водрузил сверху. Плезанс буквально приросла к земле, наблюдая за его действиями. «Как странно! — подумала она. — От одного лишь вида его обнаженного торса у меня перехватывает дыхание, а щеки заливаются жарким румянцем».

Вдруг он посмотрел на нее. Плезанс быстро отвернулась и оказалась нос к носу с лошадью Тирлоха. Взвизгнув от неожиданности, она слишком поспешно отступила назад и споткнулась. Чтобы не упасть, она ухватилась за колотую доску изгороди, и в ладонь ей впилась огромная заноза. Пришлось бросить пастуший посох. Вынимая застрявшую в коже щепку, Плезанс тихо выругалась: Тирлох наверняка заметил ее оплошность.

Удалив занозу, она подняла палку и начала загонять животных в конюшню. Лошади шли послушно, но коровы оказались упрямы. Страх, который владел ею сначала (она одна посреди большого стада!), почти прошел, сменившись раздражением. Одна корова особенно упиралась. В конце концов Плезанс оставила ее на пастбище, загнала остальных животных в стойла и вернулась за отбившейся буренкой.