Время за ужином пролетело незаметно, и когда официантка убрала со стола посуду — просто взяв скатерть за четыре конца и унеся ее со всем содержимым подобно аисту с узелком, — Джо положила Кенникоту руку на плечо.

— У меня появилась теория насчет китайской еды в Торонто, — сказала она. — Чем ближе к озеру, тем лучше еда.

Кенникот кивнул.

— Никогда не ем ничего китайского за городом.

— Я даже никогда туда и не езжу, — отозвалась Джо. — Я живу на самом крайнем юге — на Островах.

Место для строительства Торонто было изначально выбрано первыми английскими поселенцами из-за цепочки островков, находящихся примерно в километре от берега и образовывающих естественную гавань. Острова, как их стали называть, были в начале двадцатого века выбраны богатыми жителями Торонто в качестве места летнего отдыха. Затем, в сороковых, их в основном преобразовали в парковую зону. В шестидесятых группа энтузиастов, взявшись за реконструкцию старых полуразрушенных домов, после многолетней борьбы с городским советом создала независимое сообщество в виде жилого комплекса, отделенного водным пространством от района с самой дорогой недвижимостью в стране.

— Тебе там нравится? — спросил Кенникот.

— Очень.

— До работы долго добираться?

— Ровно сорок минут, если не опоздать на паром. Единственная проблема — переправа. Из-за нее я порой чувствую себя Золушкой. Последний паром отходит из города в 23:30, так что по вечерам мне приходится следить за временем.

— А если опаздываешь на переправу утром?

— Значит, застрянешь на полчаса, если, конечно, не стащить у кого-нибудь лодку или не разыскать некоего Уолтера — местного «таксиста», который, похоже, занимается перевозом с незапамятных времен.

Как раз в эту минуту в районе ее талии послышался сигнал. Нащупав рукой сотовый, она выключила будильник.

— Эй, внимание, — окликнула присутствующих Саммерс. — Золушка вынуждена пожелать всем спокойной ночи! — Поднявшись, она обошла вокруг стола, нежно прощаясь с каждым. Когда вновь подошла к Кенникоту, он тоже поднялся. — Спасибо за то, что составил нам компанию, Дэниел. Все было замечательно.

У него мелькнула мысль сказать, что ему тоже пора, лишь бы выйти вместе с ней, побыть хоть еще чуть-чуть рядом, однако за внешней раскованностью Джо он вдруг почувствовал старомодную стеснительность. И сердце подсказало не форсировать события.

— Спасибо, Джо. Мне не так часто доводится общаться как нормальные люди. Так что я тебе искренне благодарен.

— Я искренне сожалею о том, что случилось с твоим братом, — чуть слышно произнесла она. — Тебе, должно быть, его сильно не хватает.

Кенникот выдавил улыбку.

— Говорят, обычно скучаешь по семье по каким-то особым случаям — во время праздников, дня рождения, годовщин… Но получается, что близких больше всего не хватает в повседневной жизни. Например, когда посмотришь хороший фильм и тебе потом хочется его с кем-то обсудить. Или, вернувшись домой после долгого отсутствия, хочешь кому-то позвонить. Иногда я не думаю о брате несколько дней, но потом начну читать новую книгу или услышу какую-нибудь шутку и ловлю себя на том, что мысленно разговариваю с ним.

Слегка дотронувшись до его плеча, она тут же ушла.

— Джо действительно необыкновенная, — сказал, поравнявшись с Дэниелом, Роджер Хамфриз. — Мы по-настоящему скучаем по ней.

— Представляю, — ответил Кенникот. — Похоже, она всеобщая любимица.

— Еще бы! С ее мозгами она могла бы сделать прекрасную карьеру, если бы осталась у нас. Но ей казалось, что это не то, что нужно.

— Возможно, она права, — пробормотал Кенникот, все еще чувствуя на плече прикосновение ее руки.

— Джо потрясающая. Но никому не удавалось до конца ее понять.

— Видимо, да. — Кенникот задумчиво смотрел на еще раскачивающиеся после ее ухода бусины занавески. — Видимо, да.

В маленьких переулках повсюду лежали полуметровые сугробы, и Ари Грину пришлось раз пять объехать весь квартал, прежде чем он нашел где припарковаться. Выключив магнитолу, Грин не спешил глушить двигатель, давая обогревателю салона поработать чуть дольше. Конечно, в этом не было никакого смысла — к тому времени когда он, встретив отца в синагоге, вернется с ним к машине, она полностью остынет.

«Но может быть, — убеждал себя Грин, — будет хоть чуточку теплее».

Тротуары тоже были занесены снегом, и Грин шел по проезжей части. Падающий снег в свете фонарей создавал странное ощущение некоего постановочного действа — словно его и не существовало за пределами освещения, и только благодаря свету, заставляющему падать снежинки в точно назначенное место, он становился частью уличного пейзажа — сложной театральной декорации.

До маленькой синагоги, куда регулярно по пятницам вечером ходил молиться отец, было три квартала. Возле синагоги была стоянка для машин, но сегодня, по случаю дня отдохновения, въезд на стоянку перекрывала цепь. Это означало, что те, кто ездил на машинах, то есть большинство прихожан, должны были парковаться в прилегающих переулках, к большому неудовольствию местных жителей.

Приближаясь к белой кирпичной постройке, Грин увидел еще человек пять примерно своего возраста, идущих в том же направлении. Он поприветствовал их кивком, и они ответили ему тем же. Большинство из них были ему знакомы — он уже встречал их или их братьев вечерами по пятницам, когда они подвозили своих отцов в синагогу.

— Я слышал, «Листья» после второго периода ведут два — ноль, а новый вратарь отразил чуть ли не двадцать бросков, — шепнул отец Грина, выйдя ему навстречу и убедившись, что раввин его не услышит. — Я же говорил: все проблемы из-за молодого вратаря.

Грин кивнул. Хотя радио и телевизор для евреев, соблюдающих субботу, были по этим дням строго запрещены, результаты спортивных состязаний таинственным образом проникали сквозь стены храма. Как это происходило, отец Грина упорно отказывался объяснять.

— Это как на войне, — однажды сказал он. — Нам всегда было известно, насколько далеко от лагеря находятся союзники. И незачем спрашивать.

— Новый вратарь великолепен, — прошептал в ответ Грин. — Ты был прав, папа. — Он не стал напоминать, что теория «проблемы вратаря» оказалась четвертой или пятой по счету, выдвинутой в качестве объяснения причины неудач «Листьев» в новом году.

— Где ты оставил машину? — поинтересовался отец, убирая кипу в карман, когда они подошли ко входной двери.

— В трех кварталах отсюда. Больше половины привычных мест для парковки занесено снегом.

— А снегоуборочные машины? Наверняка ни одной не видно.

— Пап, давай я дойду до машины и подъеду сюда.

Это было неписаным, но свято соблюдаемым правилом: в Шаббат никто не подъезжал ко входу в синагогу. К управлению машиной относились снисходительно, если это не афишировалось. Отец покосился на него.

— Пап, давай немного подождем, пока раввин уйдет. На улице минус двадцать с лишним.

Для удобства раввина синагога арендовала для него дом в том же квартале. Как частенько говорил отец Грина: «Хорошо ему всех наставлять не ездить на машине в Шаббат, когда у него дом под боком».

Поравнявшийся с ними моложавый мужчина похлопал отца по спине.

— С Шаббатом, мистер Грин.

Отец бросил хмурый взгляд на сына. Этот мужчина, говорящий с легким американским акцентом — видимо, Нью-Джерси или Нью-Йорк, отметил Грин, — оказался тем самым новым раввином. Он сменил прежнего около года назад, и все старое поколение прихожан дружно недолюбливало его. В этом не было ничего удивительного. На то, чтобы привыкнуть к новому человеку, у них обычно уходило лет пять.

— С Шаббатом, равви Климанс, — отозвался отец.

— Господь наградил вас хорошим сыном, мистер Грин, — заметил раввин, направляясь к другому прихожанину.

Взглянув на Грина, отец закатил глаза.

«Равви Климанс? И почему только его зовут равви Климанс? — любил повторять он. — Его следует звать равви Клише. Своими речами он напоминает мне Тевье-молочника».