В третьем отделении кошелька лежали многочисленные чеки об оплате, квитанции и чековая книжка Торн. Кенникот все внимательно изучил. На каждом клочке бумаги она тщательно отмечала дату и категорию покупки: домашнее хозяйство, баловство, личное. Ее почерк был неровным и торопливым. Он просмотрел корешки чеков. В основном мелкие покупки. Единственная необоснованная роскошь, которую она себе позволяла, — предметы ухода за собой, приобретенные в модном магазине в районе роскошных городских бутиков. Кенникот хорошо знал это место. Когда его бывшая подружка Андреа попала в модельный бизнес, она превратилась в тамошнего завсегдатая и, подобно Торн, стала закупать неимоверное количество губок, травяных шампуней, органического мыла, лосьонов для тела, специально изготовленной косметики, импортных масок и кремов для лица и глаз, а также дорогущих увлажнителей-спреев.
Андреа любила затаскивать Кенникота в этот магазинчик. Ему же он казался чрезвычайно тоскливым.
«О, хватит ныть, Дэниел, — восклицала она, — тебе же нравятся красивые женщины, а это требует больших затрат!»
В последнем отделении оставался лишь один предмет — со вкусом оформленная тисненая визитная карточка. Кенникот внимательно ее изучил: «Говард Пил, президент компании „Параллел бродкастинг“».
Кенникот задумался и вернулся к длинному списку найденных в квартире предметов. Обнаружить связь оказалось несложно. В верхнем ящике стола Кевина Брэйса лежал неподписанный контракт между Брэйсом и «Параллел бродкастинг». Кенникот вытащил контракт и прочел. Затем вновь взглянул на визитку Пила. В отличие от остального в упорядоченном бумажнике Торн, где бережно хранилась каждая аккуратно сложенная бумажка, все четыре уголка визитки Пила были надломлены и измяты. Словно Торн нервно теребила ее, как взволнованный поклонник скребет этикетку на бутылке вина в дорогом ресторане.
Он вновь взглянул на контракт. Он был от 12 декабря. Порывшись в видеозаписях, сделанных в вестибюле, Кенникот поставил кассету с записью того дня. Это оказался день, когда Торн пропустила урок верховой езды. Он перемотал кассету до того места, где они с Брэйсом вошли в вестибюль уже ближе к вечеру. Впервые при просмотре ему показалось: что-то не так. Что же?
Ему пришлось просмотреть кассету трижды, прежде чем он догадался. Это была единственная запись, на которой Брэйс и Торн вошли в вестибюль, не держась за руки.
Глава 16
К западу от Маркет-плэйс-тауэр Ари Грин наблюдал за группкой прогуливающихся с колясками мамаш, попивающих свой утренний кофе-латте.
«Может, и мне стоит приучиться к кофе?» — зевая, думал он.
За последние полчаса Грин уже третий раз незаметно прохаживался возле здания. На сей раз в вестибюле никого не оказалось.
Консьерж Рашид был один. Он читал первую полосу «Торонто стар» с помещенной там большой фотографией Кевина Брэйса в наручниках, выходящего из дверей квартиры в сопровождении двух молодых офицеров полиции; на заднем плане маячил мистер Сингх. Крупный заголовок привлекал внимание: «Капитан Канада обвиняется в убийстве». Чуть ниже виднелся подзаголовок: «Эксклюзивные фотографии ареста, сделанные известным фоторепортером».
— Доброе утро, детектив, — поздоровался Рашид. У него в руке была шариковая ручка, и он ею машинально щелкал. — Поедете наверх?
Остановившись, Грин положил на его стойку плоскую кожаную папку.
— Пока нет. Хочу сначала задать вам несколько вопросов. Ничего особенного.
Грин начал раскрывать папку. В мраморном вестибюле раздался характерный металлический треск открываемой «молнии». Рашид, в очередной раз щелкнув ручкой, что-то пометил в своем журнале.
— Я уже давал показания и передал все видеопленки с журналом дежурств офицеру Кенникоту.
Грин кивнул и намеренно неторопливо раскрыл вынутую из папки тетрадь.
— Ну, вы же знаете, как это вечно бывает с нами, полицейскими: все время какие-то вопросы, потом — опять вопросы.
Грин не спал всю ночь, обдумывая расследование. Ровно в восемь утра отправился «на чай» к Эдне Уингейт — соседке из квартиры 12Б. Ее жилище оказалось зеркальным отображением квартиры Брэйса, только, в отличие от последней, сплошь уставлено цветами и домашними растениями и содержалось в исключительной чистоте. Казалось, все вокруг пестрело маленькими бирками, указывающими, для чего отведено то или иное место, — вплоть до того, где надлежало храниться зимним перчаткам. Она вновь не преминула напомнить, что инструктор по йоге отметил небывалую упругость ее мышц в восьмидесятитрехлетнем возрасте.
Рашид перестал щелкать ручкой. В какое-то мгновение его взгляд скользнул по папке Грина.
«Так, хорошо», — отметил Грин и раскрыл свою тетрадь.
— Как по документам ваше полное имя, сэр?
— Рашид Мубарак Расман Сари.
Грин стал записывать.
— Дата рождения?
— 5 февраля 1949 года.
— Место?
— Иран.
— Образование?
— Инженер-строитель, выпускник Тегеранского университета.
— И в Канаду приехали…
— 24 сентября 1982 года как политический беженец. Я принял канадское гражданство сразу, как только получил на это право.
— На церемонии в Культурном центре Этобикоук, — добавил Грин, чуть повысив голос и резко захлопнув тетрадь. — Верно?
Рашид не ожидал столь резкой перемены тона.
— Да, правильно.
Консьерж, похоже, немного испугался.
Именно этого Грин и добивался.
— После падения шаха вас схватили и продержали в заключении девять с половиной месяцев. Семья вашей жены подкупила кого-то из чиновников, и вы оказались на свободе. В течение двадцати пяти дней. В марте 1980 года вам удалось выбраться в Италию, затем вы переехали в Швейцарию, позже — во Францию, а уже оттуда попали в Канаду. — Грин говорил быстро, не сводя глаз с Рашида.
Рашид не отводил взгляд. Он уже догадывался, что попал в ловушку.
— Насколько я понимаю, детектив, вы прочли мою просьбу о предоставлении политического убежища.
— Вот она.
Грин вытащил белую папку. В ней было пять свежих желтеньких закладок.
Рашид вновь защелкан ручкой.
— Вы из обеспеченной семьи. — Грин застегнул «молнию» на папке. — На слушании вашего дела вы сказали Комиссии по делам беженцев, что в самом начале революции вашего младшего брата с отцом убили.
Рашид вновь посмотрел на Грина.
— Убийство чьей-то семьи — страшная вещь.
Грин вспомнил о цифрах на руке отца, оставшихся со времен концлагеря, однако сдержался, чтобы не кивнуть. Вместо этого начал рассказывать:
— В конце семидесятых я провел месяц в Париже.
— Красивый город.
— Но для иностранца мне в январе показалось холодновато. Однажды я забрел в чайную на улице Мальты. Там на полу лежали теплые подушки, пахло свежезаваренным чаем и благовониями. Хозяевами чайной были иранцы — беженцы от режима аятоллы. Мы стали хорошими друзьями.
На лице Рашида, подобно пластиковой маске, появилась искусственная улыбка.
«За столько лет это стало для него привычным делом, — думал Грин, — и быстро его не возьмешь».
— Многие из моих новых друзей пробирались через горы в Турцию, — тихо продолжал Грин.
Улыбка стала медленно сползать с лица консьержа.
— Я слышал штук двадцать подобных историй, — говорил Грин. — И ни у кого из них не уходило на это больше четырех дней.
Рашид громко рассмеялся.
— Через горы много путей, детектив.
«Ну, пусть немного покуражится», — решил про себя Грин.
Он раскрыл папку на месте первой желтой закладки. Хотел, чтобы Рашиду стало видно, что он читает часть, озаглавленную «Досье заявителя в годы проживания на родине».
— Детектив, — начал Рашид, внимательно глядя на папку, — этот вопрос решался на слушании моего дела…
— Где вы полностью отрицали принадлежность к ненавистной шахской гвардии САВАК. [14]Отрицали, что работали на Нематоллу Нассири, возглавлявшего эту организацию.