«Мне надо позвонить Овотве», — решила она и занялась поиском телефона своего приятеля, работающего репортером в «Стар». Схватив три оставшиеся шоколадки, Пэриш выпрыгнула из кресла и метнулась к нагромождению коробок с надписью «БРЭЙС», на ходу запихивая шоколадные утолители голода в рот.

«Когда проведешь два месяца с человеком водной камере, работая с ним на пару в больничном крыле, сидя возле него во время еды и являясь его партнером по бриджу, постепенно привыкаешь к тому, что он не говорит ни слова. Это даже начинает где-то нравиться», — размышлял Фрэйзер Дент, потирая лицо руками, прежде чем в очередной раз раздать карты игрокам. Дент и сам был немногословен. Его вполне устраивало сидеть с кем-то рядом и молчать.

Четверо мужчин оказались самыми великовозрастными заключенными в «Доне» — очкастый квартет, как окрестил их один из местных негритят. Из-за возраста и молчаливости здешняя шушера их особо не задирала. А теперь, когда они перебрались повыше — в больничное крыло, их вообще никто не беспокоил, что вполне устраивало их как «ветеранов».

Предметом вечернего обсуждения, как обычно, оказалась «Торонто мэпл лифс». Здесь, на пятом этаже, у очкастого квартета были свои привилегии, в том числе возможность посмотреть игру от начала до конца, даже если назначалось дополнительное время.

— До сих пор я ругал тренера, а теперь считаю, что виноват генеральный директор, — заявил Дент, собирая карты, чтобы вновь раздать их на последний кон. — Все сроки приобретения новых игроков уже прошли, и мы остались с непонятным голкипером-старичком. Говорят, он к тому же еще и юрист. Мы в полном дерьме.

Минувший вечер вновь оказался драматичным для местной команды. Играя в гостях на Западном побережье, они в третьем периоде вели 2:1, но умудрились пропустить шайбу и дать ненавистной «Лос-Анджелес кингз» сравнять счет, а в дополнительное время проиграли. Более того, голкипер — единственный достойный игрок в команде — сломал руку. И теперь в предстоящей игре в Анахайме ворота должен был защищать тридцативосьмилетний вратарь, игравший до сих пор лишь в низших эшелонах хоккейной лиги.

Закончив сдавать, Дент взял свои карты. Три туза и пики.

«Неплохо», — подумал он, распределяя карты в руке.

— Начну с одной пики, — сообщил он и посмотрел Брэйсу в глаза. Если бы у его партнера оказался четвертый туз и хорошие карты других мастей, у них бы все сложилось шикарно. Выражение лица Брэйса, как всегда, было непроницаемым.

Торговля шла довольно бойко. Брэйс быстро схватывал ситуацию. Когда подходила его очередь делать заявку, он сообщал масть при помощи пальцев. Когда имелись в виду пики, он указывал на свои волосы, которые, правда, с годами стали скорее серыми, чем черными. Когда речь шла о червах и бубнах, он указывал на свое сердце и мизинец, на котором, как он уже давно объяснил им в одной из своих записок, он раньше носил перстень с бриллиантом. При обозначении треф он указывал на свою правую ногу: в той же записке он поведал им о том, что в детстве у него была изуродована стопа и в течение двух лет ему пришлось ходить то в гипсе, то с шиной.

— Три пики, — сказал Дент, с надеждой глядя на Брэйса, когда вновь подошла его очередь делать заявку. Однако от бывшего радиоведущего не последовало реакции.

«Этот тип похож на закрытую книгу. Попробуй тут разговори», — вновь вынужден был признаться себе Дент.

Дент неуклонно следовал всем наставлениям детектива Грина, чтобы разговорить Брэйса и выведать у него что-нибудь важное.

— Вас обвиняют в мошенничестве. Вас поймали с фиктивными чеками, — объяснял ему Грин. — Если Брэйс поинтересуется, скажите: срочно были нужны деньги. Если будет расспрашивать, скажите: на содержание сына, вашего внебрачного ребенка.

Грин наставлял Дента не спешить.

— Он любит сообразительных, а не шустряков. Получив свежую газету, все кидаются к спортивному разделу. Он хоккейный фанат. А вы возьмите раздел деловой хроники и начните с изучения биржевых новостей. Не спешите сразу все о себе выкладывать — постепенно расскажите о том, как вы были ведущим игроком на денежном рынке, стали пить, от вас ушла жена, и вы, в конце концов, оказались на улице — тут можете просто рассказать ему правду. А когда будете играть с ним в бридж, играйте по-умному.

Вновь подошла очередь Брэйса. Он пропустил ход.

Он весьма неплохой игрок, и Дент это усвоил. Никогда не перебирал карт. И на этот раз его посыл Денту был ясен: «У тебя, может, и хорошие карты, а я — в заднице».

«Примерно такая же ситуация и у меня с тобой, — думал про себя Дент. — Полная задница, ничего, ноль».

Прошло почти два месяца, а Брэйс не произнес ни слова. Да и большинство его записок, адресованных Денту, были исключительно формальными: «Можно ручку?» или «Хотите почитать эту книгу?».

Сидящий справа от него заявил четыре бубны.

«Есть», — подумал Дент.

— Удваиваю, — сказал он, когда подошла его очередь.

Игра пошла по очередному кругу. Пас, пас, пас, пас.

— Последняя игра, академики, — раздался у него за плечом голос с ярко выраженным восточноевропейским акцентом. Мистер Еж остановился возле них, пытаясь вникнуть в происходящее. — Ну, что тут у вас?

— Четыре бубны, удвоено, — ответил Дент.

— Неплохо. — Мистер Еж слегка постучал его по плечу, словно одобряя. — С Днем Валентина, ребята. Я сейчас проверю всякую шантрапу, а вы, господа, как закончите — сворачивайтесь.

Без труда выиграв последний кон, Дент и Брэйс вскоре уже направлялись к своей камере.

— Спите крепко и не балуйтесь, — подходя к двери, велел мистер Еж и, отыскав на своей здоровенной цепочке нужный ключ, запер их камеру. — Завтра вечером в воротах у «Листьев» уже будет стоять старичок. Похоже, предстоит бойня.

Мистер Еж был болельщиком «Монреаль Канадиенс» и получал удовольствие, смакуя поражения «Листьев».

— Мистер Еж, — подал голос Дент, — настанет день, и «Листья» заиграют как следует.

— Настанет, — отозвался мистер Еж. — Это, наверное, будет день, когда на свете закончатся преступники и я останусь без работы. — Он удалился, громко рассмеявшись собственной шутке.

— Спокойной ночи, мистер Брэйс, — как обычно перед сном, повернувшись к сокамернику, сказал Дент и направился к своей койке. Едва его голова коснулась убогой перьевой подушонки, до него донесся голос.

— Здесь умер мой отец, — прохрипел Брэйс настолько тихо, что Дент едва его услышал.

Он подскочил на кровати.

— Кевин?

— Тот молодой парень, что стоял в воротах, слишком много напропускал в последнем периоде, — сказал Брэйс. — Старичок получше будет.

— Думаете? — еле слышно отозвался Дент.

Последовала тишина. Дент подождал, пока наконец не услышал, как сокамерник захрапел. Он вновь улегся на свою койку и усмехнулся. «Вот уж действительно: „Листья“ кого угодно с ума сведут в этом городе», — подумал он.

Однажды группа молодых муниципальных чиновников, стремясь оставить свой след в осовременивании центра городского управления, объявила международный конкурс на строительство нового здания муниципалитета. Неожиданно победивший в этом конкурсе неизвестный финский архитектор предложил проект в постмодернистском стиле с двумя расположенными друг напротив друга вогнутыми башнями и куполообразным залом заседаний между ними. Он поместил это сооружение в северной части большой открытой площадки через улицу — прямо напротив прежнего, теперь уже «старого» муниципалитета.

Площадь Муниципалитета заняла целый квартал. Единственное открытое пространство в сильно загроможденном центре города, она быстро стала излюбленным местом для различных празднеств, концертов, акций протеста, всевозможных базаров и прочих подобных мероприятий. Но самой выдающейся ее достопримечательностью стал большой открытый каток — весьма проницательная идея архитектора, не понаслышке знакомого с северным климатом. Зимой каток превращался в притягательное место для любителей покататься на коньках. Влюбленные назначали там первые свидания, туда семьями отправлялись иммигранты, стремившиеся, чтобы их дети побыстрее прониклись канадским духом, туда стекались не только хулиганистые подростки, но и офисные работники, целый день прятавшие под рабочим столом коньки, чтобы покататься в обеденный перерыв.