— Вам помочь что-нибудь найти?

— По правде говоря, я пришел насчет работы.

— В самом деле? — Взгляд его стал внимательным. — Вы раньше работали в книжном магазине?

— Вы знаете «Книжный суп» в Лос-Анджелесе?

— Кто не знает!

— Так я там работал двенадцать лет.

— Но сейчас вы живете здесь. Я вас тут встречал.

— Да, я остановился в коттедже Уилларда Стивенса.

— Да, конечно, я слышал, что кто-то живет в коттедже. Откуда вы знаете Уилларда?

— У нас с ним общий агент.

— Вы писатель?

— Был.

— Ну, меня зовут Лес…

— А я Дэвид Армитаж.

— Почему мне знакомо ваше имя?

Я пожал плечами.

— И вас действительно интересует работа в этом магазине?

— Я люблю книжные магазины. И я знаю эту работу.

— Что ж, работать придется сорок часов в неделю. Со среды до воскресенья, с одиннадцати до семи минус перерыв на обед. И поскольку магазин у меня небольшой, я не могу платить больше семи долларов в час, получается примерно двести восемьдесят долларов в неделю. Боюсь, у меня нет никаких привилегий в виде социального пакета… кроме, разве что, неограниченного количества кофе и пятидесятипроцентной скидки со всего, что вам захочется купить. Вас это устроит?

— Да. Без проблем.

— Признаться, мне бы хотелось получить парочку рекомендаций…

Я достал из кармана ручку и написал номера телефонов Энди Барона, менеджера «Книжного супа» (я знал его как человека сдержанного и был уверен, что он не станет болтать всем и каждому, что теперь я пытаюсь получить работу в книжном магазине), и, конечно, Элисон.

— У Энди я работал, а Элисон мой агент, — сказал я. — И если вы захотите связаться со мной…

— У меня есть номер Уилларда в записной книжке. — Он протянул руку для пожатия. — Я позвоню, договорились?

В тот же день, позднее, в коттедже зазвонил телефон.

— Что ты такое творишь, устраиваешься на работу в какой-то книжный магазин? — возмущенно спросила Элисон.

— Привет, Элисон. Как там жизнь в Лос-Анджелесе?

— Туманно. Пожалуйста, ответь на вопрос. Этот тип Лес позвонил мне и сказал, что собирается взять тебя на работу в свою лавку.

— Ты обо мне хорошо отозвалась?

— А ты как думаешь? Но зачем, черт возьми, ты это делаешь?

— Мне нужно работать, Элисон.

— И почему, черт побери, ты не ответил ни на одно из моих электронных писем за последние пару дней?

— Потому что я избавился от своего компьютера.

— О господи, Дэвид, почему?

— Потому что я больше в эти писательские игры не играю, вот почему.

— Не говори так.

— Это правда.

— Слушай, я уверена, что стоит немного оглядеться, и мы найдем тебе…

— Что? Переписывать сербскую мыльную оперу? Редактировать мексиканский фильм о вампирах? Элисон, подумай, если я не смог удержаться на работе по написанию дешевых романов, потому что издателю стыдно иметь со мной дело, даже если я выступал под псевдонимом, кто меня наймет? Ответ прост: никто.

— Возможно, не сразу. Но…

— Помнишь журналистку из «Вашингтон Пост», у которой отобрали Пулицеровскую премию, после того как выяснилось, что она придумала сюжет своего репортажа? Ты знаешь, чем она занимается сейчас, через десять лет после ее маленького проступка? Продает косметику в каком-то магазине. Вот что происходит, когда тебя разоблачают как литературного жулика: тебе самое место за прилавком.

— Ты зря сравниваешь себя с этой девицей. Твой проступок… Вряд ли его можно назвать проступком.

— Тео Макколл смог убедить весь мир в обратном, и теперь с моей писательской карьерой покончено.

— Дэвид, мне совсем не нравится, что ты говоришь об этом так спокойно.

— Но я спокоен. И вполне доволен.

— Ты, часом, не подсел на прозак?

— Равнодушен даже к виски.

— Слушай, почему бы мне не приехать к тебе в гости…

— Подожди несколько недель, пожалуйста. Цитирую Грету Гарбо: я хотеть сейчас побыть одной.

— Ты уверен, что ты в порядке?

— Лучше чем когда-либо.

— Ты мне все равно не нравишься, — сказала она.

Примерно через час телефон снова зазвонил. На этот раз это был Лес Пирсон.

— Вы получили великолепные рекомендации от Энди Барона и от вашего агента. Когда хотите приступить к работе?

— Я бы начал завтра.

— Тогда увидимся завтра в десять. Да… еще одна мелочь. Признаться, мне было грустно узнать, через что вам пришлось пройти.

— Спасибо.

Итак, как было договорено, я вышел на следующий день. Работа была простая — со среды до воскресенья я управлялся в магазине самостоятельно: в основном стоял за прилавком, помогая в выборе покупателям. Также я занимался заказами и инвентаризацией. Еще я подметал помещение, стирал с полок пыль, мыл туалет, подсчитывал выручку и каждый вечер относил деньги в банк. При этом у меня оставались час или два в день, чтобы почитать, сидя у кассы.

Работа была не пыльной, особенно в будни, когда в магазин забредал случайный абориген. В выходные народу набегало побольше, особенно если учесть, что Мередит был излюбленным местом отдыха обеспеченных лосанджелесцев. Но даже и при таком раскладе работа не угнетала и не напрягала. Я так и не узнал, вызнал ли кто-нибудь из постоянных покупателей, кто я такой. Надо сказать, что никто из них никогда не задавал мне лишних вопросов и не одаривал понимающим взглядом. В Мередите существовало негласное правило — держаться от всех на почтительном расстоянии. Это правило меня вполне устраивало. И когда вечером в пятницу приезжали отдыхающие, я ни разу не увидел среди них кого-нибудь из индустрии развлечений, потому что, за исключением отсутствующего Уилларда Стивенса, милейший городок на берегу Тихого океана привлекал в основном юристов, врачей и дантистов. Для них я был всего лишь продавцом в книжном магазине… который, кстати, от недели к неделе все больше менял свою внешность.

Прежде всего, я сбросил примерно пятнадцать фунтов, дойдя до завидной стройности. Помог в этом, разумеется, стресс, а также сокращение потребляемого алкоголя. Теперь я ограничивался бутылкой пива или стаканом вина в день. И ел я простую и малокалорийную пищу. Каждый день я бегал по пляжу. В какой-то момент я решил перестать бриться. Волосы тоже отросли. К концу первого месяца в магазине я выглядел как отощавший осколок шестидесятых. Но ни Лес, ни кто-нибудь другой в Мередите не позволил себе высказаться по этому поводу. Я делал свою работу, и делал ее хорошо. Я был прилежен, аккуратен и всегда вежлив. Все шло нормально.

Лес оказался неплохим парнем. Сам он работал только в понедельник и вторник (мои выходные дни). В остальное время он плавал на яхте и играл на бирже по Интернету. Как-то в разговоре со мной он обмолвился, что лет десять назад ему досталось немного семейных денег, что позволило купить магазин (о чем он мечтал, работая в Сиэтле в отделе рекламы) и вести приятную жизнь в городке на Тихом океане. Он также сказал, что разведен и у него двое взрослых детей, живших неподалеку. Приступая к работе, я поставил его в известность, что мне нужно через день звонить своей дочери в семь часов вечера. Лес настоял, чтобы я пользовался телефоном в магазине. Когда же я предложил заплатить за эти регулярные пятнадцатиминутные разговоры, он и слушать не захотел.

— Считайте это дополнительной льготой, — сказал он.

Люси все еще отказывалась общаться со мной. Через два месяца я рискнул позвонить Уолтеру Дикерсону и спросить, если ли шанс договориться о моих непосредственных встречах с Кейтлин.

— Если Люси захочет при этом присутствовать, я не возражаю, — сказал я. — Мне просто отчаянно хочется видеть свою дочь.

Через несколько дней Дикерсон мне перезвонил.

— Увы, никаких изменений, Дэвид, — сказал он. — По словам адвоката вашей бывшей жены, она все еще не уверена насчет этой идеи. Но хорошие новости заключаются в том, что Кейтлин, опять же по словам адвоката, требует от матери объяснений, почему она не может встречаться с отцом. И еще хорошие новости: после долгих препирательств мне удалось договориться о разрешении на ежедневные звонки.