Принесли завтрак вместе с бутылкой «Кристалла» 1991 года.

— Пейте, сколько хотите, много или мало — неважно, — сказала Мэг, сервируя стол на моем балконе.

Я умудрился выпить два бокала, съесть тарелку тропических фруктов, попробовать экзотические вафли и выпить первоклассный кофе. Пока завтракал, я прослушал лирические сочинения Грига для рояля, обнаружив, что на балконе имеется умело замаскированный динамик, вмонтированный в стену.

Солнце старалось изо всех сил. Столбик термометра наверняка перевалил за тридцать. И если не считать быстрого просмотра электронной почты, делать мне было совершенно нечего, только жариться у воды.

Однако я пожалел, что включил компьютер, поскольку сообщения были далеко не радостными. Сначала я получил суровое послание от Салли:

«Дэвид! Я была удивлена и обижена, что ты воспринимаешь мои неурядицы в «Фокс Телевижн» как «небольшой кризис». Я борюсь за свою профессиональную жизнь, и больше всего в этой ситуации мне нужна твоя поддержка. Но вместо этого ты всего лишь снисходителен! Я глубоко огорчена такой твоей реакцией. Мне так нужно знать, что у меня есть твое доверие и любовь.

Этим утром мне придется вылететь в Нью-Йорк. Не пытайся мне звонить, пришли письмо по электронной почте. Я так хочу верить, что это просто неудачное выступление с твоей стороны. Салли».

Я дважды перечитал записку, поражаясь, насколько неверно Салли поняла смысл моих слов. Я полез в компьютер, нашел отправленное письмо и перечитал его, стараясь сообразить, что, черт возьми, ее в нем так разобидело. Ведь я всего лишь написал: «Я тебя знаю — и уверен, что ты уже выработала стратегию преодоления этого не такого уж и страшного кризиса. Ведь ты умница-разумница».

А… сообразил я. Ей не понравилось, что ее яростная битва была названа не такой уж и страшной, хотя на самом деле я хотел сказать только одно: на фоне других событий этот кризис рано или поздно покажется пустяком.

Милостивый боже, до чего же мы чувствительные! Но я был в проигрышной позиции — и хорошо это понимал. До последнего времени между нами существовали редкие по типу взаимоотношения: без противоречий. И я вовсе не хотел, чтобы это был первый случай. Поэтому, зная, что Салли не прореагирует нормально, если я просто скажу «Ты меня не так поняла», я решил, что лучше признать несуществующие ошибки. Если долгие годы брака и научили меня чему-то, так это следующему: если ты хочешь подсластить атмосферу после ссоры, лучше всего признать, что ты был не прав… даже если уверен в противоположном.

Кликнув курсором «Ответ», я написал:

«Дорогая! Меньше всего на свете мне хотелось расстроить тебя. И я вовсе не думаю, что то, что ты делаешь, незначительно. Я только хотел сказать: ты настолько великолепно со всем справляешься, что этот кризис — на данный момент действительно серьезный — в недалеком будущем покажется тебе небольшим, потому что тебе удастся блестяще с ним справиться. Я виноват, не смог ясно выразиться. Я понимаю, что обидел тебя. И теперь я чувствую себя ужасно.

Ты знаешь, я считаю, что ты великолепна. Ты знаешь, что можешь рассчитывать на мою поддержку и любовь во всем, что ты делаешь. Мне так чертовски жаль, что я плохо выбрал слова и привел к такому недопониманию. Пожалуйста, прости меня. Я тебя люблю. Дэвид».

Ладно, я немного перестарался. Но я знал и то, что у Салли, при всей ее профессиональной жесткости, весьма и весьма уязвимое эго, которое нуждается в постоянной подпитке. Кроме того, на столь раннем этапе наших отношений стабильность представлялась главным фактором.

Последние несколько дней, успокаивая себя, я без устали, как мантру, повторял: «Она сейчас в большом напряжении. Она может неправильно понять даже такой простой вопрос, как который час. Но она успокоится, как только ситуация войдет в норму». По крайней мере, я на это рассчитывал.

Отправив послание Салли, я открыл следующее. Оно было от Люси, написанное в ее привычном стиле «чтоб ты пропал».

Я немедленно потянулся к телефону и набрал знакомый номер, предварительно взглянув на часы: 10.14 на острове, 7.14 на побережье; если повезет, Кейтлин еще не ушла в школу.

Мне повезло. Лучше того, дочка сама подошла к телефону. И ужасно обрадовалась, услышав мой голос.

— Папа! — жизнерадостно произнесла она.

— Привет-привет, — сказал я. — Все в порядке?

— Я буду ангелом в пасхальной пьесе в школе.

— Ты и так ангел.

— Я не ангел. Я Кейтлин Армитаж. Я рассмеялся.

— Ты извини, что я не смогу приехать в эти выходные.

— Но в эти выходные к нам приезжает тетя Мардж. А своих котов она отправит в кошачью гостиницу.

— Так ты на меня не сердишься?

— Ты же на следующей неделе приедешь, верно?

— Обязательно, Кейтлин. Обещаю.

— И я смогу жить с тобой в гостинице?

— Конечно. Мы будем в следующие выходные делать все, что ты захочешь.

— И ты привезешь мне подарок?

— Обещаю. Теперь я могу поговорить с мамой?

— Ладно… Но только не ругайтесь!

Я втянул в себя воздух:

— Постараемся, лапочка.

— Я скучаю по тебе, папа.

— Я тоже скучаю.

Пауза. Затем я слышу, как передается трубка. Долгое молчание, и голос Люси.

— Ну, и о чем ты хочешь поговорить? — спросила она.

— Ты знаешь, она и в самом деле показалась мне ужасно расстроенной, Люси. В полном отчаянии.

— Мне нечего тебе сказать…

— Прекрасно. У меня тоже нет ни малейшего желания с тобой разговаривать. Но впредь никогда не пытайся соврать мне насчет ее эмоционального состояния. И предупреждаю, если ты будешь настраивать ее против меня…

Последовали гудки — Люси бросила трубку. Так кончилась попытка обменяться мнениями серьезно, как подобает взрослым людям. Но я почувствовал огромное облегчение, убедившись, что Кейт вовсе не расстроена тем, что я не смогу приехать. Вопрос о тете Мардж и ее тарифе в 803 доллара за два дня был любопытным. Мардж всегда была полной тупицей. Она жила одиноко со своими возлюбленными котами, слушая записи непальских песнопений. И все же я могу сказать про нее — сердце у нее было доброе. И Мардж обожала свою единственную племянницу, что меня радовало. Но восемьсот баксов за то, чтобы переправить талию сорок второго размера в Сан-Франциско… Не говоря уже о пятизвездном отеле для ее драгоценных кошаков — кто, черт побери, придумал эти дурацкие имена: Дидо и Анис! По-моему, это перебор. Но все едино, нравится мне это или нет, деньги придется отдать. Я также знал, что Мардж достанется только половина из этой суммы. Но спорить я не собирался. В споре с Люси я взял верх. Услышать, как Кейтлин говорит, что соскучилась, — этого оказалось достаточно, чтобы прогнать все мое утреннее беспокойство и вернуть хорошее настроение. И теперь в моем распоряжении был целый остров в Карибском море.

Я взял телефон. Попросил принести, если можно, утреннюю газету. Мне сообщили, что вертолетом только что была доставлена «Нью-Йорк Таймс».

— Пожалуйста, пришлите мне, — попросил я.

Коснувшись экрана, я выбрал в фонотеке сонату для фортепьяно Моцарта.

Прибыла газета. Мэг устроила мне лежак для загорания на балконе. Потом она скрылась в ванной комнате и вернулась с шестью разными кремами для загара, создатели которых предвидели все типы кожи и все варианты ожогов. Она наполнила мой бокал шампанским. И сказала, чтобы я позвонил, когда потребуется ланч.