Джемма подняла голову.

— Значит, причина действительно в этом? Раньше мне казалось, что ты просто экономил время.

— Трудно было убедить окружающих, что по вечерам я не прячусь во «Дворце Саломеи». Черт возьми, до чего же надоело слышать прозвище Распутный Бомон! Столько презрения! К тому же за спиной постоянно шли разговоры о плетках.

Джемма сжала руку мужа.

— Честно говоря, я не слишком нуждался в любовнице. Нет, конечно, хотелось с кем-то переспать… в этом возрасте все женщины кажутся желанными и сочными. Каждая по-своему хороша.

— Неужели все до единой выглядели «сочными»? — изумленно уточнила Джемма.

— У них была грудь, — ответил Элайджа, словно считал объяснение вполне исчерпывающим, — так же как и другие необходимые части тела.

Джемма со смехом представила, как герцог Бомон идет по улице и жадно рассматривает каждую встречную. Так не похоже на сосредоточенного, строгого Элайджу!

— Но у меня не было времени. Требовалось срочно исправить причиненный отцом вред и восстановить испорченную репутацию.

— Твоя мама совершила ошибку, рассказав всю правду о его смерти, — заметила Джемма, с сожалением думая о восьмилетием мальчике, которому пришлось пережить тяжкое, незаслуженно жестокое разочарование.

— Ты сама слышала, насколько болезненно матушка относится к вопросу семейной чести. А какие жестокие страдания ей пришлось пережить! Разумеется, обилие любовниц не было для нее секретом, и все же трудно было представить масштаб скандала, разразившегося после смерти отца.

— Угораздило же беднягу умереть в самый неподходящий момент, — заметила Джемма.

— В юности я много об этом думал. Пытался понять, зачем ему понадобилась женская сорочка, зачем плетки. Повзрослев, осознал, что эксцентричность в интимной сфере не поддается объяснению. Открытие породило пристрастие к логике и чистым фактам.

— Прости. Наверное, это тяжкий груз.

— Поэтому я и нашел Сару Коббет, — продолжал Элайджа, не сводя взгляда с гобелена на дальней стене. — Поначалу казалось, что достаточно просто завести любовницу, но вскоре стало ясно, что никого не интересует, чем именно я занимаюсь за стенами рабочего кабинета и парламента. Должно быть, все давно и твердо решили, что я сразу переодеваюсь в кружавчики и умоляю подружек сечь побольнее. Пришлось назначить свидание прямо в кабинете.

Джемма задумчиво водила пальцем по груди мужа. Ей не хотелось представлять Элайджу с другой женщиной — не важно, с кем именно. Но в данной ситуации ревность к Саре Коббет казалось глупой. К тому же сердце мужа билось так размеренно, так основательно!

— Все получилось нелепо и неуклюже. — Элайджа посмотрел Джемме в глаза. — Стол не предназначен для подобных опытов, и бедняжке досталось лишь разочарование. Но что она могла поделать? Постепенно привыкла, как и я.

— И все же план сработал?

— Еще как! Не прошло и месяца, как все узнали, чем я занимаюсь во время перерыва. Коллеги хлопали по плечу и заявляли, что идея превосходная. Пересуды стихли, но я решил подстраховаться и продолжал встречаться с Сарой дважды в неделю — там же.

— А почему не отказался от ее услуг после свадьбы? — осторожно спросила Джемма.

— Я никогда не ставил вас на одну доску. В голову не приходило сравнивать. Ты была чудесна, очаровательна — но под одеялом. Понимаю, что в то время мы были плохой парой, и все же я тобой искренне восхищался.

— Неужели?

Элайджа улыбнулся:

— Если помнишь, мы не пропускали ни одной ночи, а потом в парламенте я то и дело отвлекался. Пытался слушать выступления, а вместо этого представлял твои сладкие губы, изящный изгиб бедер и терял нить рассуждения.

— И даже в то злополучное утро ты встал из моей постели, — напомнила Джемма. — Трудно придумать удар больнее: попробовал меня, словно закуску, и переключился на нее. — Несмотря на все усилия, в голосе ее слышалась боль.

Элайджа застонал.

— Прости, ничего не могу сказать в свою защиту. Помню, что ушел от тебя удовлетворенным и не нуждался в новых впечатлениях. Но в молодости, если видишь перед собой женщину в откровенной позе, перестаёшь рассуждать. Да и как бы я объяснил Саре отказ? Ее визиты превратились в обязательный пункт рабочего графика. Впрочем, вряд ли подобное объяснение имеет смысл.

С точки зрения мужской логики смысл, должно быть, присутствовал. В конце концов, в начале совместной жизни они с Элайджей едва знали друг друга; отцы подписали брачный контракт много лет назад. Она влюбилась в мужа, но он не имел особых оснований для ответного чувства.

Внезапно Элайджа снова оказался сверху Джеммы, нетерпеливый и горячий.

— Ты — самая желанная, самая сочная.

— Правда?

Жадная рука с упоением ласкала ее грудь, и иного ответа не требовалось.

Утром они любили друг друга медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым мгновением близости. Элайджа нежно целовал желанное тело, начиная с бровей и заканчивая пальчиками на ногах. А сейчас овладел напористо, не тратя времени на ласки.

Джемма лежала с открытыми глазами и, глядя в пылающее страстью лицо мужа, снова чувствовала себя юной и неопытной девушкой, влюбленной в молодого, полного сил герцога.

— Люблю тебя, — прошептала она. Горячая волна накатилась, затуманила сознание и увлекла в далекий, свободный от тревог и опасений край.

Элайджа погладил ее по волосам и что-то невнятно пробормотал в ответ, но Джемма не сомневалась, что его чувство нераздельно принадлежит ей. Стоило ли размениваться на слова?

4 апреля

Фаул вошел в кабинет и с поклоном остановился перед госпожой.

— Герцог Вильерс с сожалением сообщил, что экипаж вернулся из Бирмингема пустым; доктор, очевидно, переехал в Лондон, однако нового адреса не оставил.

Повернувшись к герцогу, дворецкий добавил:

— Должен также доложить, что утром пришел мистер Туидди с двумя дочками, и, выполняя распоряжение вашей светлости, я отправил их в поместье.

Элайджа кивнул:

— Благодарю.

Джемма восприняла разочарование стоически — во всяком случае, внешне. Элайджа обнял жену и попытался успокоить.

— Но ведь мы и не надеялись на помощь этого бирмингемского лекаря, — беззаботно заметил он, жалея, что жене вообще довелось услышать о существовании таинственного волшебника.

— Нужно срочно прочитать статью. — Джемма решительно отстранилась.

— Статья осталась у Вильерса. Сейчас пошлю…

Она направилась к двери.

— Немедленно съезжу сама.

— Подожди! Разве…

Однако герцогиня уже ушла. Недовольно нахмурившись, Элайджа вернулся к работе. Занятие предстояло долгое и скучное: подробная, предмет за предметом, инвентаризация поместий и всего наследуемого имущества. Если сердце подведет раньше, чем родится сын, состояние перейдет к бестолковому кузену. Значит, необходим полный порядок и бескомпромиссный учет.

Час спустя, когда герцог писал кузену письмо, в котором понятным языком излагал принципы рационального и выгодного хозяйствования, в комнату ворвалась возбужденная Джемма.

— Прочитала статью! Доктора зовут Уильям Уидеринг. Немедленно найму сыщика из полицейского суда и найду его.

Элайджа поднял глаза.

— Сыщика?

— Почему бы и нет? Я уже поручила Фаулу оправить посыльного на Боу-стрит. Кстати, исследование очень интересное. — Она опустилась в кресло и помахала сложенными листками. — Уидеринг готовит лекарство из цветов. Если принять слишком большую дозу, можно отравиться. Но в малых количествах экстракт оказывает благотворное воздействие на сердечный ритм и… — Она замолчала.

Элайджа отложил перо.

— Итак, наш великий врачеватель добывает яд из цветов?

— Помнишь того старика в Ковент-Гардене? — Джемма нетерпеливо вскочила.

— Скорее всего многие ядовитые растения обладают лечебными свойствами. Не помнишь, что именно он продавал?

— Кажется, называл цветок наперстянкой. А Уидеринг пишет… — она снова заглянула в статью, — о digitalis purpurea. Непонятно, идет ли речь об одном и том же растении или о разных.