— Он оказал нам честь, оторвавшись от обязанностей наместника Цизальпинской Галлии, чтобы присутствовать на наших триумфах, — сказал Цезарь.

Брут и его мать промолчали. Наконец Сервилия улыбнулась и промолвила:

— Добро пожаловать в Рим, ваши величества.

Голос у нее был приятный. Брут лишь подтвердил ее слова резким кивком.

— Ну, кажется, все… Ах нет, еще Марк Агриппа.

Взмахом руки Цезарь указал на молодого человека, стоявшего рядом с Октавианом. Его отличала грубоватая привлекательность — резкие черты лица, глубоко посаженные глаза, прямые брови, тонкие, четко очерченные губы. Темные волосы коротко подстрижены.

— Они неразлучны, поэтому я привык считать Агриппу чуть ли не родственником.

Агриппа — единственный, кроме Цезаря, — одарил меня искренней улыбкой.

— Царь и царица Египта проделали долгий путь, дабы увидеть триумфы, — сказал Цезарь. — Я сражался на Александрийской войне ради восстановления их на троне, и не удивительно, что у них возникло желание взглянуть на посрамление врагов.

— Включая родную сестру, — прозвучал чей-то тихий голос.

— Да, Брут, — сказал Цезарь. — Как мы знаем, семейные узы, увы, не всегда предотвращают предательство. Ужас гражданской войны в том, что брат идет против брата. Вот почему я был счастлив любой ценой положить конец междоусобицам, терзавшим Рим и восстанавливавшим римлян друг против друга.

В комнате повисло тяжкое молчание.

«Ну и ну, — подумала я. — Если таково начало, с чем же мы придем к концу?»

Цезарь сделал жест, и из алькова зазвучали флейта и лира. Мелодии были незамысловаты, но они помогли разрядить напряжение. Удивительно — когда мы вошли, я не заметила музыкантов. Под звуки музыки появилась служанка с венками из роз, которые нам предстояло надеть на головы. Мне вспомнилось, что римляне любят украшать себя для трапезы цветами: вплетают их в волосы, надевают гирлянды на шею. Розы были белые, со множеством лепестков и очень сильным ароматом. Сразу за служанкой вошел виночерпий с серебряными бокалами напитка, представлявшего собой божественную смесь меда и вина. Я приняла чашу с радостью, ибо надеялась, что магия вина поможет оживить настроение собравшихся.

— Столы ждут, — сказал Цезарь, указывая жестом на соседнюю комнату.

Все последовали за ним парами, только Агриппа шел один.

Комната оказалась на удивление большой, а двери на дальней стене выходили в сад. В центре стояли пиршественные ложа и столы, за которыми нам предстояло вкушать трапезу. Три ложа, соприкасаясь концами, образовывали прямоугольник с одной открытой стороной. Каждое было рассчитано на троих гостей, размещавшихся согласно строжайшему протоколу. Никому не нужно было указывать, куда идти — гости знали сами. Мне предложили почетное место на среднем ложе, а Цезарь, как хозяин, расположился справа, во главе семейного ложа.

Рядом со мной оказалась Октавия, по другую сторону от нее — Птолемей.

Ложа были обиты очень дорогой тканью, а для удобства гость опирался левым локтем на специальный валик. Едва все устроились, как явились слуги, разули нас и омыли наши ноги душистой водой, после чего сандалии унесли, оставив им на смену подушечки для ног. Тем временем виночерпий наполнил чаши вином.

Перед каждым ложем стоял инкрустированный серебром длинный стол, чуть ниже самого ложа. На столе я увидела тарелки, ножи, ложки, а также салфетки, сделанные из материала еще более дорогого, чем покрывала на ложах. Мы взяли эти салфетки и расстелили их перед собой, защитив ткань наших одежд еще более роскошной тканью.

Цезарь оперся на локоть и протянул свою чашу. Его сильная рука не дрожала даже в столь неловком положении.

— Приветствую вас, друзья и родные! — провозгласил он. — Как говорил Эсхил, что может быть приятнее, чем узы, связующие хозяина и гостя?

Все поддержали его вежливыми кивками и улыбками.

Мне надлежало ответить хозяину, и я подняла чашу.

— Воистину, это одна из величайших радостей жизни. Как написал наш александрийский поэт Каллимах:

Я пригубила вино.

Все тоже припали к чашам.

«О славный Дионис, — подумала я, глядя, как пьют римляне. — Поддержи меня!»

— Путешествие царя и царицы оказалось весьма опасным, — сказал Цезарь. — По-видимому, мне нужно помнить о врагах не только на суше, но и на море. Те, кого я считал давно уничтоженными, вновь подняли головы. Стремясь к отмщению, шайка пиратов под предводительством двоих разбойников, державших меня в плену много лет тому назад, напала на корабль и загнала его в Мессинский пролив.

Цезарь выдержал паузу, заставив всех ожидать завершения истории.

— Боги были на стороне моих гостей, которые, помимо прочих даров, привезли мне этих морских разбойников в качестве пленников. Воистину приятный подарок! — Он от души рассмеялся. — Итак, чтобы отпраздновать это приключение, я угощаю сегодня не обычным фалернским, а мамертинским из Мессины.

Он кивнул виночерпию, и тот выставил новую амфору, а потом ушел, чтобы перелить вино в кувшины поменьше.

Слуги начали выносить самые первые угощения, призванные возбудить наш аппетит. Подали макрель в мяте с ломтиками яиц, оливковую пастилу с плоским хлебом из Капуи, рулет из спаржи и нарезанные стебли лука-порея на скрученных листьях латука. Все занялись едой; неловкость постепенно уходила. Я украдкой глянула на Цезаря, потом на Кальпурнию: она не отводила от мужа собственнического взгляда. На миг мы посмотрели друг на друга, но я тут же отвела глаза. Кальпурнии на вид было около тридцати. Наверное, она вышла замуж очень молодой. Мне она показалась недостаточно красивой для Цезаря, но я предпочла бы увидеть на ее месте женщину попроще. Всегда хочется, чтобы твоего возлюбленного любила достойная женщина, но никогда — чтобы она была достойнее тебя.

— Расскажи мне об этом доме, — попросила я. — Мне известно, что здесь официальная резиденция великого понтифика, но я плохо понимаю, что это за должность.

Мне хотелось верить, что мой тон выражает живой интерес, а вопрос звучит вполне безобидно.

— Дядя Юлий, можно мне ответить?

Это, к моему удивлению, подал голос Октавиан, занимавший низшее по рангу место — третье на фамильном ложе.

— Конечно, — ответил Цезарь, выглядевший довольным. — Поскольку ты тоже член коллегии понтификов, это вполне уместно.

Октавиан подался вперед. Его лицо с тонкими чертами сохраняло чрезвычайно серьезное выражение.

— Коллегия понтификов представляет собой древнейшее и наиболее почитаемое сообщество жрецов, восходящее к временам основания Рима. Мы храним священные щиты и копья, предсказывающие победы, а также анналы и архивы города, — говорил юноша с пылом и рвением, раскрасневшись, подобно пламени перед алтарем Марса. — Мой дядя является великим понтификом уже почти двадцать лет.

— Да, — кивнул Цезарь. — В настоящее время коллегия намерена воспользоваться одной из своих прерогатив и реформировать календарь.

За столами послышались тяжелые вздохи.

— Пора! — настаивал Цезарь. — Наш календарь давно утратил какое-либо соответствие с природным. Мы отмечаем праздник урожая, когда лето еще в разгаре, а равноденствие — когда дни короче ночей. Жрецы, в чьи обязанности входили наблюдение и корректировка дат, не справились с этим. Поэтому я, в соответствии со своими полномочиями, намерен исправить допущенные ошибки.

— Но, Цезарь, — вступил в разговор Брут, — это дело не для обычного человека, какими бы благими намерениями он ни руководствовался и какими бы полномочиями ни обладал. Здесь требуются знание астрономии и математики, а также детальное знакомство с другими календарными системами, в том числе не оправдавшими себя.