«Неужели это действительно царица? — думали они. — Позволено ли нам к ней приблизиться? Правда ли, что она богиня?»

— Ваше величество, — возгласил старейший жрец, — священный бык радуется тому, что вы собственною персоной соблаговолили прибыть для участия в церемонии препровождения его в храм.

Быков я не любила, но в данном случае и сама радовалась тому, что приняла решение приехать.

После смерти прежнего воплощения божества нового священного быка согласно приметам искали повсюду вдоль берегов Нила. Однако нашли, к величайшему восторгу его хозяина, не так уж далеко. Теперь предстояло погрузить это животное (как и положено, серо-коричневое, с белыми рогами и белым хвостом) на специально построенную баржу, стоявшую у причала в нескольких милях выше по течению, возле места, где его отыскали. Быка уже обрядили в венец из золота и ляпис-лазури с сеткой на морде, чтобы отгонять мух, украсили цветочными гирляндами, а копыта — как я приметила, когда его заводили по сходням на палубу, — выкрасили в красный цвет. Новоявленный бог выглядел внушительно и величественно, и я надеялась, что впереди его ждет безмятежная сытая жизнь при храме и множество коров, готовых удовлетворять его желания. Разумеется, порой его будут отвлекать на нудные церемонии, но тут уж ничего не поделаешь: от обременительных обязанностей не избавлены и боги.

Весла с окованными серебром лопастями вспыхивали в солнечном свете, разбрасывая серебристые брызги. Ладья, покачиваясь, плыла к святилищу, унося мирно стоявшего на палубе быка навстречу его судьбе.

Как и подобало, прибытие бога в святилище сопровождалось торжествами. Жрецы устраивали пиры для собравшихся со всей округи людей. Такой праздник случался нечасто, ибо быки при храме живут, как правило, долго, лет по двадцать.

Для меня и моих сопровождающих верховный жрец задал особый пир: нас угостили дарами этой земли — луком-пореем, чесноком, чечевицей, горохом, шпинатом, салатом и морковью. Подали козлятину, баранину и мясо диких животных — газелей и горных козлов. Говядины, из почтения к священному быку, на столе не было.

— Мы запишем все на священной таблице, дабы восславить царицу, почтившую нас своим посещением, — возгласил верховный жрец. — Пока люди умеют читать, твое благочестивое паломничество не изгладится из памяти.

Мне подали блюдо с овощами, политыми маслом дерева бак и приправленными пряными травами.

— У вас изобильный стол, — заметила я. — Как вам удалось собрать столько снеди, что хватило не только нам, но и всему множеству празднующих?

Он удрученно опустил глаза.

— Должен с сожалением признаться вашему величеству, что нам было непросто. Урожай нынче скудный. В этом году Нил не облагодетельствовал нас своей щедростью. Ты видела, на каком уровне над водой находятся причалы? Обычно лодки пристают прямо к ним, а теперь требуется лестница, чтобы взойти на пристань.

— И как же вы справляетесь с этой напастью?

— Голода пока нет. Мы молимся и уповаем на то, что сумеем пережить трудные времена и дождаться нового разлива Нила.

Хотя от Нубии нас отделял трехдневный путь, я заметила среди присутствующих — как слуг, так и жрецов — немало темнокожих нубийцев.

— О да, — промолвил жрец, когда я обратила на это внимание. — Уроженцы Нубии часто избирают духовное поприще. Их привлекает храмовая служба, и они исполнены веры, так что мы всегда рады их приветить.

За столом мне прислуживала тоже нубийка: рослая женщина, двигавшаяся столь грациозно, что ее можно было принять за обученную танцовщицу. Когда я высказала свое предположение, наш хозяин покачал головой.

— Нет, это ее естественная манера. Таковы нубийцы: гибкость и изящество характерны для каждого их движения, ставят ли они блюдо на стол или просто поворачивают голову. Чувство телесного достоинства присуще им от рождения.

— Как тебя зовут? — спросила я женщину, завороженная грацией ее движений.

— Ирас, царица, — ответила она и, увидев в моих глазах недоумение, пояснила: — То есть «эйрас» — шерсть, из-за моих волос.

По-гречески она говорила отменно. Интересно, где ей удалось так выучить язык? Должно быть, она из образованной семьи, училась в Фивах или Гермонтисе. При этом ее густые курчавые волосы, подрезанные с боков в нубийском стиле, и впрямь походили на шерсть.

— Я сделаю все, что от меня зависит, для увеличения урожаев, — пообещала я верховному жрецу. — Я знаю, что требуется углубление оросительных каналов. Они засорены илом. Я исправлю это.

— Я каждый день буду молиться о том, чтобы все получилось, — сказал жрец вслух.

Я догадалась, что на самом деле он подумал: «Я каждый день буду молиться о том, чтобы ты осталась на троне и смогла выполнить обещание».

После церемонии, продлившейся сутки без перерыва, мы отдохнули в примыкавшем к храму дворце. Я уже собиралась отправиться в обратный путь, когда ко мне прибыл гонец, ухитрившийся вдвое сократить время в пути, плывя одновременно под веслами и под парусом. Он привез пугающую новость: регентский совет от имени Птолемея Тринадцатого захватил власть и объявил меня низложенной. Враги использовали мое отсутствие.

Для меня это стало тяжелым ударом: едва успев вкусить высшей власти, я уже лишилась ее. В такое трудно было поверить. Как они осмелились!

— Мне жаль, что я сообщаю столь мрачную весть, — сказал гонец. — Но правда лучше неведения, и тебе лучше услышать ее от друзей до того, как о случившемся объявят официально на всю страну. Это даст тебе возможность обдумать план действий.

Да. План действий. Пусть не надеются, что я покорно подчинюсь узурпаторам. Этого не будет!

Спокойно поблагодарив вестника, я попросила его подождать, позвала Ирас — ее отдали мне в услужение на время нашего краткого визита — и велела принести гонцу воды для умывания и вина, чтобы подкрепить силы. Нубийка грациозным жестом пригласила его в соседнее помещение, а я подошла к окну.

Снаружи солнечные лучи уже проникли сквозь висевшую над рекой золотистую рассветную дымку и вызолотили прибрежный тростник. На воде, покачиваясь, поджидала царская ладья. Я устроилась на подоконнике, глубоко вздохнула и задумалась.

Что же мне делать? Я находилась в Верхнем Египте — области, традиционно настроенной против властей в Александрии. Однако я, кажется, смогла завоевать расположение местных жителей. Не попытаться ли мне поднять здесь армию? Лучшие воины родом как раз из этих краев, в том числе и сам Ахилла.

Но чем им заплатить? Никаких денег у меня с собой не было: узурпаторы в Александрии держали теперь под контролем и казну, и македонскую придворную гвардию, и египетскую армию. Мне не на что снарядить здесь войско, не говоря уж о том, чтобы его обучить. Популярность и любовь народа, конечно, радуют, но в военном отношении от них толку мало. Попытка вернуться к власти на столь зыбкой основе не принесет ничего, кроме кровопролития.

Эти мысли промелькнули в моей голове так быстро, что я поразилась, — за пару вздохов. Я ухватилась за подоконник.

— Царица, — послышался легко узнаваемый голос Мардиана, тихий и высокий, но, слава богам, не визгливый. С наступлением соответствующего возраста его голос окреп и не стал противным, как у многих кастратов.

— Ты ведь знаешь, что наедине можно, как раньше, называть меня по имени, — сказала я, не оборачиваясь.

— Клеопатра. — Он выговорил мое имя так, словно эти звуки ласкали его слух. — Что нам теперь делать? — Он помолчал и добавил: — Могу сказать одно: сдаваться нельзя.

— Об этом и речи не идет, — промолвила я и повернулась к нему. — Я не стану рассуждать об измене — к этому мне не привыкать. Я выросла в море измены, обмана и предательства, как окунь в Ниле, и чувствую себя в родной стихии. Я не утону.

— Но что мы будем делать? В практическом плане. Наша принципиальная позиция ясна, но какой конкретно образ действий мы изберем?

— Терпение, Мардиан! Я узнала о случившемся всего пять минут назад. Дай мне подумать!