Больной она ему не показалась. Исполинские сиськи и задница. Пышные женщины его никогда не волновали. Он любил, чтобы они знали меру, были складными и очень-очень чистыми.

Он отвел глаза от Джининых молочных желез и внимательно посмотрел на Нийла. Вот у кого больной вид. Цвет лица зеленоватый, дыхание затруднено.

Оливер не был докой в вопросах первой помощи. Он понятия не имел, что надо делать. И, разумеется, не хотел до них дотрагиваться — одна мысль об этом вызывала отвращение. Поэтому в ожидании врача он занялся делом, самым для него естественным, — взял пепельницу, что была ближе всех, и принялся ее вычищать.

Они лежали на постели с водяным матрасом в мотеле на берегу океана, голые и расслабившиеся. Секс, которым они хотели заняться сразу же, получился скорым, и теперь был черед Монтаны говорить. Она открывала перед ним эпизоды своей жизни. Мысли, взгляды, замыслы. Нийла не упомянула ни разу.

Потом они снова занимались любовью, на этот раз медленно и размеренно, как если б то была игра двух умелых атлетов.

У нее были длинные руки и ноги, она была чувственной и к тому же агрессивной, что очень возбудило Бадди — раньше ему не выпадала такая партнерша, и это ему понравилось.

У нее было изумительное тело, стройное и по-кошачьи гибкое, с широкими плечами, высокой грудью, узкими бедрами и длинными ногами. Оттенком и на ощупь кожа у нее была как темное оливковое масло, в любви она была изумительна. Искусно определяла те точки, которые — если нажать на них — по-настоящему его возбуждали, массажировала ему шею, грудь и потом — ниже, ниже, медленно, медленно — и восставшая его плоть оказывалась у нее в руках, губы обхватывали ее, и язык приступал к ласкам.

Он погрузил руки в ее длинные и черные как смоль волосы и, пока она раздразнивала его, крепко держал ее голову. Хотел кончить прямо ей в рот, но хотелось и ее на вкус попробовать. Он переменил позу и зарыл голову у нее между ног.

Наслаждение они испытали безмерное, двое искушенных и заботливых игроков, играющих в свое удовольствие.

Для Монтаны это был акт вожделенного освобождения. Пять лет только с Нийлом. Она почти забыла острое возбуждение, возникающее от нового тела.

Беззвучно они доиграли сцену.

Блаженствуя, достигли кульминации.

Бадди считал, что он единственный в своем роде, потому что никогда не издавал ни звука. Но в Монтане он обрел родственную душу. Всего лишь протяжный вздох, когда, вздрагивая всем телом, она подошла к концу. И почувствовав, как ее сотрясает дрожь, он тоже кончил.

Было около четырех утра. Они заснули обнявшись. Через несколько часов их разбудили крики играющей на пляже детворы.

Солнце залило комнату, и Бадди не сразу вспомнил, где он.

Потом все вернулось на место, и он машинально схватился за часы.

Восемь сорок девять, а у Сейди Ласаль он должен быть в одиннадцать. Надо пошевеливаться. Он слегка дотронулся до плеча Монтаны.

Она что-то бормотнула и потянулась, как леопард.

— Почти девять, — поспешно сказал он. — А мне надо успеть переодеться и потом идти к Сейди Ласаль. Успеем?

— Ого! По утрам ты у нас прямо романтик.

Он усмехнулся.

— Что ты хочешь от меня? Дело есть дело. Мне нужен агент, разве нет?

Она прикрыла наготу простыней и заявила:

— Это ты мне говоришь? Я встречу устроила. Иди в ванную, я пока закажу кофе. Не бойся, ты будешь дома еще до десяти.

— Чудесно.

Он ринулся в ванную.

Она сняла трубку.

— Два кофе и апельсинового сока.

Она чувствовала себя удивительно хорошо: секс — превосходный лекарь. Может, это и глупость, но в некотором отношении она вроде как поквиталась с Нийлом.

Включила телевизор и перебирала каналы, пока ее не поприветствовала бодрая физия Дэвида Хартмана.

— Доброе утро, Америка, — пробормотала она.

Экран заполнила реклама. Интересно, подумалось ей, что скажет Нийл. Конечно, соврет. Противно, что придется с ним пройти через все это.

— Анджела Блэк передает последние известия, — объявила красивая дикторша.

Наверное, бывшая актриса, решила Монтана, не особо вслушиваясь в то, какие новости зачитывала мисс Блэк. Все кругом плохо. Ничего другого все равно не скажут.

— Кинорежиссер Нийл Грей сегодня рано утром с обширным инфарктом был срочно доставлен в больницу. Представитель больницы «Ливанские кедры» сообщил, что он находится в реанимационном отделении и что состояние его устойчивое. В Нью-Йорке сенатор…

В полной растерянности Монтана выключила телевизор. Она с трудом соображала… Нийл… инфаркт… обширный… реанимация.

В оцепенении покачала головой. Потом, заставив себя расшевелиться, начала одеваться и крикнула Бадди.

— Что случилось? — Он мокрый выскочил из ванной.

— Чепе, — мрачно сказала она. — Надо ехать. Сейчас.

Эрни Томпсон позвонила Леону как раз тогда, когда Милли была рядом, держа в руке «Полароид»; летнее платье и белые сандалии выгодно подчеркивали ее бронзово-темный загар. Они уже собирались выезжать на автобусную экскурсию по Сан-Диего.

Как хотелось сказать ей, чтобы ехала без него, но ух очень ей было хорошо, и не мог он никак ей все испортить.

— Диктуй номер. Я перезвоню, так получилось, — с неохотой сказал он Эрни.

— Кто звонил? — поинтересовалась Милли, когда он повесил трубку.

— Ничего особенного. По работе.

Она подняла брови, но смолчала. Леон скажет, когда будет готов сказать. Приставаниями от него ничего не добьешься.

День они провели, осматривая Сан-Диего — то из автобуса, то выбираясь из него. По крайней мере Милли это доставило удовольствие. Леон же просто тащился сзади, прикидывая, что там за новость у Эрни, и придумывая, как бы ему выкроить время для себя.

В Сан-Диего они берут напрокат машину и едут в Лос-Анджелес, останавливаясь по дороге в Каталине и на Лонг-Бич. Это их последняя ночь в Сан-Диего, и еще одна пара, с которой они познакомились в автобусе, хотела бы, чтобы все вместе они отправились вечером поужинать в Ла-Джоллу. Он был против. Она настаивала. В Тикуане он подхватил кишечную инфекцию, под этим предлогом убеждал ее пойти без него.

— И оставить тебя одного? — возражала она. — Я так не могу.

— Если обещаешь вернуться до одиннадцати, думаю, переживу.

Соблазн был велик. Ла-Джолла — это (так, во всяком случае, ей сказали) особое курортное местечко на берегу океана, и ехать туда всего двадцать минут. Живописные рестораны на открытом воздухе и занимательные магазинчики. Как не побывать!

Она колебалась.

— Ну, если ты и в самом деле не против, что я пойду без тебя…

Как только она ушла, он позвонил Эрни. За двадцать минут, что они говорили, Леон спрашивал, повторял вопросы, впитывая каждую мелочь из той информации, что получал. Он делал записи в блокноте, но попросил, чтобы донесения, отпечатанные на машинке, ему отправили в Лос-Анджелес, в гостиницу «Холидей Инн», куда он через три дня приедет.

Итак, Дек Эндрюс всплыл наконец на поверхность. В Питтсбурге и Техасе. Мерзавец сшивается где-то поблизости, оставляя след.

Попадется в конце концов. А уж когда его начнут ловить, Леон обязательно будет на месте.

Беверли-Хиллс гудел, как пчелиный рой, обсуждая новость об инфаркте Нийла Грея. Закупорка сердечных сосудов была в городе темой весьма актуальной, вызывающей ожесточенные споры.

У каждого было свое мнение, как избежать инфаркта.

Надо держать себя в форме.

Сбить уровень холестерина.

Трескать витамины.

Бросить наркотики.

Бегать трусцой, гонять, скакать, прыгать, накачивать мускулы… Надо заниматься физическими упражнениями!

Ну и… больше трахаться (этот рецепт дал двадцатитрехлетний сотрудник киностудии, который даже не знал, что такое сердце!).

Тяжело хранить в тайне пикантные истории, но в Голливуде — Мекке сплетен — особенно.