«Почему?»— спрашивал Леон.

«Да так… — Пожатие девичьих плечиков. — Он какой-то… ну… чокнутый».

И у каждой — своя вариация той же темы. Значит, добавить «чокнутый»к списку его редких качеств. Молодой, видимо, здоровый парень — и они не смогли найти ни единой девушки, с которой он спал бы. Логический вывод: он спал с проститутками или был голубым. Это объясняло бы Джой. Но почему он привел ее к себе домой? И почему превратил убийство в такую кровавую оргию?

Пока дни превращались в недели, а недели в месяцы, Леон пытался составить мысленный портрет Дека. Но множество противоречий не давали сложиться единой картине. Четкими были только факты. Семья Эндрюс поселилась в доме на Френдшип-стрит более двадцати лет назад. Их прошлое было окутано мраком неизвестности. Они словно бы возникли ниоткуда.

Дек поступил в школу, кончил ее, устроился механиком в гараж, где и работал вплоть до дня убийства. А тогда он исчез, унеся с собой только сумку с вещами и тайну: что толкнуло его на тройное убийство?

Естественно, возникли новые дела, и кровавая бойня на Френдшип-стрит отошла на задний план. Пресса перестала ее упоминать — она стала вчерашним днем.

Полицейское управление не закрыло дело, однако оно утратило первоочередность. Другие дела возникали и завершались.

Но Леон не собирался допускать, чтобы дело Френдшип-стрит сошло на нет и свелось к еще одной пылящейся папке. А главное, он не собирался забывать Джой.

В кухню вошла заспанная Милли. Она кинулась на тарелку с сыром, словно это была опасная контрабанда.

— Что ты, по-твоему, делаешь, Леон Розмонт? — спросила она сурово.

Милли спала голая. И для похода на кухню не сочла нужным прикрыть свою пленительную черную наготу. Леон в первый раз за долгие недели ощутил желание. Он ухмыльнулся и встал из-за стола.

Ее взгляд сразу же остановился на его эрекции.

— Ого! — сказала она. — Ого-го-го! Вот, значит, чем я могу тебя распалить? Брать в постельку немножко деревенского сыра?

Он засмеялся вместе с ней, проводил ее в спальню, и валик жира на животе перестал его смущать, когда они занялись любовью. С Милли все было просто и естественно. Она была удивительно теплой, других таких он не встречал. Он вспомнил их первую встречу. Она тогда была учительницей. И привела в участок на экскурсию группу учеников. Еще та экскурсия! Проститутки выкрикивали непристойности. Двум карманникам предъявлялось обвинение. Несколько членов уличной шайки с раскроенными головами. Сводники и торговцы наркотиками, сыщики в штатском, и уличные грабители, и автомобильные воры, и наркоманы, и жертвы изнасилований..

Самый обычный рабочий день.

Кожа у нее была темной, а голос чудесный. Карие добрые глаза, широкие чувственные губы. Ему было пятьдесят, и он развелся с первой женой, Элен, много лет назад, так что ничто не мешало ему узнать номер ее телефона и позвонить ей. Месяц спустя они поженились. И три года были очень, очень счастливы.

Милли глубоко вздохнула и перекатилась на бок.

— Это было хо-ро-ш-о-о!

— И быстро, — сказал он извиняющимся тоном.

— Не по моей вине!

Верно. Куда делся его контроль над собой? Милли не казалась разочарованной. Еще минута — ее дыхание стало ровным и глубоким. Она уснула.

Леон лежал с широко раскрытыми глазами и снова думал о Деке Эндрюсе. Он же где-то там. Где-то в черной ночи. Где-то…

И он, Леон Розмонт, должен его разыскать. В память Джой.

— Потяну-у-у-ли! Вот так, дамы. Усерднее, усерднее! Еще разок, дамы. Потяну-у-у-ли!

Элейн решила, что нанесла себе непоправимую травму. Она лежала на животе в большом гимнастическом зале вместе с еще тридцатью женщинами, в подавляющем большинстве — обладательницами идеальных фигур. Ее правая закинутая за плечо рука отчаянно цеплялась за лодыжку левой ноги. Все мышцы были перенапряжены.

Ощущение было ужасное.

— Отлично, дамы. Достаточно. Расслабьтесь, — сказал инструктор. Уткнувшись носом в пол, Элейн подумала, что он, возможно, голубой. В любом случае он облизывается, причиняя боль. Она посмотрела на него, не отрывая подбородка от пола. На нем было желтое трико, черные гетры и полосатый шарф. Вздутие в паху выглядело агрессивным.

— Он голубой? — шепнула она Карен Ланкастер, которая лежала рядом.

— Наверное, — ответила Карен. — Смазливенькие все нынче такие.

— Отлично, — сказал инструктор. — А теперь я хочу, чтобы вы присоединились ко мне способом, который называется «змея»!

— Одноглазой разновидности? — мечтательно пробормотала Карен.

Грянула музыка диско, и тридцать почти безупречных тел, извиваясь, поползли по полу на животе.

Элейн тоже поползла и вдруг испытала необъяснимый прилив желания. Конечно, такое давление на клитор…

А Росс уже столько времени… Но он возвращается со съемок как раз сегодня, и, может быть, если ей очень повезет…

«Хочу кончить! — подумала она. — Прямо здесь и сейчас».

Она смотрела на немыслимое вздутие, содрогаясь, извивалась и добилась вполне удовлетворительного оргазма, пока музыка гремела, а в густой аромат «Радости», «Эсте»и «Опиума» вплетался легкий запах пота.

— Господи! — вскрикнула она.

— Извини? — переспросила Карен.

— Я так… — И она хихикнула, испытывая чудесную легкость.

— Хорошо, дамы. На сегодня достаточно. Получили удовольствие?

Он шутит? Так кончать она могла бы хоть каждый день. Эта изящная двусмысленность так ей понравилась, что она засмеялась вслух. Потом встала, очень довольная собой, и пошла в душевую.

Гимнастическая оздоровительная группа Рона Гордино.

Самая последняя, самая лучшая. Открытие Биби Саттон. А куда бы ни направилась Биби, остальные следуют за ней. Элейн разделась в крохотной кабинке, а потом, голая, смело вошла в общую душевую. Совсем не в духе Беверли-Хиллс, но пока — последний крик. Та, которая боялась в душевой Роно Гордино показать все, что у нее есть, сразу же навлекала на себя самые черные подозрения. Нагота и выставление напоказ всего-всего было самое оно.

Душистое мыло сочилось из крана в стене, стоило нажать кнопку. Элейн хорошенько намылилась, рыская глазами по сторонам, озирая, что у кого есть. Таких огромных сосков, как у Карен, она еще никогда не видела. Большие коричневые блямбы, словно огромные ручки транзистора. Элейн решила, что, будь она мужчиной, они показались бы ей отвратными.

— Ты слышала про новый фильм Нийла Грея? — спросила Карен. Высокая, с гибкой загорелой фигурой, густыми медными волосами и точеным лицом. Связи ее были самыми-самыми, она знала всех и вся, поскольку ее отцом был Джордж Ланкастер, сверх-сверх-звезда, который пять лет назад кончил сниматься, чтобы жениться на Памеле Лондон, занимающей третье место среди богатейших женщин Америки. Теперь он жил в Палм-Бич, и Карен часто его навещала. Ей было немногим за тридцать, и она успела дважды развестись.

— Нет. А что такое? — Элейн мылила под мышками и старалась не смотреть на жуткие соски подруги.

— Фильм, который написала его жена. Представляешь?

На мгновение Элейн запуталась.

— Мэрли?

— Да нет, не его бывшая жена, дурочка. А нынешняя. Монтана. Большая стервоза.

— А-а! Эта… — Элейн помолчала, переваривая эту информацию. Мэрли так и оставалась для нее женой Нийла Грея, хотя они развелись давным-давно. С Монтаной знакома она не была, хотя, конечно, наслышалась о ней достаточно.

— Нийл прислал сценарий папочке, надеясь, что он захочет сыграть в фильме, — продолжала Карен. — Он сказал, что сценарий очень хорош. Конечно, никто не верит, что его действительно написала Монтана. Написал его Нийл, но почему-то хочет предоставить всю честь ей.

— И Джордж заинтересовался? — с любопытством спросила Элейн, прикидывая, к чему клонит Карен.

— Папочка сниматься больше не будет, пусть фильм гарантированно побьет даже «Унесенные ветром». Он сыт съемками по горло. Быть мужем Памелы Лондон ему вполне достаточно.