— Что ты делаешь?

Голос у нее был холодный и обиженный.

— Убираю.

— Что убираешь, бога ради?

— Твоя приятельница Шелли живет как свинья. Я плачу ей за ночлег. Самое меньшее, что я могу сделать.

Он схватил ее за руку.

— Не будь дурочкой. Это ни к чему. Это…

Она сердито стряхнула его руку. Гнев, нараставший всю ночь, выплеснулся наружу.

— Я тебе не дурочка, Бадди Хадсон. С кем ты, по-твоему, разговариваешь? С куколкой Барби?

Его ошеломил ее взрыв.

— Э-эй, детка, что происходит?

Ее глаза опасно блеснули.

— Что происходит? Крошка Ангель не молчит? Крошка Ангель что-то чувствует? — Она швырнула тряпку на пол. — Я человек! Я твоя жена! И это я хочу знать, что происходит. А если ты не захочешь объяснить, я собираю вещи и ухожу. Ты понял? Бадди, скажи правду! Или больше ты меня не увидишь!

Лулу Кравец даже не поинтересовалась, где похоронена ее сестра. Узнав про убийство и выслушав подробности, она сразу замкнулась.

— Никакого Дека Эндрюса я не знаю, — буркнула она. — А если, по-вашему, это его работа, так почему вы не изловили подонка?

Вполне логично. Коротко и ясно. А действительно, почему они его не изловили?

Леон пробурчал что-то про ведущееся следствие, и Лулу ответила ему взглядом, который не нуждался в словах.

— Раз вы не забрать меня пришли и не искать наркоту, так, может, вы уберетесь куда подальше? — Она рухнула на незастеленную кровать и закрыла глаза. — Устала я, вот что. Ездила, ездила, опупеть можно.

Он долго смотрел на толстую девку. Неужели убийство сестры так мало для нее значит? Джой Кравец. Никому нет дела. Ни единому человеку. Разве что ему…

Первым его чувством было облегчение. Она ушла из его жизни без протестов, и теперь ему не придется смотреть ей в глаза. Он вскипятил воды для чашки кофе и задумчиво присел у кухонного стола. Ему вообще не следовало впускать ее к себе в квартиру. В его возрасте он мог бы сообразить, к чему это приведет. Что, если бы она решила его шантажировать? Завопила бы, что ее насилуют, или еще что-нибудь такое же.

Он вздрогнул при мысли о своей глупости, залпом выпил кофе и начал торопливо одеваться. И только когда взял в руки бумажник, наконец обнаружил, что его деньги исчезли. До последнего доллара.

Сколько именно, он точно не помнил, но во всяком случае больше трех сотен. Крошка мисс Кравец провела его как последнего дурака.

Наверное, еще сейчас хохочет.

Он чувствовал себя призовым идиотом. А потом в нем поднялась злость, и он решил отыскать ее и отобрать деньги. Кого, по ее мнению, она обворовала?

Намерение его было твердым, но через несколько дней разъездов по улицам, где, по его расчетам, она могла околачиваться, ему поручили расследовать убийство, и его энергия нашла другое приложение.

Недели перешли в месяцы, и девочка-проститутка, которая увела у него триста долларов с лишним, отошла в прошлое. Он получил ценный урок, ну и хватит. Теперь он хотел одного: забыть этот случай.

И забыл. До того вечера в баре «У Мэки», облюбованном полицейскими. Он был там с сослуживцами. Они удачно завершили крупное дело. Арестовали сорокашестилетнего мужчину, который за два года изнасиловал и убил семь женщин. В течение нескольких месяцев он был их главным подозреваемым и наконец сознался. Празднование было в полном разгаре. Даже Леон — не большой любитель праздновать — не чувствовал себя ни в чем виноватым.

Ее он увидел раньше, чем она его. Кто не заметил бы оранжевых волос и косящего глаза? Она прилепилась к молоденькому патрульному, хихикала и совала язык в его пунцовое ухо.

Знала ли она, что это полицейский бар? Или плевала на это?

Он выждал, пока она не ушла в женскую уборную — единственное помещение в конце темного пустого коридора. Женщин в баре «У Мэки» не привечали. Кроме тех, кто приходил с полицейскими.

Леон последовал за ней в коридор и, когда она пошла было обратно, схватил ее и прижал к испещренной надписями стене, обдавая алкогольными парами.

— Помнишь меня?

— А! Это ты! — весело сказала она без малейшего удивления. — Как делишки, ковбой?

Он пожалел, что нетрезв и мысли у него путаются.

Виски затуманило ему голову, и даже язык у него заплетался.

— Ты мне деньги должна, — пробурчал он.

— А ты не ошибся? — спросила она, заморгав и выискивая путь к спасению.

— Нет, не ошибся, — ответил он негодующе. — Триста долларов с лишним.

— Мистер, вы меня с кем-то путаете. Чтоб я кого-то обворовала? Я деньги законно зарабатываю. Сечешь? — Она нахально ему улыбнулась. — Здесь я тебя сдою за десять монет. Ну, а на квартире у тебя вышло подороже.

Мысли у него были в порядке, но язык еще ворочался.

— Слушай, ты… — начал он медленно.

Она нырнула ему под руку и побежала по коридору.

— Все по-честному, — крикнула она. — Скажешь, нет?

К тому времени, когда он вернулся к своим друзьям, ее и след простыл.

Остальную часть вечера он пытался протрезветь, но, добравшись до дому через два часа, все еще не пришел в себя.

Видимо, он проспал несколько часов, до того как переполненный мочевой пузырь разбудил его. Он чувствовал себя препогано и тут же дал клятву больше не пить. Он кое-как поднялся на ноги, стараясь игнорировать боль в затылке, который словно пронзали тысячи иголок. И тут он увидел ее — свернувшись клубочком, она спала на его диване, точно кошка на любимой подстилке. Джой Кравец. Он только выпучил глаза, онемев от удивления. Потом взревел от бешенства — что вовсе не пошло на пользу его голове.

— Что ты тут делаешь?

Она мгновенно проснулась, протерла глаза, ухмыльнулась.

— Рада, что ты живой остался.

— Что ты делаешь в моей квартире? — завопил он. — Как ты вошла?

Она по-кошачьи лизнула подушечку указательного пальца и потерла под глазами — тушь смешалась с тенями, и она смахивала на грустного клоуна.

— А ты ключ в замке оставил, тоже мне полицейский!

— Чего тебе надо? — спросил он уже спокойным голосом.

Она соскочила с дивана — такая нелепая в белой мини-юбочке из поддельной кожи и сапожках.

— Ты в жизни не поверишь, только меня вдруг совесть заела. Ну, понимаешь, ты меня по-хорошему пустил переночевать, а я забрала твои башли, и вообще. — Она прищурилась на него. — У меня тоже чувства есть, как у всех людей. Ну, я и подумала…

— После того, как у видела меня.

— Ага! Я подумала, что хоть ты и легавый, а ничего. И, может, мне надо извиниться и вернуть тебе лишнее. — Она порылась в рваной сумочке, достала десятидолларовую бумажку и торжественно протянула ему.

Он смотрел на купюру, в висках у него стучало, глаза невыносимо резало.

— Вид у тебя не того, — заметила она. — Может, ляжешь в постельку, а поговорим утром?

— Ну, знаешь! — рявкнул он.

Она словно огорчилась.

— Я думала, ты обрадуешься.

Он состроил брезгливую гримасу и твердым шагом удалился в ванную.

С какой стати эта заезженная малолетняя проститутка вторгается в его жизнь? Чего ей от него надо?

Он выпил несколько стаканов воды из-под крана, а когда вышел, увидел, что она снова свернулась на диване и как будто заснула.

Четверть пятого. У него не хватало ни сил, ни духа вышвырнуть ее вон. Вместо этого он запер дверь на два оборота ключа, а потом забрал ключи, бумажник и пистолет к себе в постель. Подумал, не запереть ли дверь спальни. Но не запер.

Устало разделся и голый залез под одеяло. В глубине души он знал, что она придет к нему. Она была ребенок, проститутка, ничто. Но он знал, что она придет, — и хуже того: он хотел, чтобы она пришла.

В «У Мэки» было полно народу. Он не заглядывал сюда больше года. Но все осталось прежним.

Он заказал виски и остался у стойки один. Милли будет беспокоиться, что с ним. Ничего, пусть один раз побеспокоится.