— Так я и поверил, Фрэнсис. Вы все видите!

Она фыркнула, точно взбесившаяся лошадь.

— Совершенно верно, миленький Бадди. Однако актеров на этот фильм подбирает сценаристка. — Ее голос исполнился презрения. — Видимо, она разбирается в этом лучше нас, профессионалов. Я работаю всего каких-то тридцать лет. Где уж мне!

— А кто сценаристка?

— Монтана Грей, жена режиссера. С тебя достаточно? А теперь освободи линию, Бадди, и больше никогда не смей называться чужим именем, понял?

— Мне позарез нужна работа, Фрэнсис.

Она вздохнула.

— Она тебе все время нужна позарез, только там, куда я тебя посылаю, у тебя никогда ничего не выходит.

— У вас есть для меня что-то? Следующий раз будет в самое яблочко. Я знаю! — Он почувствовал, что она задумалась, и весь превратился в желание, чтобы у нее нашлось, куда его послать.

— Статистом хочешь? — сказала она наконец.

В нем поднялся гнев. Статистом! Уж лучше он вообще уедет отсюда, но до такого не унизится!

— Нет, — ответил он холодно.

— Жаль. В таком случае пока я ничем тебе помочь не могу.

Как он ненавидит телефон! Сначала Рэнди, потом Фрэнсис.

Всегда какая-нибудь пакость.

Вот Ангель отпирает дверь, а что он ей скажет?

Она выглядела даже красивей обычного, сияя какой-то особой невинностью.

— Прости, что я ушла и не приготовила тебе завтрак, — сказала она кротко, подходя к нему и обвивая руками его талию. — Мне надо было к врачу.

Мысли вихрем неслись у него в голове. Монтана Грей. Жена Нийла Грея, режиссера. Актеров для фильма подбирают сами.

«Оливер Истерн продакшн», сказала Шелли. Он нежно отстранил Ангель.

— Позвони в справочную, детка. Мне нужен номер «Истерн продакшн».

Она посмотрела на него с грустной обидой.

— Я сказала, что должна была пойти к врачу. Разве тебе не интересно почему?

— Ну да, конечно. Очень. — Потом, спохватившись, он добавил:

— А отчего ты раньше мне ничего не сказала?

— Я… я не знала, будешь ли ты рад. — Она смотрела на него счастливым взглядом, омраченным неуверенностью. — Но теперь, когда подтвердилось…

Ужас того, что она собиралась сказать, обрушился на него ледяной тяжестью.

— Черт! Детка, ты же не… — Он не сумел договорить.

Она кивнула и прошептала недоговоренное слово:

— Беременна.

— Нет!

— Да! Правда, замечательно, Бадди? Так замечательно!

Он не знал, что сказать. У него перехватило дыхание. Он хотел оттолкнуть ее, но сумел справиться с собой.

— Э-эй! А я еще не плавал! Я быстро. — И он выскочил за дверь, точно вор.

— Бадди, — позвала она, но он не остановился.

Ангель закрыла глаза и крепко зажмурилась. Только бы не заплакать. Да уж! Совсем не так, как в кино… Но хватит жалеть себя.

Если Бадди не обрадовался, что у них будет маленький, что поделать? А она просто в восторге. И он тоже будет рад. Конечно же!

Он ведь любит ее, правда? А теперь они станут настоящей семьей.

Капитан Лакост сказал:

— Хочешь, так бери. — Он кивнул на толстую папку у себя на столе. — Но ты знаешь, мы сделали все, что могли. Его описание, фото, отпечатки пальцев разосланы по всей стране. Следующий ход за ним.

— Я знаю, — сказал Леон. — Просто у меня ощущение, что мы все-таки что-то упустили, и я хочу еще раз покопаться в материалах. Основательно. — Он взял папку со стола. Ничего для него нового в ней найтись не могло. Он вышел из кабинета начальника, а потом на улицу к своей машине.

Леон расстроился из-за потери дождевика. Настоящий английский макинтош, который приятель специально купил в Лондоне, чтобы подарить ему в день рождения! Мысль о том, что в макинтоше расхаживает Джой, уличная шлюха, жгла его, как огнем.

Он подумал даже, не сесть лив машину и не отправиться ли поискать ее, но после долгого горячего душа ему расхотелось снова выходить под ливень. А потому он облачился в пижаму, налил себе полную рюмку коньяку и устроился перед телевизором посмотреть старый вестерн. Видимо, он заснул прямо перед экраном, потому что даже подскочил, разбуженный громким стуком в дверь.

С трудом разлепив глаза, он побрел в прихожую, взглянув по дороге на часы. Кому он вдруг понадобился в два ночи?

Он распахнул дверь и увидел душещипательное зрелище. Перед ним мокрая насквозь стояла Джой Кравец. Рубашка облепляла тело и выглядела почти прозрачной. Широкие брюки облепляли ноги.

Оранжевые вихры облепляли голову, с кончика курносого, чуть свернутого набок носа капала вода.

— Я ваш дождевик принесла, — сказала она жалобно, подавая ему макинтош.

Он обрадовался макинтошу, но совсем не обрадовался ей.

— Откуда ты узнала, где я живу?

Она выудила из кармана макинтоша смятый конверт.

— Счет за электричество… — начала она и расчихалась.

— Входи, что ли, — пробурчал он недовольно.

— Кх, спасибочки. — Она чихнула. — Думала, ты так и не сообразишь! — И тут же ее лицо расползлось в веселой у смешке. — Такая хорошая пижама. Просто сексуальная. Особенно окошечко симпатичное.

Только теперь он со жгучим стыдом заметил, что ширинка не застегнута.

— Погоди, — сказал он сухо, быстро ушел в ванную и накинул халат. Когда он вышел, она стояла перед телевизором и вода ручейками текла на его ковер.

— Вот что, — сказал он сквозь зубы, — я подберу тебе что-нибудь переодеться, а когда твоя одежда подсохнет, вызову тебе такси.

— Да некуда мне ехать! — прохныкала она.

— То есть как — некуда?

— А вот так, — упрямо сказали она.

— Значит, в отдел несовершеннолетних?

Она сразу переменилась.

— Хреновина! — огрызнулась она. — У тебя во рту проигрыватель, что ли? Отдел! Отдел! Других слов у тебя нет!

— Джой, — терпеливо сказал он. — Перестань меня доводить.

Без твоей ругани я обойдусь. Есть у тебя где переночевать или нет?

— Угу, — ответила она угрюмо. — Завтра подружка приедет.

Я у нее поживу, пока не скоплю на дорогу в Аризону. — Она снова расчихалась.

— Пойди-ка в ванную и переоденься, пока не схватила пневмонию.

Она послушно кивнула. Он показал ей ванную, раздумывая, что делать с ней дальше.

— Можно я душ приму? — крикнула она из-за двери.

— Если хочешь, — ответил он сердито. — Выбрось-ка мне свою одежду. Попробую подсушить.

Он пошел на кухню, включил электрический чайник, вернулся, подобрал с пола ее вещи и развесил их, на отопительной батарее, а потом извлек из шкафа широкий свитер и пару старых брюк, которые положил под дверью, чтобы она могла сразу их надеть.

Каким образом он, Леон Розмонт, допустил, чтобы в его ванной мылась шестнадцатилетняя проститутка? Черт! Быть ему всеобщим посмешищем, если кто-нибудь в участке прознает про это!

Она вышла сухая, чистая, нелепо тонущая в его одежде. Вода закипела, он налил кипятку в чашку, бросил в нее чай, два кубика сахара, протянул ей.

Она примостилась у кухонного стола и начала с удовольствием пить.

— Так что же мне с тобой делать? — спросил он.

— А вы позвольте мне лечь тут на диване. Как рассветет, я уйду, — ответила она сразу же.

— Нельзя.

— Почему?

Он взвесил положение. Единственное, что он мог бы сделать, это отвезти ее в участок. Значит, надо будет заставить ее одеться и пойти с ним. А дождь льет, и бедную девочку запрут до утра в камере, и одно только заполнение документов…

Внезапно он принял решение. К черту! Пусть переночует у него на диване, и утром он отвезет ее к подруге, чтобы убедиться, что хоть на этот раз она не соврала. Где-то в глубине его сознания предостерегающий голос сказал: «Плохо придумано!», но он только отмахнулся, принес запасное одеяло с подушкой и оставил ее устраиваться. Он закрыл дверь спальни, лег в постель, прочел две главы романа Джозефа Уэмбо и заснул.

Гроза разразилась около половины четвертого. Слепящие зигзаги молний, басистые раскаты грома. Леон продолжал спать, ничего не сознавая.