Молчание Ангель расстроило Бадди до такой степени, что он впадал в панику, стоило ему об этом подумать. И еще он запретил себе вспоминать о «Людях улицы», о роли Винни. Он даже перестал звонить Инге по семнадцать раз на дню и ограничивался одним звонком – утром ровно в одиннадцать. И только спрашивал сухо: «Есть новости?»А она изо всех сил пыталась затянуть разговор, потому что после той их встречи безумно в него влюбилась, хотя ровно ничего не произошло – не по ее вине «. Однажды он услышал роковые слова:» Новостей нет, но ты все еще в кандидатах «. И сразу повесил трубку. Ему хотелось одного – бежать.

И он побежал. В буквальном смысле слова. Купил хорошие кроссовки и пробегал Сансет от Доэни до Фэрфакса туда и назад.

Каждое утро. Расходуя избыточную энергию таким образом, он чувствовал себя легче. Голый, если не считать коротких белых шортов, он выглядел как никогда: худощавый, загорелый, все тело – отлично отлаженный механизм.

Но Ангель этого не видела. Она его бросила, точно пакет с мусором.

После двух недель неизвестности Шелли сказала, что Ангель звонила и просила передать ему следующее:

– Она больше не хочет тебя видеть. Сделала аборт, встретила какого-то парня, и ты, Дружок Бадди, вычеркнут из ее жизни навсегда. Она заставила меня поклясться, что я так и скажу тебе: навсегда. Понял?

Он был потрясен. Он никогда не поверил бы, что Ангель может быть такой бессердечной.

– Ты не спросила номер ее телефона? Не узнала хотя бы, где она живет? – буркнул он сердито.

– Я что – справочная служба? – огрызнулась Шелли. – Говорят тебе, она просто хотела покончить со всем. Покончить.

В эту ночь он чуть было не переспал с Шелли. Совсем обалдел, а она, как всегда, лезла на него. Стащила с себя одежду под вопли Донны Саммер и принялась танцевать перед ним. Тело у нее, конечно, что надо. Но и только. Просто еще одно тело.

Она упала перед ним на колени и расстегнула пояс его джинсов, но совсем его не возбудила. Боль от того, что Ангель его бросила и избавилась от его ребенка, перебарывала и травку и снег.

Внутри он был весь пустой. Никто, кроме Ангель, ему не был нужен.

– Псих ты! – бушевала Шелли. – Педик или еще что? – Она не привыкла, чтобы от нее отворачивались.

Он остался у Рэнди, надеясь на великую новость и тоскуя по Ангель.

Шелли обиделась ненадолго.

– Я тебя заполучу, не сегодня, так завтра, – смеялась она. – Надо просто не отступать, верно?

Деньги он у них занимал поровну. Шелли относилась к этому добродушно, но Рэнди, когда он попросил у него еще полсотни, вдруг взбеленился:

– Послушай, я же, мать твоя, не банк. Мне каждый доллар нужен, чтобы не упустить Мэрли. Если она пронюхает, что у меня за душой ни цента, только я ее и видел.

Бадди сочувственно кивнул. Мэрли Сандерсон была для Рэнди доступом ко всяким благам, а старина Рэнд столько лет перебивался по мелочам, что заслужил вкусить красивой жизни.

С неохотой он признал, что должен подыскать себе какую-нибудь работу, пока не узнает о результатах пробы. А приняв это решение, надел единственную чистую рубашку, уговорил Шелли погладить его черные габардиновые брюки и завершил экипировку белой курткой от Армани – спасибо Джейсону Суонклу.

Нарядившись, он отправился к Фрэнсис Кавендиш в надежде, что у нее что-нибудь для него да отыщется.

– Э-эй, Фрэнси! – бодро поздоровался он, входя в ее приемную так, словно они виделись накануне.

Она откинулась на спинку коричневого кожаного кресла и внимательно оглядела его с головы до ног.

– Ну-ну, – произнесла она медленно. – Только поглядите, что нам Санта-Ана надула с улицы. Я думала, ты сдох.

– А? – Он нахмурился.

– Актер, который исчезает, в моей книге значится сдохшим.

– Так вот же я!

Она прищурилась на него поверх очков.

– И выглядишь очень неплохо, рада сказать.

– Я много бегаю.

– Это идет тебе на пользу.

Наступило долгое молчание, которое она как будто не думала прерывать.

Он кашлянул.

– Так что слышно, Фрэнси?

– Бога ради, не называй меня Фрэнси.

За это время очки в стразах сменились квадратными стеклами в тяжелой роговой оправе, что усугубляло впечатление мужеподобности, внушаемое коротко подстриженными седыми волосами и костюмом мужского покроя – слишком жаркого для Калифорнии. Но костюм был ее неотъемлемой и знаменитой принадлежностью. Она отперла боковой ящик стола и вытащила еще одну свою неотъемлемую принадлежность – видавший виды мундштук. Вставила патрончик, раскурила, затянулась и протянула через стол ему.

– Женат по-прежнему? – спросила она отрывисто.

Он глубоко затянулся, и инстинкт подсказал ему верный ответ:

– Не-а!

– Вот и хорошо. Брак тебе не шел. У меня для тебя есть работа. Фильм ужасов. Ты подойдешь в самый раз. Бюджет ограничен.

Две недели. Плата по профсоюзным ставкам. Подходит?

Он кивнул, боясь упомянуть про» Людей улицы «, чтобы не сглазить.

– Когда?

–» Юниверсал «. Со следующего понедельника.

– Звучит неплохо.

– Еще бы! – Она отобрала мундштук и принялась его сосать.

Видимо, больше чем на одну затяжку он рассчитывать не мог. Но и одна затяжка лучше, чем ничего.

– Вечером ты свободен? – внезапно спросила она.

В прошлом он раза два сопровождал Фрэнсис на скучнейшие банкеты после присуждения наград, и однажды был кавалером ее восьмидесятишестилетней матери, которую Фрэнсис вывезла поразвлечься. Вообще-то он больше не собирался служить сопровождающим; с другой стороны, от его согласия, возможно, зависело, получит ли он работу в» Юниверсал «.

– Да, свободен, – ответил он.

– Отлично, – сказала она деловито. – Росс Конти устраивает вечер для Джорджа Ланкастера и Памелы Лондон. Заедешь за мной точно в четверть восьмого. Ты мой адрес помнишь.

Это было утверждение, а не вопрос. Он обрадованно кивнул: пусть и с Фрэнсис, но такой вечер сулил многое.

– И еще, миленький! – добавила она. – Надень что-нибудь приличное. А то сейчас ты смахиваешь на мальчиков, которые толкутся у зала» Поло»в поисках клиента.

Он попытался скрыть раздражение. Ну, да что она понимает?

Если уж на то пошло, так ему она напоминает Родни Данджерфилда в юбке.

Развеселившись от этой мысли, он сказал:

– Значит, в семь пятнадцать. – И ушел.

Оливер Истерн рассеянно опорожнил пепельницу, в которой тлела ее сигарета.

– Оливер! – сказала Монтана резко. – Я ведь еще ее не докурила!

– Что?

– Моя сигарета! – Она с возмущенным недоумением обернулась к Нийлу.

Нийл сосредоточился на рюмке виски, которую сжимал в пальцах.

Оливер начал рыться в мусорной корзинке, чтобы погасить сигарету.

Они сидели втроем в блистающем чистотой кабинете Оливера. Было одиннадцать утра, и они ждали Джорджа Ланкастера. Он опаздывал уже на час.

Оливер и Нийл оба знали его хорошо, но Монтана никогда с ним не встречалась. И испытывала странное волнение – как-никак она выросла под сенью Джорджа Ланкастера. Он всегда был рядом – знакомое-презнакомое лицо на большом экране и в киножурналах. Джордж Ланкастер, Джон Уэйн, Роберт Митчем.

В тринадцать лет она была влюблена во всех троих. Теперь положение изменилось: она написала сценарий, и Джордж готов сыграть звездную роль в фильме. К несчастью, она не считает его таким уж хорошим актером, а роль Мака так важна! Однако Джордж Ланкастер означает большие сборы, а у кого достанет сил поспорить с таким фактом?

К тому же, как твердил Оливер, Джордж в фильме означает, что они могут взять на две другие главные роли кого захотят.

А Бадди Хадсон ей нравится. И понравился Нийлу с Оливером, едва они увидели, как реагируют на него секретарши, которых она пригласила в просмотровую, когда они прокручивали его пробу.

– Он, возможно, не величайший в мире актер, зато воздействует моментально, словно инъекция секса. Он насквозь Винни, – объяснила она.