После поражения у Номонхана в 1939 г. стратеги из японского Генштаба пришли к следующему неутешительному выводу: если в течение года Японии не удастся одержать полную победу в Китае, ей придется пойти на массированную переброску войск с юга Китая на север — укреплять «щит против русских и китайских коммунистов». Однако, после того как весной 1940 г. Гитлер напал на Нидерланды и Францию, планы Токио в очередной раз подверглись коррективам. Стратеги из «Группы контроля» (к примеру, полковник Цудзи Масанобу) выступили за нанесение массированного удара по региону «Южных морей» и захват всей Юго-Восточной Азии, и уже потом за мирные переговоры с Западом «с позиции силы». Идея «переговоров с позиции силы» выглядела для Токио чертовски привлекательно. В последующие полтора года Япония, США, Великобритания, Италия, Германия, Россия и Франция заключали друг с дружкой секретные сделки, альянсы, подписывали договоры, ставя своей целью не предотвращение мировой войны, а стремясь занять «позицию силы». Токио подписал двусторонний договор с Бангкоком, в соответствии с буквой которого послал войска в Сиам. [49]Россия, Великобритания, Китай и США могли ополчиться против Японии в любой момент — Япония пошла на союз с Германией и Италией, подписала соглашение о нейтралитете с Москвой (полагая таким шагом обезопасить себя от самого злейшего врага). К этому времени подобного рода пакт существовал и между СССР и Германией, однако совсем скоро от него не осталось и следа…
В апреле 1941 г. президент Рузвельт подписал секретное исполнительное соглашение [50]с Великобританией и Нидерландами. США обязались участвовать в обороне английских и голландских колоний в Азии в случае нападения Японии. Белый дом пошел на этот шаг втайне от Конгресса. Заручившись поддержкой Америки, Черчилль (стремившийся втянуть ее в войну) не спешил направлять британские подкрепления в Сингапур и Малайю, [51]игнорируя неоднократные обращения командования британских колониальных сил. Он ограничился отправкой, по сути, чисто символического отряда военных кораблей, и Сингапур стал легкой добычей для врага. В Малайе командование британского гарнизона информировало Лондон об активной подготовке японцев к нападению — Лондон хранил молчание.
В июле 1941 г. Токио подписал договор с правительством Виши [52]и получил карт-бланш на оккупацию северного Индокитая. Очевидно, имея войска в Сиаме и в Индокитае, Япония готовилась к полномасштабной войне. Рузвельт на деле, а не на словах ввел «экономический карантин» Японии (грозя им с 1937 г.): были заморожены японские банковские счета в США и торговые отношения с Японией. Великобритания и Нидерланды предприняли (со своей стороны) аналогичные меры, включая эмбарго на поставку нефти в Японию из голландской Вест-Индии. Вашингтон обещал снять нефтяное эмбарго при условии ухода Японии из Индокитая, Китая и расторжения пакта [53]с Германией и Италией. (На уходе из Маньчжурии и Кореи Вашингтон не настаивал, однако Токио ошибочно посчитал уход из вышеупомянутых стран «подразумевающимся условием». Госдепартамент США не удосужился убедить Токио в обратном, допустив тем самым непростительную глупость со своей стороны.)
Премьер-министр Японии князь Коноэ, не оставляя надежды на мирное решение «проблемы», предложил Рузвельту обсудить возникшие разногласия с глазу на глаз за столом переговоров — «где-нибудь посредине Тихого океана». Рузвельт выразил заинтересованность, однако госсекретарь Хэлл стал «третьим лишним», заявив о «подозрительности» инициативы Коноэ. Коноэ, сдав последний козырь, ушел в отставку в середине октября 1941 г. Приверженцы переговоров с США в знак солидарности покинули правительство вместе с ним. Вопрос о новом премьере решался очень непросто. Коноэ предлагал в качестве своего преемника князя Хигасикуни, однако Хирохито в неофициальном порядке дал понять, что Хигасикуни «продемонстрировал шаткость рассуждений с начала и до конца [беседы]». Вдобавок ситуация развивалась в опасном для императорской семьи ключе: «Если родственник императора будет принимать решения касательно войны и мира, то в будущем подобное действо может навлечь „народный гнев“ на всю императорскую семью». Поэтому Хирохито назначил на пост главы правительства военного министра Тодзё (экс-руководителя тайной полиции в Маньчжурии). Хигасикуни назначили руководить обороной островной Японии.
Незадолго до атаки на Перл-Харбор принц Титибу, как принято считать, ушел из Генштаба по причине болезни. В 1940 г., в возрасте тридцати шести лет, у него нашли туберкулез. В те времена заболеваемость туберкулезом (чахоткой) в мире оставалась очень высокой, будучи распространенной так же, как, к примеру, микоз. [54]Многие офицеры японской армии болели туберкулезом, но продолжали служить в боевых частях. Согласно опубликованным воспоминаниям супруги Титибу, ее муж после увольнения из армии переехал поближе к природе, где на вилле у подножия Фудзиямы в сельской тиши и в одиночестве коротал последующие три с половиной года… Под предлогом опасности заражения Титибу не посещал Хирохито до конца 1945 г.
Пока Титибу (предположительно) выздоравливал на лоне природы, принц Такамацу играл роль «адвоката дьявола». Такамацу уже давно решил для себя, что его венценосный брат предается самообману, и пытался по мере сил открыть ему глаза на реальное положение дел в стране и в мире. Генерал Хондзё записал в дневнике: «Такамацу, по-видимому, не так близок к императору, как принц Титибу в свое время… Вплоть до начала войны на Тихом океане, [Такамацу] разделял опасения, превалировавшие среди морских офицеров среднего звена относительно готовящегося нападения на Перл-Харбор. Очевидно, он информировал императора о подобных умонастроениях при разговоре с ним 30 ноября 1941 г.».
Что бы там ни утверждала послевоенная пропаганда, о готовящемся нападении на Перл-Харбор знали многие. Почти за год, в январе 1941 г., посол Грю сообщал в Вашингтон о тревожных слухах в Токио: «По имеющейся информации из Токио, Япония планирует нанести массированный внезапный удар по Перл-Харбору в случае дальнейшего ухудшения отношений с Соединенными Штатами». Более того, Грю телеграфировал и о готовящемся нападении на Сингапур. Если об этом знал Грю, значит, знали и многие другие. Тем временем американским спецслужбам удалось взломать секретный код японского МИДа (при помощи декодирующего устройства «Мэджик»). Следовательно, Вашингтон еще до Перл-Харбора имел достоверную информацию о содержании шифр-переписки Токио со своими посольствами за рубежом. Несколько «Мэджик» работало в Лондоне, Сингапуре и Филиппинах. В Гонолулу — базе сухопутных сил и ВМС США на Тихом океане — не было ни одной! В ноябре 1941 г. на базах США на Филиппинах и Панаме был принят приказ о повышении боевой готовности в связи с возможным японским нападением. На Гавайях не проинформировали ни генерала Уолтера Шорта, ни адмирала Хасбэнда Киммела.
В Вашингтоне некоторые японские дипломаты в последнюю минуту отчаянно пытались остановить угрозу «уже неизбежного». Среди них особенно выделялся Тэрасаки Хидэнари — первый секретарь посольства Японии в США, офицер японской внешней разведки. Джо Грю считал «Тэрри» (Тэрасаки) здравомыслящим человеком. Тэрри окончил университет Брауна, свободно говорил по-английски; супруга — американка Гвен Хэрольд из штата Теннесси, дочь — девятилетняя Марико — хоть и выглядела японкой, по натуре являлась настоящей американкой! У Тэрри имелись обширные связи; его старший брат Таро — директор Американского бюро японского МИДа, часто встречался с Грю (вплоть до своей добровольной отставки в середине 1941 г. после ухода Коноэ с поста премьера).
Тэрри — классический пацифист, всеми силами стремившийся предотвратить войну, которая станет для Японии катастрофой. Его личная миссия оказалась безнадежной, и не только потому, что Токио уже нельзя было ни остановить, ни убедить пойти на взаимные уступки в отношениях с США — во многом «благодаря» «принципиальному противодействию» госсекретаря Хэлла. Ведь, как мы помним, тайно от Конгресса Рузвельт уже дал согласие на вступление Америки в войну на стороне Великобритании и Нидерландов, пусть и в Азиатском регионе. А пока Рузвельт (на публике) играл роль миротворца, Хэлл в кабинетной тиши не шел «ни на какие компромиссы».
