Правящая элита снова обратила взоры на Тома Ламонта и «Морган бэнк». Ламонт прибыл в Японию во время банковского кризиса 1927 г., стремясь выяснить, как помочь своим друзьям. Ламонту организовали аудиенцию у императора Хирохито, наградили орденом Восходящего Солнца. Вернувшись в Нью-Йорк, Ламонт засучил рукава. В 1931 г. «Морган бэнк» предоставил японскому правительству кредитов на общую сумму 263 миллиона американских долларов (кредиты, полученные Японией после землетрясения в Канто, реструктурировали в 1930 г.). В июне 1931 г. Морганы ссудили деньгами японское коммерческое предприятие на Тайване. Был также реструктурирован двадцатипятимиллионный кредит, выданный «Йокогама спиши бэнк» [32]на стабилизацию японской национальной валюты.

Японские ура-патриоты завопили о заговоре «западных расистов» против Японии, якобы спровоцировавших биржевой крах на Уолл-стрит в корыстных целях. Японская элита, вместо того чтобы всерьез взяться за реформирование национальной банковской системы и финансовых институтов, наведение порядка в стране, занялась арестами и казнями «оппозиционеров», склоками в собственных рядах.

Ультра-националисты и их союзники из армейской среды громогласно требовали наказать виновных министров — «пустых политиканов» — и провести в стране национализацию, сосредоточив всю полноту власти в одной «железной руке». Одновременно следовало построить мощную империю, руководствуясь правом сильного, как Запад в прошлом веке.

Левые, уж какие сохранились, твердили о необходимости социальной революции, спасении крестьян и рабочих от гнета беспросветной нищеты, свержении императора и «проклятой» элиты, плетущей бесконечные козни вокруг трона.

Центристов — членов просвещенной элиты, обладающих богатством по праву рождения, — устраивало настоящее положение вещей. Существующий расклад приносит им немалый доход, зачем что-то менять? В этой среде самопожертвование никогда не представляло особой ценности. Экономический кризис, конечно, есть, и тем не менее его удастся успешно преодолеть. Помогут Великобритания и США! Кроме того, следует активнее инвестировать национальные ресурсы в развитие севера — Хоккайдо, и в материковые колонии — Корею и Южную Маньчжурию. Военные и реакционеры — ужасны, леваки — ужасны вдвойне, хоть и не столь многочисленны. Вдовствующая императрица Садако, принц и принцесса Титибу относили себя к центристам.

Таким образом, перечисленные три основных игрока на внутриполитическом поле Японии являлись, пускай и каждый сам по себе, «истинными» реформаторами страны! Общая главная цель — избавиться от личных противников… Пока игроки боролись, кризис только крепчал.

В стране, где реальная демократия рассматривалась как некое болезненное отклонение от нормы, убийства и террор вошли в разряд национальных видов спорта в 30-х гг. XX века.

Принц Такамацу, третий сын императора, начал активнее заявлять о себе сразу после свадьбы своего брата Титибу. В 1925 г. он окончил военно-морскую академию в чине второго лейтенанта [33]и следующие три года посвятил углубленному изучению военных наук. Весной 1930 г. ему наконец объявили высочайшее разрешение выехать в заграничную поездку (сроком не более четырнадцати месяцев, по европейским странам, а также США и Канаде), но при одном условии — он должен жениться. Заграничное турне, таким образом, следовало понимать как свадебное путешествие, вознаграждение за согласие связать себя узами Гименея. Мы можем лишь гадать, как Такамацу воспринял подобное условие. В недавно опубликованных выдержках из дневников Такамацу имеется тем не менее недвусмысленный намек на его нетрадиционную сексуальную ориентацию. «Противоположный пол абсолютно не влечет меня. Неужели я гомосексуалист? Если да, то мне не найти партнера, гомосексуальность — табу». Если бы Такамацу не приходился братом Хирохито, его положение было бы не таким безнадежным… Как отмечает японист Ян Бурума, в Японии гомосексуализм никогда не считался болезненным отклонением от нормы и не преследовался по закону, если гомосексуалист официально состоял в традиционном браке. «Многие века гомосексуальность не только не осуждалась, но представлялась более-менее рафинированной формой любви… таковой являлась воинская традиция: солдаты-геи — хорошие солдаты, или по крайней мере так считалось».

В 1920-х гг. Виндзоры (с которых японская императорская династия так любила брать пример) безуспешно пытались хранить «секрет полишинеля» — гомосексуальную ориентацию Георга, герцога Кентского, младшего сына королевы Марии и короля Георга V. Герцог имел привлекательную внешность, слыл щеголем. Как и Такамацу (имевшего, к слову, самую яркую внешность среди своих братьев), Георг носил погоны военно-морского офицера. Главным отличием Георга от Такамацу следует признать его большую удаленность от линии престолонаследия, так что Георг мог позволить себе жить так, как считал нужным. Он не скрывал любовную связь с драматургом Ноэлем Ковардом, их часто видели вместе в ночных гей-клубах, при полном макияже. Король Георг заметил однажды: «Подобным типам следовало бы пускать себе пулю в лоб».

У нас нет документальных свидетельств о переживаниях вдовствующей императрицы Садако по поводу своего третьего сына. Судя по всему, она предпочла занять активную позицию. Мать выбрала в невесты Такамацу девицу потрясающей красоты, можно сказать, самую красивую японскую княжну своего времени. Девятнадцатилетняя княжна Кикуко, будучи на шесть лет моложе Такамацу, как и жених, прекрасно разбиралась в модах, одеваясь всегда исключительно изящно. На фотографии, сделанной вскоре после церемонии их бракосочетания в феврале 1930 г., Кикуко одета в кокетливое облегающее не отрезное платье без рукавов с заниженной талией в стиле «эмансипе», руки — в длинных белых перчатках, прическа — короткая, султан из страусовых перьев… Борьба за Кикуко, как водится, потребовала усилий: семейство Кикуко будто бы страдало наследственными психическими отклонениями… Действительно, Кикуко буквально «славилась» своим нравом. Мать Кикуко происходила из семейства Арисугава (входящего в одно из четырех регентствующих семейств). Родословная отца восходила к сёгунам клана Токугава. Некий легковерный западный журналист, уже после свадьбы Такамацу, утверждал в своей статье, будто молодые «женились по любви». И дальше — молодые знали друг друга с детства, и «уже тогда стало ясно: в один прекрасный день они станут мужем и женой»!

Через два месяца после бракосочетания молодые отбыли в кругосветное путешествие. Такамацу, как японскому принцу и теперь уже капитану императорского флота, оказывались полагающиеся знаки внимания в портах захода. В июне высокая чета прибыла в Англию. По пути в Букингемский дворец ее радостно приветствовал народ. Такамацу держался скованно, зато Кикуко чувствовала себя в своей стихии! Вечером, на банкете от имени английского короля, «все внимание сосредоточилось» на одетой в европейское платье из серебристой парчи японской принцессе. От имени императора принц Такамацу наградил короля Георга орденом Восходящего Солнца. Совсем незадолго до этого торжественного момента в Лондоне заключили англо-японский договор, оговаривающий ряд пороговых значений в строительстве военных флотов.

Лондонский договор был «мягче» по отношению к Японии, чем Вашингтонский, [34]однако в самой Японии так не считали. Такамацу принимал сторону тех, кто придерживался умеренной позиции и выступал против эксцессов военно-морского строительства. Он выразил надежду, что новый договор положит конец гонке вооружений между Японией и Западом, послужит «на пользу всего мира», так как Такамацу последовательно выступал против усиления роли военщины в Японии.

После Лондона чета провела шесть недель в Париже, затем «инкогнито» вернулась в Британию — полюбоваться осенними красками, и повторила часть маршрута Хирохито по Шотландии. Зиму молодые провели в Лиссабоне, Севилье, Риме, Афинах и Анкаре. Далее — путешествие на борту «Аквитании» в Нью-Йорк. На борту судна, бросившего якорь в Гудзонском порту, Такамацу дал свое первое интервью американской прессе. «Нью-Йорк таймс» писала: «Принц говорит по-английски, но не слишком хорош в нем и потому прибегает к услугам своих переводчиков. У принца нет для Америки заявлений официального характера… [однако]: „Я ожидаю увидеть своими глазами то, что сделало Америку великой нацией, и лично встретиться со многими ее выдающимися представителями… Я много читал об Америке“». Чета, по заверению газеты, любит кататься на лыжах, принцесса играет на пианино и поет, умеет танцевать, но на публике не танцует. Такамацу описывался как «стройный, улыбчивый молодой человек», Кикуко — как «изящная и очаровательная красавица». Свиту Такамацу беспокоило количество вопросов о личной жизни молодых.