В условиях ежедневной рутины (если так можно выразиться), то есть в сугубо частном и утилитарном порядке, японцы очень заботятся о том, как они выглядят в глазах окружающих. В международных отношениях — другое, тут у них опыта явно маловато. Репутация Японии на международной арене в 1920-х гг. серьезно пострадала, причем главным образом именно из-за неумелых действий японской стороны. Задиристый тон во внешней политике неуместен. Пропагандистская кампания, развернутая в японской прессе против Китая, якобы стремящегося под японский протекторат и молящего о «спасении от участи быть под Россией», глубоко возмутила международную общественность. Особую озабоченность выразил Вашингтон, прокитайское лобби в США воспользовалось этим моментом для развертывания нового крестового похода против Японии: дело Китая — правое, Япония — воплощенное зло! (О договоре США и Японии, подписанном после оккупации Японией Кореи, никто и не вспоминал. А ведь тогда Япония закрыла глаза на американскую аннексию Филиппин.)
В 1920-х гг. в Японии наблюдался бурный рост промышленного производства — очередная иллюзия! В действительности национальное богатство прибрал к рукам избранный круг лиц. Правительство, коррумпированное сверху донизу и находящееся под эксклюзивным контролем этого круга, осуществляло функцию прикрытия истинных хозяев. Японская сельская глубинка бедствовала, сельчане бежали в большие города в поисках хоть какого-то заработка, вливаясь в многочисленную армию местной бедноты. Во времена Мэйдзи население Японии составляло 30 миллионов человек. К концу первого десятилетия правления Хирохито японцев насчитывалось уже 65 миллионов. Работодатели манипулировали наемной рабсилой как заправские феодалы, упирая на «традиционные культурные ценности»: коммерческая компания — единая сплоченная семья, во главе которой стоит босс-благодетель, «заботящийся» о каждом, если этот каждый будет всецело предан ему лично. Ну а если работяги предпочитают тянуть лямку в условиях крайнего убожества и нищеты, то это их личные проблемы… На острове близ Нагасаки «Мицубиси» располагала мощными угольными шахтами. Рабсила — заключенные, изгои общества, разорившиеся крестьяне и законтрактированные рабочие из Кореи и Маньчжурии — находилась здесь фактически в рабском положении. На острове имелось большое кладбище. На территории Японии тысячи и тысячи девочек (возраст — от одиннадцати лет) вынуждены были торговать собой. «Антиправительственные» выступления, забастовки, любая форма протеста жестоко подавлялись полицией. Актуальные идеи социальной справедливости и борьбы за гражданские права трудящихся тем не менее выкорчевать с корнем ей все же никак не удавалось. В японских университетах пользовались определенной популярностью кружки промарксистского толка, куда вступало немало молодых людей из обеспеченных семей. Став взрослее, они, как правило, охладевали к своей влюбленности в учение о социальном равенстве представителей рода человеческого. Коммунистическая партия Японии, основанная в 1922 г., через каких-то десять лет, по сути, подпольной деятельности захирела и сникла, утратив жизнеспособность из-за бесконечных внутрипартийных склок и пустячных перебранок.
В 1925 г. Токио решился на экстравагантный демократический жест, даровав всеобщее избирательное право подданным мужеского пола. Зачастую японское правительство одной рукой дает — другой отбирает: в том же 1925 г. приняли так называемый «Закон о сохранении мира», предусматривающий смертную казнь за любые антимонархические и антигосударственные идеи или действия. Император — недосягаем, государственные сановники — иже с ним, ведь они исполняют его волю! «Закон о сохранении мира» фактически заказал дорогу в парламент членам левых партий, ибо, решись таковые пойти на выборы с открытым забралом, они тут же получили бы альтернативное место на тюремных нарах за «антиправительственную» агитацию.
Через три года, в 1928 г., вышеупомянутый закон доработали в сторону ужесточения. Агитация за отмену права частной собственности, любая критика государственной политики карались смертью либо пожизненным заключением. «Разносчикам опасных идей» не имели права апеллировать к суду присяжных. Министр образования Хатояма не допускал и мысли о рассмотрении подобных дел судом присяжных, являясь стопроцентным поборником драконовских мер: требовал избавиться от «бунтовщиков» — школьных преподавателей, осмелившихся «будоражить» учеников; добивался отставки профессора юридического факультета Киотского университета — тот вздумал рассуждать о «неравноправии» социального и правового статуса женщины в японском обществе и выступать поборником толстовских идей об ответственности общества за преступления, совершаемые отдельными индивидуумами. Хатояма понимал гражданские права и свободы как «свободу делать то, что должно, и не делать того, что не должно». Позже Хатояма вынужден будет подать в отставку с поста министра образования. Против него самого заведут дело о «даче и получении взяток, торговле почетными учеными степенями, уклонении от уплаты налогов и фальсификации сведений о доходах по акциям акционерных обществ». (Хатояма не уйдет с политической сцены, посыпав голову пеплом. В 1954 г., после вывода с территории Японии американских оккупационных сил, он займет пост премьер-министра.)
Прежде чем Хатояме придется пережить неприятный эпизод в своей биографии, он и его коллеги по кабинету министров в поте лица трудятся над новой доктриной обожествления императора. В ноябре 1928 г. Хирохито официально вступил на престол. Церемонию интронизации Хирохито провели в императорском дворце в Киото. Четырьмя днями позже императора объявили прямым наследником богини солнца Аматэрасу. Синтоистская церемония, в полном соответствии с весьма расплывчатой мифологией, призвана была еще раз напомнить японцам: Хирохито — воплощение верховного божества, а тени за троном (Хатояма, к примеру) — его верховные жрецы.
Церемония церемонией, но кризис в стране усугублялся. Проблемы, если даже перебить всех, кто говорит о них вслух, тем не менее сами собой не рассосутся. Японская элита, в свою очередь, запричитала: общество обуржуазилось донельзя, коммерсанты отбились от рук, молодежь вульгарна… Танцклубы устраивают рекламные чайные церемонии, кишат гейшами; в ночных клубах Гиндзы девицы с короткой стрижкой фланируют в коротких юбчонках, на театральных подмостках резвится кордебалет… Реальный кризис в стране, однако, был гораздо глубже.
За два года до биржевого краха на Уолл-стрит (в 1929 г.) в Японии разразился тяжелейший банковский кризис (в конце 1990-х гг. страна также пережила нечто подобное). Колоссальные денежные средства, ссужаемые крупнейшими японскими банками национальным заемщикам, зачастую реально не меняли хозяев, так как везде во главе стояли одни и те же люди, их родственники, «проверенные» друзья. Банкиры с легким сердцем расставались с деньгами, выдавая их под ничем не обеспеченные обязательства. Стоит ли волноваться, если сделки согласованы иначе? Аудит — формальность! Шальные деньги, сверхприбыли! Все предпосылки к рекордным показателям экономического роста! А когда пришло время платить по долгам — нет денег (или, прибегая к специальной экономической терминологии — кризис ликвидности)… В 1927 г. японское правительство выделило два миллиарда иен «экстренной помощи», пытаясь спасти страну от краха национальной банковской системы (то есть не подвести «своих людей» из элиты, пусть и создавших определенные экономические проблемы в стране). Из 1422 коммерческих банков, оперирующих тогда в стране, кризис 1927 г. не удалось пережить более 800.
Биржевой крах на Уолл-стрит в 1929 г. разорил около половины японских мелких и средних коммерческих предприятий. В период с 1929 по 1931 г. японский экспорт сократился на 43 процента, закупочные цены на внутреннюю сельхозпродукцию реально упали на 50 процентов.
Японское сельское хозяйство переживало далеко не лучшие времена. Большинство крестьянских хозяйств лишь арендовало землю у крупных землевладельцев, и, как следствие, львиная доля собранного ими урожая уходила на оплату аренды и налоги. Аграрная реформа в стране давно назрела, но на практике все оставалось по-старому. Фермеры пытались свести концы с концами, увеличивая производство менее затратного шелкопряда. Рисоводы до половины своего дохода получали как раз за счет шелководства. Японский шелк экспортировался главным образом на американский внутренний рынок, поэтому кризис 1929 г. стал для японских производителей шелка настоящей трагедией. Землевладельцы сгоняли с земель разорившихся крестьян, налоговые инспекторы угрожали арестом… 1930 г. вошел в историю Японии как один из самых голодных в XX веке. Крестьяне вымирали целыми деревнями. В городах — безработица, длиннющие очереди за продовольственной пайкой. Отчаявшиеся семьи продавали детей в бордели. В шести префектурах на северо-востоке Японии 60 тысяч девушек продали в сексуальное рабство лишь за один 1934 г. — и это официальные данные из архивов японского МВД. В масштабах Японии в 1930-е гг. — 200 тысяч ежегодно (в школы гейш, считавшиеся не худшим уделом, в бордели и рестораны).
