В апреле 1917 г. Соединенные Штаты вступили в войну. Американские дипломаты и административно-технический персонал посольства спешно покинули Германию. Вернувшись в Америку, Грю пытался «выправить» свой прогерманский имидж участием в разъездной пропагандистской кампании, публично обратившись к 24 тысячам человек за одиннадцать дней! Теперь он вовсю костил немцев, этих «беспутных варваров» и «международных преступников».
Конец Первой мировой войны застал Грю в Версале — здесь он работал в команде Герберта Гувера, состоящей из американских консерваторов-миллионеров. Гувер и Грю налаживали отношения с влиятельными членами японской делегации, включая князя Сайондзи и графа Макино — высокопоставленных советников японского императора. В 1920-е гг. Грю служил в посольстве в Лондоне, устанавливал деловые контакты с послом Японии в Великобритании Мацудайрой, чья супруга Набуко приходилась подругой детства Элис Грю.
По возвращении на родину Джо принял участие в подготовке к выборам президента США от республиканцев (1928 г.), отвечая за контакты партии с финансовыми кругами Бостона, Филадельфии и Нью-Йорка. Президент-республиканец Гувер переехал в Белый дом, но буквально на следующий год в октябре произошел известный крах Нью-Йоркской фондовой биржи. Демократы вешали всех собак на Гувера, но тому с грехом пополам удалось продержаться до конца своего первого и последнего президентского срока. В 1932 г. к власти пришел Франклин Рузвельт. Несмотря на незадавшееся президентство патрона, в «обойме» остались многие люди Гувера, включая генерала Дугласа Макартура (сохранившего пост начальника штаба сухопутных сил США) и Грю (уехавшего послом в Японию).
Во времена Великой депрессии японский рынок сохранил для американских экспортеров статус важнейшего в Азиатском регионе. Сохранение и усиление позиций американского бизнеса в Азиатско-Тихоокеанском регионе — наипервейшая задача Грю на новом для себя посту в Токио. Гувер, Морган, Ламонт и другие республиканцы ратовали за доктрину так называемого «перехода к стабилизации мировой экономики через усиление роли крупного международного частного капитала» — в его независимой от пограничных барьеров транснациональной ипостаси. В Азии и Тихоокеанском регионе США следовало активнее использовать экономические рычаги влияния; руководствоваться политикой кнута и пряника для достижения должной степени сотрудничества с США, мира и процветания. Сторонники рузвельтовского «нового курса» — не кто иные, как будущие большевики! Как раз в последнем американские республиканцы и многие представители японской элиты разительно сходились во взглядах. Либерал — значит, большевик!
Грю через родство имел выход на банкирский дом Морганов. Бабушка Джо по материнской линии принадлежала к общине квакеров, хотя сам он воспитывался в лоне епископальной англиканской церкви. Джейн Нортон Грю (двоюродная сестра Грю) вышла замуж за Джека Моргана. В глазах японцев Джо, таким образом, предстал как ставленник влиятельной американской «дзайбацу Морган». В Токио, как и в Бостоне, кровные «межсемейные» узы подразумевали очень многое. Благодаря семейным связям Джо и Элис с особенным радушием принимались «сливками» японской аристократии и бизнеса.
Чета Грю прибыла в Японию в неспокойные времена. В 1930 г. группа военных офицеров, фаталистически назвавшая себя «Общество цветущей вишни» (цветы так недолговечны!), замыслила свергнуть гражданское правительство. Офицеры намеревались положить конец чехарде сменяющих друг дружку политиканствующих правительств, поставив во главе военного режима генерала Угаки. Заговор провалился — Угаки неожиданно отказался иметь с организаторами дело. На токийском железнодорожном вокзале в ноябре 1930 г. молодой заговорщик застрелил премьер-министра Хамагути.
Это убийство стало очередным звеном в длинной цепи политических убийств тех лет. Японские военные и их сподвижники не жалели патронов. Страна должна расширить свою территорию за счет материковой Азии! Молодые армейские идеалисты свято верили: их император находится в плену у «порочных» советников. А началось все в 1928 г. с убийства китайского военачальника Чжана Цзолиня — его подорвали в вагоне поезда японские военные. Видимо, Хирохито ничего не знал о готовящемся покушении на Цзолиня (когда ему доложили о свершившемся и предположили, что за убийством стоят японские военные, рвущиеся в бой за Маньчжурию, Хирохито не гневался). Роль Хирохито оставалась неясной несколько десятилетий — однако он лично санкционировал мероприятия по сокрытию обстоятельств убийства Цзолиня. Один из японских исследователей утверждает: император таким образом оставил без возмездия террористический акт, оправдал действия военных и спровоцировал их на повторение подобных «операций». Так что сцену уже подготовили для новых убийств, взрывов и заговоров — армия последовательно расширяла контроль над материковой Азией. Токио особо не путался под ногами…
Убийством китайского военачальника в Маньчжурии хотели спровоцировать маньчжуров на прямой военный конфликт с японцами. Тогда Япония «обязана» была бы ответить и захватить Маньчжурию силой. На деле потребовалось еще три года провокаций для осуществления плана. В 1931 г. подполковник Исихара Кандзи спланировал и воплотил так называемый «маньчжурский инцидент» — вину возложили на китайскую армию. В результате Япония оккупировала 440 тысяч квадратных миль маньчжурской земли. Истинная роль Хирохито снова оказалась непонятной, и только в 1990 г., после публикации дневниковых записей главного советника Хирохито, кое-что прояснилось. Вот запись от 22 сентября 1931 г. (то есть за три дня до маньчжурского инцидента): «В 4.20 пополудни начальник штаба Каная имел аудиенцию у императора, на которой просил императора дать добро на отправку общевойсковой бригады [в Маньчжурию с места дислокации в Корее]. В разговоре со мной император заметил: на этот раз ничего не поделаешь, но [армия] в дальнейшем должна быть более осторожной в своих действиях». И ниже: «Когда я поинтересовался мнением Его Величества относительно наказания начальника штаба и командующего Квантунской армией [в Маньчжурии], выяснилось: по всей вероятности, в конечном счете первый отделается полученным на следующий день предупреждением, а командующего [Квантунской армией] ждет незначительное взыскание».
На Западе действия японских военных в Маньчжурии встретили понимание. Оккупация Маньчжурии, полагали там, является для Японии единственным выходом из социального и финансового кризисов. Маньчжурия — идеальный источник продовольствия и природный ресурсов для японской промышленности. Западные финансисты типа Тома Ламонта выразили поддержку действиям Японии в Маньчжурии, безапелляционно обвинив китайских военных в обострении напряженности. Президент США Гувер выступил с публичным осуждением действий Японии В Маньчжурии, и только. Маньчжурия стала японской вотчиной, император Пу И [36]сохранял над ней лишь видимость «власти».
Хирохито выразил озабоченность по поводу возможных международных экономических санкций и даже прямого военного конфликта с Америкой и Британией. Японский император потребовал от советников предоставления четких прогнозов развития событий «в случае объявления великими державами экономического эмбарго или открытых враждебных действий с их стороны». Пройдет еще десяток лет, и гром действительно грянет. Из записок помощников Хирохито следует: Хирохито еще до 1931 г. предвидел неизбежность войны с Западом в случае продолжения боевых действий своей армии на территории материковой Азии. Император, таким образом, фактически санкционировал преступные действия военных, ограничившись показушной «взбучкой виновников». Хирохито не являлся пассивным наблюдателем, он славословил свою «героическую армию» за то, что она «косила врага огнем, как сорную траву…». И заявлял: «Я глубоко ценю ее неколебимую верность».
По существу, реальное противодействие агрессивным действиям Японии оказал только Китай, объявивший бойкот японских товаров. В 1932 г. японский экспорт в Китай упал на 90 процентов. Японцев убивали на улицах китайских городов. В Шанхае устраивались символические казни Хирохито, по городу носили его портреты с бумажными кинжалами в сердце. Такую «прекрасную» возможность нельзя было упускать! Японские провокаторы, обрядившись буддийскими монахами, спровоцировали в Шанхае уличную потасовку, двух «монахов» убили. В это время японские военные корабли «как раз» стояли на рейде в шанхайском порту «для защиты японских коммерческих интересов», на реке Вангпо также имелось некоторое количество хорошо вооруженных японских кораблей. Моряки высадили десант, к нему присоединились около 30 тысяч японцев, проживающих в Шанхае. Сопротивление японцам оказали регулярные китайские войска, расквартированные в пригородах. Вскоре к японцам подошло пятидесятитысячное подкрепление. Город бомбила тяжелая артиллерия и авиация, целые кварталы стерли с лица земли. Несколько тысяч европейцев и американцев своими глазами наблюдали за происходящим из относительно безопасного городского района, так что если действия японских вояк в Маньчжурии сошли Токио с рук, то «умопомрачительные зверства» японцев в Шанхае осудило все мировое сообщество. Том Ламонт сокрушался по поводу «японской ошибки» (ошибки убивать на виду у Запада), «поставившей крест на предоставлении (в будущем] каких-либо новых кредитов [Токио], как на инвестициях, так и на банковских операциях». Посол Ёсида заявил: нападение на Шанхай явилось «грубейшим просчетом». В будущем, однако, такие «просчеты» будут повторяться снова и снова…
