Я засмеялась, но оказалось, что он не шутит.

Бенито посоветовали не связываться с мочой. Едкий запах отпугнет туристов, да и к тому же сейчас много и других реагентов. Однако еще не так давно несвежую мочу постоянно добавляли в чан с индиго в качестве восстановителя. В XVIII веке всю мочу для красильной промышленности получали на севере. Особо хорошо шла моча из городка Ньюкастл-апон-Тайн, славившегося углем и пивом. Жители его мочились во славу Англии. Трудно себе представить, что Лондон сам не мог обеспечить себя «желтым сырьем», кроме того, я не понимала, каким образом система сбора мочи была организована в самом Ньюкастле и как потом горшки с драгоценным сырьем везли в столицу на кораблях.

В остальных странах как-то обходились своими силами, включая и город Помпеи в первом веке нашей эры, где археологи обнаружили специальные горшки рядом с лавками красильщиков, чтобы прохожие могли внести свою лепту в дело окрашивания тканей. Бенито просто не догадывался, что у него под боком ходят два чудесных «источника» — младшие сыновья, поскольку особенно ценилась моча маленьких мальчиков.

Я объехала всю деревню, увидела ковры всех цветов радуги и услышала массу интересных историй. Почти над каждым домом висела табличка «индиго», но каждый из жителей спешил сообщить, что натуральные красители здесь использует только он, а соседи обманывают доверчивых покупателей. У меня глаза разбегались, и тут я случайно познакомилась с человеком, который мог ответить на все мои вопросы. Джон Форси работал в миссии методистской церкви уже много лет, но что самое важное — недавно написал книгу о красителях, которыми пользовалась молодая пара ткачей, получивших даже недавно приз за ковры. Он предложил представить меня своим друзьям-ткачам, и я с радостью согласилась.

Меня сразу поразила молодость мастеров. Марии Луизе двадцать семь, а Фидель еще на год младше. Пока ее супруг продолжал работать в другой комнате, Мария продемонстрировала нам готовые ковры и рассказала о том, как они с Фиделем начали свое дело. «Мы были тогда еще совсем юными и только-только поженились».

Супруги обладали нужными знаниями, их влекли мечты, а вот с деньгами было туго.

— Синтетические красители стоят дорого, и мы решили, зачем же тратить деньги, если мир вокруг полон бесплатных красок. — Тон Марии внезапно изменился: — То, что связано с красками, покрыто тайной. Я заметила, что если, к примеру, сердитый человек заглядывал в комнату, где мы красили шерсть, то портил все дело.

Я не поняла, что она имеет в виду, и обратилась за помощью к Джону, который с явным интересом рассматривал детали рисунка на одном из ковров в дальнем углу комнаты. Он неохотно перевел мне теорию Марии о том, что плохая энергетика мешает красителю закрепиться на ткани.

«Я сначала сама не поверила, но в прошлом году к нам приехали туристы из Японии, шумные такие, камерами щелкали без перерыва, и я никак не могла закрепить краситель».

Джону такие разговоры явно были не по душе, он не очень верил в подобные суеверия, но не хотел расстраивать друзей.

Когда я работала над этой главой в библиотеке университета Гонконга, рядом со мной сел какой-то очень шумный товарищ. Он с грохотом вынимал книги, шуршал пластиковым пакетом, ерзал на стуле, и у него постоянно звонил мобильный. В итоге я никак не могла сосредоточиться, ощутив на собственной шкуре, что чувствует индиго. Кстати, чувствами индиго наделяли в разных культурах. К примеру, на острове Ява считается, что индиго не любит, когда супруги ссорятся, в Бутане беременную женщину не подпускают к чану с краской, чтобы младенец в утробе не украл синий. Больше всего мне нравится рассказ о том, что женщины в горах Марокко пытаются задобрить испорченную краску, рассказывая ей всякие небылицы. Индиго вообще часто считают мистическим цветом. Вот вам, к примеру, такая загадка. Индиго — один из цветов радуги, но его как бы в ней и нет. Может, он не заслужил целой главы? И тем не менее я все же рада, что написала ее, ведь если приглядеться к радуге, то увидишь полоску цвета полночного неба там, где голубой переходит в фиолетовый, хотя многие со мной и не согласятся.

Индиго просочился в радугу во время Великой чумы. Тогда, в 1665–1666 годах, многое изменилось. В одном только Лондоне погибло около ста тысяч человек. Все университеты позакрывались, и двадцатитрехлетнего Исаака Ньютона в числе прочих студентов отправили домой. Вместо того чтобы учиться в Кембридже, он торчал в Линкольншире и пытался постичь смысл мира, который охватывало все большее безумие. Причем виной тому была не только чума. Ньютона воспитали в атмосфере пуританства, но в 1660 году коронация Чарлза I ознаменовала начало эпохи Реставрации с ее декадансом и экстравагантностью.

В тот год комната молодого Исаака стала средоточением знаний о мире. Именно здесь он подытожил свои измышления по поводу силы тяжести, начал формулировать теорию планет, а с помощью стеклянной призмы разложил луч белого света на составляющие и увеличил количество цветов в составе радуги до семи, добавив оранжевый и фиолетовый, поскольку число семь считалось счастливым с точки зрения нумерологии. Несмотря на то что Ньютон был серьезным ученым, он также увлекался магией и алхимией. Число шесть не годилось, ведь в неделе семь дней, на небе семь планет (Плутон и Уран тогда еще не открыли), в музыке семь нот. Разумеется, и цветов в спектре может быть только семь. Забавно, что в Китае таким магическим числом считалась пятерка: пять элементов, пять вкусов, пять музыкальных нот и пять цветов (черный, белый, красный, желтый и синий).

Но почему именно индиго? Что этот цвет значил для молодого Ньютона помимо того, что из чумных домов постоянно выносили трупы, словно окрашенные индиго? Ведь он мог выбрать, к примеру, бирюзовый, как границу между зеленым и голубым. Но Ньютон предпочел границу между голубым и фиолетовым и остановился на индиго. Сегодня индиго вызывает у нас ассоциации с ночным небом, с униформой моряков или с цветом первых джинсов, которые изначально красили именно индиго. Но как краситель индиго может давать различные оттенки, к примеру, английские красильщики различают огромное количество полутонов индиго: молочно-голубой, жемчужно-голубой, бледно-голубой, приглушенно-голубой, мазариновый (по названию минерала), темно-синий, — и это лишь некоторые из них. Кто знает, какой оттенок имел в виду Ньютон, когда давал название цвету в составе спектра.

Сидя в мраморных библиотеках, мыслители XIX века, спорили, почему у греков нет слова, обозначающего синий цвет. Прозвучало даже предположение о том, что греки не различали этот цвет. Тем почетнее для англичан, что их соотечественник рассмотрел в радуге аж два оттенка синего.

В мае 1860 года, сто шестнадцать лет спустя после того, как сельскохозяйственная культура, которую выбрала Элиза Лукас, изменила ход истории американской экономики, некий человек по имени Плауден Вестон выступал перед собравшимися в Индиго-Холле в Джорджтауне, штат Южная Каролина. Речь получилась скучная, и говорил оратор так долго, что публика начала клевать носом. Признаться, я и сама чуть не уснула, когда сто сорок один год спустя читала ее, устроившись в уютном уголке Нью-Йоркской публичной библиотеки. Меня интересовал только один момент — когда Вестон заговорил о ненужности Общества по производству индиго, к членам которого, собственно и обращался:

«Те выдающиеся люди, которые основали общество, скорее всего, считали, что бизнес, с помощью которого они сколотили состояние, переживет эту организацию, но ведь многие уже и не помнят, что значит культивировать индиго».

Аудитория вяло засмеялась. Но спустя всего два месяца те, кто отлично, хотя и не по своей воле, помнил, как культивировать индиго, подняли целый ряд мятежей. Дело в том, что в начале XIX века индиго вновь вернулся в Индию. Великобритания потеряла Америку и большую часть Вест-Индии, но англичанам все еще нужен был синий, и тогда кто-то в Ост-Индской компании решил, что вполне можно удовлетворять спрос красильной промышленности за счет Индии. Короче, индусам просто не повезло.