Он глянул исподлобья — что, наконец смирилась с их странным союзом? Верда этого еще сама не знала.

— Голодным я не останусь, — отозвался он.

Верда начала укладываться, привычно уминая сено в маленьком стожке. Вскинув глаза, увидела, что ее «раб» стоит перед ней с хмуро-озабоченным видом.

— Я должен ублажать тебя? — спросил напрямик.

Она сначала не поняла, а потом рассмеялась, тряся головой:

— Нет-нет, конечно, нет!

Он выдохнул с таким облегчением, что Верду это даже задело:

— Хорошо, а то ты мне совсем не по вкусу!

«Взаимно», — подумала Верда, надвигая на лицо капюшон. Одним из главных требований была ее неприметность…

Как засыпала, так и просыпалась она сразу — просто закрывала и открывала глаза. В воздухе витал аромат жареного мяса, и ее живот отозвался голодной судорогой. «Раб» сидел на корточках у костра, сосредоточенно поворачивая насаженную на палку тушку кролика.

— Иди завтракать! — сказал, не оборачиваясь.

— Как ты его поймал? — Верда присела рядом, скрестив ноги. «Раб» хмыкнул.

— Стащил из охотничьих силков.

Она взглянула озабоченно: получалось, что теперь она отвечает за его поступки. Но как Верда могла его контролировать? Будет ли он действительно повиноваться ей? Старшие и мудрые говорили, что не следует оказывать помощь, если ее не просят. И не следует отказываться, если ее предлагают. Она нарушила первое правило и теперь собиралась нарушить второе. Хотя… До сих пор ей удавалось избегать неприятностей — благодаря осторожности и Защите, — но будет ли так всегда? Не окажутся ли однажды его сила и умение поистине неоценимы? Хотя он не испытывал к ней ни благодарности, ни приязни, его Верда не опасалась: в дни беззакония старые обычаи приобрели неожиданную силу, подчиняя и тех, кто в иное время лишь посмеялся бы над ними…

Монахиня ела так же неторопливо и экономно, как двигалась. Глядя на нее, он тоже умерил свой аппетит — кажется, у хозяйки действительно нет денег, и все заботы о пропитании лягут на него.

Откидывая со лба жесткие от пыли волосы, Верда наблюдала, как он привычно уничтожает следы ночлега. Навык солдата — или разбойника?

Пока Верда шла в одиночку, она была одной из многих паломников и странников, движущихся в столицу. Но монахиня, сопровождаемая воином…

Выпрямившись, он хмуро встретил ее взгляд — она могла колебаться, у него просто не было другого выбора.

— Как тебя зовут? — спросила она.

Он помедлил, не желая отдавать то единственное, что у него еще оставалось.

— Кай.

— Я Верда. Пошли… Кай, — сказала она, отворачиваясь и легко вздыхая. Что ж, решение принято, и только будущее покажет, было ли оно верным.

— Тебе обязательно туда идти?

Кай вглядывался в шумящую на площади ярмарку.

— Нужно купить тебе хоть какую-то одежду… и еще по мелочи. Но если не хочешь встретить знакомых, подожди меня здесь.

Знакомых! Он скривил губы. Да уж, его прекрасно знает вся округа! То-то смеху будет — Полковник, стреноженный монашкой! Никто не упустит случая повеселиться! Верда смотрела со спокойным пониманием, что заставило его решиться — рано или поздно все равно придется пройти через это.

— Идем вместе.

Он шел за ней, глядя в землю; не поднимал глаз, когда хозяйка торговалась со старьевщиком, покупая ему плащ. Его он накинул, едва Верда вошла в лавку. Накинул, надвинул капюшон; присев у стены, следил за ногами снующих мимо прохожих. Конечно, зря он явился сюда. Совсем недавно везли его в железной клетке через это село (как и через десятки других) — для увеселения и устрашения. Если уж поймали самого Полковника Кая, значит, крепнет закон и порядок…

Не прошло и нескольких минут, как перед ним остановилась пара ног. Чуть поодаль — несколько других. Кай поднял голову, поглядел и начал вставать.

— Ага! — сказал широкобородый мужик, уперев кулаки в бока. — Полковник Кай! Живой, значит? А говорят, всех твоих дружков вздернули на осинах по тракту!

— Ишь ты, — сказал Кай равнодушно.

— А тебя, говорят, взяла какая-то монашка? Видать, немало тебе пришлось потрудиться ночью, чтобы она не передумала, а? Говорят, ты теперь должен ей ноги мыть и воду пить всю свою оставшуюся паршивую жизнь?

— Много чего говорят, — согласился Кай.

— А еще говорят, что при тебе теперь ни меча, ни ножа, и мы, с позволения твоей хозяйки, можем чуток повеселиться?

Взгляд Кая двигался по быстро окружавшим их зевакам: как же, законная игрушка для добропорядочных граждан! Бородатый помахал мечом перед лицом Полковника.

— Если мы немножко пустим кровь, тебе это пойдет на пользу, а?

Легкий взмах крест-накрест рассек кожу на голой груди Кая. Толпа радостно ахнула, Кай зашипел…

Верда, вышедшая из лавки, оцепенела: возбужденно ворча, щетинясь ножами и чем под руку попало, толпа подступала к прижимавшемуся к стене Каю. Его бородатый пленник хрипел, вцепившись в руку, жестким хватом захлестнувшую ему горло. В правой руке Кая был меч.

— Ну, кто следующий в очередь повеселиться? — услышала Верда его язвительный голос. — Кто еще хочет пустить мне кровь?

Весельчаков что-то не находилось. Верда всплеснула руками, выпустив драгоценного почтового голубя.

— Кай, брось его! Кай!

Спрыгнув с высокого крыльца, монахиня поспешно и безбоязненно отводила с пути оружие.

— Пустите меня… пустите… он мой.

Остановилась перед ощерившимся Каем.

— Кай?!

Он мотнул головой, не спуская глаз с толпящихся за ее спиной людей, но все же опустил руку. Пленник повалился на колени, схватившись за горло и судорожно вздыхая.

— Что здесь происходит? С дороги!

Люди заоглядывались, расступаясь — сквозь толпу пробирались солдаты порядка. Верда выпалила прежде, чем кто успел и слово молвить:

— Прошу правосудия и защиты! Они напали на моего раба!

Офицер смотрел за ее спину, и на его озабоченном лице проступала усмешка.

— Вот это — раб? Полковник Кай? Кто тут на кого напал? Смотри, как он отделал беднягу!

— Он мой раб, — твердила Верда, — никто не имеет права причинять ему вред!

— Это ты следи, чтобы твой раб никому ничего не повредил, монашка! Ты что, не знаешь, кто он такой?

— Мой раб. Сейчас он — мой раб.

— Самоубийца, — буркнул офицер. — Эй, брось меч, Полковник!

— Они не имеют права отбирать меч! — крикнул Кай. Обернувшаяся Верда толкнула его в учащенно дышащую, липкую от крови грудь — Кай попятился. Сверкнул на нее глазами. — Скажи им!

Не попросил — приказал едва ли тоном пониже. Вздохнув, Верда произнесла рассудительно:

— Он прав. Он был без оружия, но справился с нападавшим и отобрал меч. Меч — его по праву.

— Рабы не носят оружия.

— А если его хозяину потребуется защита?

— Гм… — произнес офицер, веселея. — Тебе, я смотрю, повезло, Полковник! Меч остается у него! В другой раз не будете задирать чужих рабов! Расходитесь, нечего глазеть!

— Спасибо, офицер. Пошли.

— Монахиня… погоди-ка.

Стоявший за Вердой Кай почувствовал, как напряглась ее спина.

— Идешь в столицу на праздник?

— Да, офицер.

— Наверное, на суд к королю?

— И это правда, офицер.

— И что ты собираешься просить? Денег? Земель для своей церкви? — с ленивой усмешкой спросил офицер. Но во взгляде, цепко изучающем одежду Верды, ее скрытое тенью волос лицо, усмешки не было, и Кай насторожился.

— Правосудия, — тихо сказала Верда. — Мы можем идти?

Некоторое время офицер не сводил внимательных глаз с ее лица. Потом, внезапно потеряв интерес, отвернулся.

— Ступай, да получше приглядывай за своим рабом, монахиня!

Верда молча потянула Кая за рукав. Он ожидал упреков, но, свернув за угол дома, хозяйка ускорила шаг.

— Быстрей! Мы должны выбраться отсюда, пока они не передумали!

Она так спешила, что даже забыла коснуться священного камня на выходе из деревни. Верда знала, что сейчас офицер входит в лавку и озадаченный торговец говорит, какого именно почтового голубя попросила монашка.