На кухне Антуанетта поморщила нос от отвращения, взглянув на беспорядок, оставленный другими жильцами: грязные тарелки были кучей свалены в раковину, а весь кухонный стол из огнеупорного пластика усеян комками застывшей еды от поспешного ужина. Она тщетно пыталась найти чистую чашку, затем со вздохом вынула одну из пенистой воды в раковине и сполоснула ее под краном. Поставив чайник и положив в тостер немного хлеба, она ждала, пока приготовится ее завтрак, испытывая тоску по дому.
«Но это была жизнь до еговозвращения, — напомнила себе Антуанетта. — Здесь мне гораздо лучше». Заварив чай и намазав маслом хлеб, она отнесла завтрак к себе в комнату. Поев, Антуанетта оделась и сложила в новую сумку учебники, которые были нужны для занятий.
Колледж находился в тридцати минутах ходьбы, и в целях экономии Антуанетта решила добираться туда пешком. Был прекрасный осенний день, и когда она шла по улицам Белфаста, у нее поднялось настроение. Наконец она почувствовала себя студенткой, которой так давно мечтала стать.
Пальцы Антуанетты, неуклюже передвигаясь, стучали по черным металлическим пластинкам, которыми была закрыта клавиатура.
«Сосредоточься», — говорила она себе, глядя в учебник и ударяя пальцами по нужным клавишам. «А, S, D, F», — бормотала она, а затем передвигала пальцы на G, H, J и L. Антуанетта вздохнула. «Как люди могут так мучить себя каждый день, стуча на этих машинках? Как научиться делать это правильно? Это просто невозможно», — думала она, повторяя ненавистное упражнение.
— Сосредоточься, Антуанетта, — сказала госпожа Элиот строгим голосом, прогуливаясь вперед-назад между столами и внимательно наблюдая за успехами каждой девушки. — Цель этого упражнения — точность, а не скорость, — в сотый раз повторила она.
Казалось, что маленькая печатная машинка издевается над Антуанеттой, когда ее пальцы старались попасть в общий ритм. Прошло сорок пять минут. На улице светило солнце, а в комнате двадцать аккуратно причесанных голов без единого начеса склонились над заданием. Сорок рук ритмично двигались, за исключением двух, принадлежащих Антуанетте, с непослушными пальцами, которые, казалось, распухли за ночь. Каким-то образом они стали совершенно неуправляемыми, постоянно соскальзывали с клавиатуры и не слушались ее.
Наконец урок машинописи был окончен. За ним следовал урок стенографии. Открыв учебник, Антуанетта с недоумением разглядывала бесчисленные, ничего не значащие закорючки.
«Разве я когда-нибудь смогу научиться этому?» — в отчаянии думала она, пытаясь овладеть странными наклонными знаками системы Питмана с точками и крючками. Она знала, что должна их освоить. Чтобы устроиться на работу, ей был необходим сертификат, где будет указано, что она прошла курс стенографии. Антуанетта решила, что, когда будет искать работу в следующий раз, обязательно вооружится результатами экзаменов. Хватит обслуживать столы!
В конце первого занятия она чувствовала, что может начать письмо: «Дорогой г-н Смит…», но как закончить его — было для нее загадкой.
Последним уроком до обеда было делопроизводство, и тогда она могла расслабиться. Работая в кафе, Антуанетта постоянно имела дело со счетами и привыкла хорошо считать в уме. К своему удовлетворению, она заметила, что была единственной, кто дружил с цифрами, и ей приходилось сдерживать невольную улыбку. Она не хотела привлекать к себе внимание и объяснять, где научилась так хорошо считать в уме. «Годы работы официанткой и сложение в уме бесконечных счетов», — был бы честный ответ, но она никогда бы не ответила так.
Наконец наступил долгожданный перерыв на обед. Антуанетта, увидев, как другие девушки собираются группками и о чем-то договариваются, быстро схватила книгу и ушла в ближайшее кафе. Ей не хотелось общаться с другими студентками: пришлось бы отвечать на неприятные вопросы, которых она старалась избежать. Другие девушки не поняли бы ее обстоятельств и того, что она живет одна в съемной комнате. Антуанетта знала, какие дома у большинства из них: серебряные столовые приборы в буфете, толстые ковры на полу и горящий огонь в камине. Их дома пахли воском и цветами, а по вечерам из их кухонь доносились ароматы готовящегося ужина.
В отличие от Антуанетты, этим девушкам не нужно было беспокоиться о стоимости продуктов, вносить арендную плату и думать, сколько монеток нужно отложить на счетчик воды. И, конечно, никто из них не приходил пешком в колледж, чтобы сэкономить на проезде. Нет, их с утра привозили на машинах, а когда они возвращались домой, их встречали любящие родители, которые интересовались успехами своих дочерей.
Антуанетта видела, в каких домах жили эти девушки. Во время вечерних прогулок, пытаясь избежать одиночества в пустой комнате, она бродила по окраине Белфаста, где стояли дома людей, принадлежащих к среднему классу. Она проходила мимо домов, где жили такие же девушки, как ее сокурсницы. Сквозь большие окна она видела мягкие огни, отбрасывающие блики на сидящих за столом людей, увлеченных ужином и друг другом.
У девушек из таких домов был тот неповторимый лоск, который дает беззаботная жизнь. Антуанетта чувствовала их уверенность в себе. Их жизнь была заранее распланирована: для мальчиков — университет, а потом высокооплачиваемая работа и карьера; для их сестер — благородная и не слишком обременительная работа, а потом замужество и заботы о семье.
Антуанетта обедала в кафе и размышляла о своем мрачном временном пристанище: общая кухня с постоянной горой немытой посуды, туалет, куда нужно было идти со своим рулоном туалетной бумаги, и общая ванная комната со старой ванной. Она представила ободок из грязной пены, оставленный жильцами, которые, видимо, были слишком заняты, чтобы вымыть за собой. Когда Антуанетта вспоминала свою пустую комнату, где никто не ждал ее, где не было даже собаки, она чувствовала тоску. Над ней нависала удушающая волна одиночества.
Антуанетта отгоняла от себя это чувство и представляла другую картину. Она видела себя, отлично подготовленную, с блестящими волосами и красивым маникюром, пишущую под диктовку молодого симпатичного директора в современном офисе. Она представляла, как уходит с записной книжкой в руке, садится за блестящую, современную, электрическую печатную машинку, на которой не закрыты клавиши. Антуанетта видела, как быстро двигаются ее пальцы, когда она печатает письмо без единой ошибки, как отдает его директору на подпись и слышит, как он говорит с улыбкой: «Не знаю, что бы я без вас делал».
Эта мечта не покидала Антуанетту, пока она пила вторую чашку кофе и шла обратно в колледж.
Приближался конец семестра, а вместе с ним и первые экзамены. Антуанетте курс показался скучным и однообразным, и она решила уйти из колледжа и найти работу. Она могла не заканчивать полный курс, длившийся год, а уйти с сертификатом, где было бы указано, что она является профессиональной машинисткой, знает основы делопроизводства и умеет стенографировать. Этого достаточно, чтобы устроиться секретарем, думала Антуанетта. Ей не терпелось начать зарабатывать и сменить жилье. В своей комнате она физически ощущала одиночество, которое просто убивало ее. У нее не было друзей в колледже, она даже и не пыталась их завести. Ей казалось, что лучше держаться в стороне. Антуанетта переживала все внутри себя и старалась сосредоточиться только на будущем, которое, несомненно, должно быть лучше настоящего.
В конце семестра Антуанетта сдала экзамены и покинула колледж. Она не жалела, что уходит, несмотря на то что так долго мечтала учиться в нем. Она получила то, что ей было нужно. Имея на руках свидетельство об образовании и персональную рекомендацию от госпожи Элиот, Антуанетта начала поиски работы и быстро нашла место секретаря на ресепшен в маленькой парикмахерской.
Работа была несложной, а персонал довольно дружелюбным. Девушки, работающие там, были не похожи на ее сокурсниц из колледжа. Они больше походили на подруг Антуанетты, с которыми когда-то она ходила на танцы. Но, пообщавшись с ними, Антуанетта почувствовала разницу. Раньше, когда она ходила на танцы, то для уверенности всегда выпивала несколько укрепляющих порций крепкого алкоголя, чего не могла сделать теперь, в дневное время, а без наигранной храбрости, которую дает градус, от ее уверенности не оставалось и следа. Она не могла присоединиться к компании и поддержать легкомысленную болтовню стилистов. В результате они стали считать ее необщительной и странной и после нескольких попыток подружиться перестали обращать на нее внимание.
