– Вы ошибаетесь, Олти.

Бокал стукнулся о зубы его сиятельства, когда он сделал второй глоток.

– Нет, я не ошибаюсь, – заметил Люк, слегка наклоняясь вперед. – Перестаньте раздражать меня. Мне очень хочется вызвать вас, но от этого всегда получается много шума и, честно говоря, вы не стоите такого беспокойства. Я понимаю, вы решили, что недурно будет, послав ваш неприличный подарок, улизнуть из Лондона. Может быть, вы считали, что я никогда об этом не узнаю, что, в конце концов, ей будет просто неловко рассказать мне об этом. Вы действительно думали, что она мне ничего не расскажет?

Фитч покачал головой, и Люк не понял, что эго означает отрицание или согласие, но ему было все равно. День был совсем не жаркий, но граф потел совершенно несоответственно погоде, на его бледном лбу выступили капли пота.

– Леди Бруэр неприкосновенна. Вам это ясно? Это касается ее личности и душевного спокойствия. Я решил, что будет достаточно, если вы увидите, что я нахожу интерес в ее очаровательном обществе. Это бегство говорит о том, что вам не удалось осознать серьезность ваших поступков. Я намерен убедиться, что это не повторится.

Было ясно, что лорд Фитч, как большинство хулиганов, не ожидал, что его поступкам дадут отпор.

– Меня не интересует леди Бруэр,- слабым голосом проговорил он. – Совершенно не интересует.

– A-а… наконец-то. Именно это я и хотел услышать. Если вы все-таки проявите ваш интерес к ней в будущем, мы не будем больше с вами вот так беседовать, но уладим это дело гораздо менее цивилизованным способом, как мужчина с мужчиной. Поскольку мы договорились об этом, мне остается выяснить только одну незначительную деталь, прежде чем я оставлю вас наедине с вашим виски. Каким образом вы завладели дневником?

– Я никогда… – Фитч остановился на середине фразы, подумал – бокал дрожал в его руке – и договорил кратко: – Я нашел его, Олти, черт бы вас побрал.

Годы, проведенные на войне, научили Люка разбираться в самых разных людях, и не только в солдатах и офицерах-пехотинцах, но и в так называемых джентльменах. Люк понял это после возвращения из Испании.

– Где? – спокойно спросил Люк, чувствуя, что Фитч говорит правду.

– В нашем клубе. Он лежал на столе. В тот день я пришел одним из первых и увидел его. Вот я и взял его себе.

– Когда это было?

Фитч пожал плечами, но приободрился, заметив, что Люк поверил ему.

– Примерно три месяца назад.

И бедняжка Мэдлин терпела оскорбления этого человека целых три месяца?

– А вам никогда не приходило в голову, что нужно вернуть его леди Бруэр? – Люк с отвращением вскочил на ноги. – Не утруждайте себя, выдумывая ответ, потому что мы с вами оба знаем, каким он будет.

И он ушел, не сказав больше ни слова, задержавшись только для того, чтобы отдать служанке деньги на тот случай, если мерзавец Фитч вздумает настаивать, что это не он заказывал виски, и откажется платить. Достигнув своей цели, Люк отправился обратно в Лондон, и поездка вовсе не показалась ему короткой.

Кто-то оставил дневник лорда Бруэра на столе в их клубе – нарочно? Случайно? И, самое важное, как, черт побери, получилось, что кто-то завладел им?

Фитч хотя бы позаботился о дневнике, но теперь на поверхность выплыла новая проблема.

Проклятие.

К их маленькому обществу присоединился еще один человек, и это не очень понравилось Мэдлин. Нельзя сказать, что Элис действительно вызывала у нее антипатию, но им никогда не удавалось сблизиться, несмотря на семейные узы.

– Вы хорошо выглядите.

Элис сидела на бархатном сиденье в семейной ложе, на что она теоретически имела право, будучи членом семьи Мей, Марта с мужем уехали в имение, и Мэдлин пригласила свою мать и тетю Иду сопровождать ее в оперу, но и не ожидала, что к ним присоединится еще кто-то. Элис была дочерью дяди ее покойного супруга и тоже молодой вдовой.

– Кажется, мы очень долго не виделись с вами, Мэд.

Когда кто-то называл ее прозвищем, которое дал ей Колин, это звучало совсем по-другому.

«Теперь еще одно прозвище – Мэджи… Манера Люка раздражать меня, но я уже к ней привыкаю…»

Возможно, решила Мэдлин, ей даже нравится это прозвище, особенно когда он произносит его своим особым, глубоким голосом, обнимая ее, и их тела двигаются в чувственном слиянии…

Теперь не время думать об этом.

– Я слышала, вы путешествовали, – безразлично проговорила она, глядя на дружелюбно улыбающуюся собеседницу с легкой настороженностью.

Элис Стюарт была родственницей по мужу, но между ними всегда оставалась некоторая дистанция и Мэдлин так и не понимала, почему.

– Немного, по разным местам, – подтвердила Элис.

Это была грациозная красавица с темными волосами и утонченным лицом, примерно того же возраста, что и Мэдлин. Ее муж вскоре после того как они поженились, умер от какой-то внезапной болезни, совсем как Колин.

– Хорошо, что вы вернулись в Лондон, – приветливо сказала мать Мэдлин.

– Приятно вернуться сюда, хотя кажется, что я пропустила что-то волнующее. А где лорд Олти?

В голосе Элис слышалось легкое любопытство.

– Его нет в Лондоне, – спокойно пояснила Мэдлин, не понимая, вызвана ли легкая досада, которую она ощутила, тем, что она так чувствительна к этому предмету разговора. Не осуждает ли ее Элис? – Хотя, признаться, я не слежу за расписанием его жизни и понятия не имею, куда он поехал.

– Сколько назойливых взглядов. – Мать Мэдлин томно обмахивалась веером. – Вы заметили, с каким любопытством на вас смотрят?

Конечно, Мэдлин уже заметила эти взгляды. Заметила она и театральные бинокли, направленные на нее.

– Быть может, дело в моем платье, – сухо возразила она, имея в виду новое платье из золотистого шелка с мелкими жемчужинками по краю коротких рукавов и вырезу. Его принесли только сегодня утром, и она осталась им чрезвычайно довольна, потому что ткань очень подходила к подаренным Люком серьгам. – Но, признаюсь, я не понимаю, почему все так поднимают брови – ведь мо декольте очень скромно по сравнению с декольте Габриэллы Фонтэн.

– Вы хотите, чтобы вас оценивали по этому образцу? – едко заметила тетя Ида.

– Не хочу, – согласилась Мэдлин. – Хотя мне кажется, она очень хороша.

– Мы, бесспорно, в состоянии оценить всю меру ее очарования, потому что бюст у нее просто вываливается из платья. – Осуждающий взгляд Иды обвел заполненные ложи. – Без сомнения, она оделась, чтобы произвести фурор. Здесь сегодня весь свет. Конечно, кроме лорда Олти.

Вот и объяснение, подумала Мэдлин. За несколько недель она впервые появилась в свете без него. Они обращали на себя внимание, появляясь вдвоем, но появившись без него, она стала объектом еще большего внимания.

– Без сомнения, все шепчутся о том, потерял ли он уже интерес ко мне или нет. Не дать ли мне объявление в «Таймс», что он просто уехал на несколько дней из Лондона?

– А еще лучше будет дать объявление о помолвке, – язвительно заметила ее мать, резким жестом складывая веер. – Тревор очень мил, но ему всего семь лет. Хорошо было бы, если бы в семье появился мужчина.

Элис прошептала:

– Это серьезно, да?

От таких размышлений лучше было бы воздержаться.

– Я знаю ваше мнение по этому поводу, мама, а вы знаете мое. Мы с виконтом – друзья. И не нужно надеяться на что-то большее.

Мэдлин говорила твердо, но в глубине души вовсе не испытывала уверенности. Ее пугало, что эта его поездка так повлияла на ее жизнь.

После смерти Колина она была одинока в течение нескольких лет. Как могло короткое отсутствие Люка возыметь такое сильное воздействие?

Это любовь, конечно. Какая радость – снова испытать это чувство. Сочетание наслаждения и боли, совершенно отличное оттого, что она чувствовала с Колином, но такое же волнующее.

Правда заключалась в том, что она не могла дождаться возвращения Люка.

– Я, право же, надеюсь, Мэдлин, что этот вечер послужит напоминанием о том, что думают все, – с недовольным видом сказала мать.